Киаран неровно выдыхает. Интересно, он тоже вспоминает? Думает ли он о каждом слове, которые мы когда-либо сказали друг другу, о каждом обещании, что мы когда-либо дали? Интересно, видит ли он то место внутри меня, которое создал и которое принадлежит ему, и всегда будет принадлежать? И он не завладел им силой или по принуждению. Он уносил по маленькому кусочку, пока не унес слишком много, прежде чем я поняла, что отдала ему все свое сердце. Отдала ему всю мою душу. Я отдала ему каждую частичку себя, которая у меня была.

Киаран резко отворачивается в сторону, все его тело напрягается. Словно он берет над собой контроль, ну или, по крайней мере, пытается.

Затем он снова смотрит на меня, и выражение его лица слишком ровное, слишком сдержанное и нечитаемое. Хватаюсь за стол, не способная бежать. Не способная отступить. Не готовая сделать шаг вперед.

Голос Эйтинне в моей голове напоминает оставаться осмотрительной: "Неважно, насколько нормальным он может казаться по началу, его голод всегда побеждает. Всегда."

Он сейчас Киаран? Или Кадамах?

— Привет, — говорю я тихо.

Он целенаправленно шагает ко мне с суровым проблеском во взгляде. Угрожая? Не могу сказать. Не знаю. Хватаюсь за рукоятку меча в предупреждении, но он и взгляда не ведет на это.

"Его голод всегда побеждает. Всегда."

Вытаскиваю лезвие из ножен. На расстоянии дыхания, кончик прижимается к основанию его шеи.

Киаран замирает. Он пристально смотрит в мои глаза, и выражение его лица смягчается.

— Кэм, — шепчет он.

Это все, что мне нужно услышать. Единичный слог, как заявление между нами, признание. "Я скучал по тебе", и "Я все еще здесь", и "Я все еще я."

Роняю меч, и он грохочет по полу, тут же забытый.

Мои первые слова произнесены сквозь слезы.

— Я вошла в эту комнату, чтобы задать тебе раздражающие вопросы. Ты все еще ты?

Киаран произносит что-то шепотом, молитву? Затем шагает вперед, прижимая свой лоб к моему, и оборачивая руки вокруг моей талии.

— Уже не знаю. Спроси меня другой раздражающий вопрос. Засыпь меня ими.

Издаю смешок.

— О, Слава Богу. Беспокоилась, что мне придется вызвать тебя на дуэль.

— Ты все еще можешь, — он закрывает глаза, как будто наслаждается звуком моего голоса. — Я получаю удовольствие от хорошей дуэли, ты ведь тоже?

— Мечи или рукопашная, МакКей?

Его улыбка — самое прекрасное, что я когда-либо видела.

— И то, и другое. Неважно. Мне все равно. Просто хочу тебя, — обхватывает мою щеку. — Кэм, — произносит мое имя так, будто не может произнести его достаточно. Словно, это его молитва. Как будто я — его спасение. Затем голосом, чуть слышнее шепота: — прикоснись ко мне.

Скольжу кончиками пальцев по линии его челюсти, мой большой палец пересекает его нижнюю губу. Выигрываю время, прежде чем объясню ему все. Мне столько нужно сказать.

— Ты, наверное, задаешься вопросом…

— Не заканчивай пока свое предложение, — говорит Киаран, нежно подталкивая меня к столу. Он оттягивает ворот моей рубашки в сторону, чтобы прижаться поцелуем к моему плечу. — Вместо него, я предпочитаю это.

— Ты даже не представляешь, что я собиралась сказать.

— Что-то о том, как ты ожила, почему твои глаза выглядят подобным образом, и почему твоя сила ощущается по-другому, — губы Киарана следуют к моей ключице, когда он начинает расстегивать мою рубашку. Целуя ниже, пока не обнаруживает шрам над моим сердцем. Когда он отшатывается назад, чтобы посмотреть на него, черное кольцо вокруг его радужки наливается кровью, и волоски на моем теле встают дыбом. Никогда прежде не видела, чтобы его глаза делали так.

— Это так же касается наших миров, висящих на волоске, наших жизней и неизбежного утомительного сражения. У меня правильное представление?

— Боюсь, что так.

Радужки глаз Киарана снова становятся лиловыми.

— Тогда не говори мне пока. Я бы предпочел притвориться хотя бы на краткий момент, что мир может сам себя исправить, — он наклоняется ближе, кончики пальцев проходятся по моему шраму и скользят ниже, ниже и ниже, расстегивая. — Прикоснись ко мне сильней. Целуй меня. Произноси мое имя, — каждая просьба сопровождается еще одним горячим касанием его губ, рук и новой расстегнутой пуговицей. Еще одной. И еще. — Мне нужно быть уверенным.

— В чем?

— Что ты реальна, — затем он прижимается мучительно нежным поцелуем к моим губам, который я едва чувствую. Потом еще одним, сильнее. — Скажи мне, что ты реальна.

— Я реальна, — шепчу я. — Все еще здесь. Могу задать тебе еще больше вопросов, если хочешь.

— Позже, — говорит он.

Затем губы Киарана оказываются на моих. Жестко. Отчаянно. Словно он не может получить достаточно меня; как будто я собираюсь исчезнуть, как будто бы в любой момент он может проснуться и меня здесь не будет.

Киаран целует так, словно потеряет меня снова.

Он не нежен. В нем нет мягкости, нет сомнений, нет деликатных прикосновений. И я не хочу доброты. Не хочу нежности. Мое желание такое же яростное, такое же требовательное. Хватаю заднюю часть его рубашки, грубо впиваясь в нее своими ногтями. Больше. Я хочу больше. Мне нужно это. Мне нужен он.

Отступаю только на краткий миг, чтобы стянуть с себя рубашку, остальную мою одежду и его. Затем остается только кожа Киарана напротив моей, и мы сгораем, целуемся, кусаемся, цепляемся друг за друга. Это не физическая пожирающая потребность, а благословение: "да", "сейчас", "еще".

Киаран поднимает меня на край стола. Пешки раскатываются по карте, Королева с резким стуком падает на пол.

Затем Киаран входит в меня, руки сильно сжимают мои бедра. Когда он прижимается губами к моему горлу, в моей голове проносится картинка из сна. Его губы, вонзающиеся в мою кожу, пускающие кровь. Слегка напрягаюсь, неуверенная.

Но он только шепчет:

— Не исчезай снова, Кэм. Не исчезай.

Глава 18

Позже, когда мои глаза тяжелеют от сна, говорю Киарану:

— Теперь мне следует закончить то предложение?

Киаран обнимает меня сзади, проводя кончиками пальцев по линии плеч. Мы в его кровати, и это ощущается так, словно мы вернулись в мой сон. Как будто ничего из этого не реально, и мы находимся в отдельном пространстве, отделенном от всего мира. В коконе красивой лжи.