© Нацаренус О., перевод на русский язык, 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

Один умный человек сказал, что смерть начинается уже с рождения. Когда я услышал эти слова, то перестал к чему-либо стремиться. Но потом забыл об этом. К счастью, я довольно много чего забываю.

Ноябрь – мой любимый месяц. Я люблю, когда наконец-то становится холодно, когда влажный туман ложится на улицы, а деревья обнажают свои черные ветви и сучья, стоя на обочине дороги, как скелеты птиц. Я не знаю, почему сравниваю их со скелетами птиц, ведь птицы стоят на двух ногах, если только речь не идет об аисте. Этим сравнением по большей части я имею в виду ощущение мрачной бренности, но в то же время приятной прохлады и покоя. Ученые, эзотерики или люди, у которых есть что сказать по этому поводу, пожалуй, станут утверждать, что причина моей любви к поздней осени – мое рождение в ноябре. Но есть во мне что-то и от мартовского кота. Мои любимые цветы – васильки, а любимые деревья – березы. В этом я уже разобрался.

А еще я люблю автомобили. Определиться более конкретно, какие именно, затруднительно, потому что мне нравятся очень многие машины. Я – настоящий автолюбитель. Но установить сейчас, каких именно автомобилей я любитель, не представляется возможным. Мои предпочтения постоянно меняются, и они всегда зависят от обстоятельств. Я даже не хочу ездить на любимом мною автомобиле. Для меня достаточный повод для радости – просто видеть его или даже только думать о нем. Правда, я не уверен, всегда ли так же радуюсь, когда думаю о васильках, ведь на самом деле я радуюсь вообще всему, а цветок уже заведомо не может раздражать меня. Я нахожу замечательным все, что создает природа, и каждый день я счастлив оттого, что живу и имею возможность смотреть на все это. Особенно мне нравятся чайки. Паря на ветру, они умеют быть жутко элегантными. Я с удовольствием любуюсь на них, когда лежу на берегу Балтийского моря. К сожалению, из-за своей худобы я быстро замерзаю, лежать становится холодно, и приходится вставать. Поэтому никогда не могу вдоволь насладиться этим зрелищем.

И все же у меня есть любимый автомобиль, Tatra 603. Будучи школьником, почти каждое утро я видел, на этих авто руководство ГДР проезжало по Грайфсвальдер-штрассе на работу. В это время нельзя было перейти на противоположную сторону, потому что, пока следовал эскорт, полиция полностью блокировала улицу, и это затягивалось минут на пятнадцать или даже дольше. А если в Берлин с визитом прибывала государственная делегация, то я с большим удовольствием шел на Шёнхаузер-аллее, чтобы постоять там в качестве заграждения. Во-первых, в это время шли занятия в школе, а во-вторых, можно было смотреть на эти восхитительные автомобили в непосредственной близости от них. К сожалению, они всегда так быстро проезжали мимо меня! На самом деле я почти ничего не успевал разглядеть как следует. Чтобы уловить эти короткие мгновения, нам приходилось несоизмеримо долго ожидать. Организаторы мероприятия заботились о том, чтобы во время проезда делегации среди стоящей публики не было пустых мест. Уже за час до этого нас расставляли на нужные позиции. В большинстве случаев главы государств сидели в открытой «Чайке». Мне кажется, это название звучит очень женственно. Если погода была плохая, я видел лишь машущую руку в окне автомобиля. Но машины были действительно классные. В то время я не мог даже мечтать о том, чтобы однажды посидеть в таком большом автомобиле. Это все еще были времена ГДР.

Получается так, что в этом повествовании я постоянно сам себе противоречу. Причина этого – мой мозг. В него постоянно приходят новые воспоминания и сразу же куда-то откладываются. И когда я ищу какое-либо воспоминание, то не всегда нахожу, потому что на его месте уже оказывается другое. Я сталкиваюсь с чем-то совсем иным, смешанным с чувствами из другого времени и с совершенно другими событиями. Я не в состоянии очистить от этого свой мозг – ведь я не могу войти в него и навести порядок. Иногда там даже что-то гниет, а после выходит наружу.

А может быть, я лежу в коме и воссоздаю все свои впечатления, словно сон наяву. Следовательно, то же самое происходит и с теми воспоминаниями, которые я сейчас здесь записываю. А может быть, даже с тем фактом, что я вообще сейчас что-то записываю. Доказать себе, что это действительно мои впечатления, я не в состоянии: ведь каждый, кто мог бы это подтвердить, возможно, тоже существует лишь в моем воображении. Но если я действительно существую в реальности, то слишком многое из того, что я вижу, я видеть не хотел бы. Совсем. Возможно, поэтому я уже очень давно строю свой собственный мир.

К примеру, как-то раз, когда мы играли с группой в Нью-Йорке, я воспользовался свободным временем и ранним утром отправился прогуляться по Центральному парку. Я нашел прекрасную дорогу, которая вела вокруг идиллического озера. Я неторопливо шел по ней, при этом все встречающиеся на моем пути бегуны что-то выкрикивали. Оборачиваясь, я радостно приветствовал их. Я был в восторге от доброжелательности американцев. Это продолжалось до тех пор, пока охранник парка не остановил меня. Он объяснил, что я иду против движения, создавая препятствие бегущим. Именно это, как оказалось, и кричали мне бегуны.

То же самое и со временем. Один знакомый рассказал мне, что когда-то он (или его отец, точно не помню) работал во Франции на ферме. Каждое утро хозяин, просыпаясь первым, заводил большие настенные часы. Из-за несовершенной механики эти часы шли не очень долго и каждую ночь останавливались. Поэтому утром, когда хозяин вставал, он всегда ставил часы на шесть. Ему было безразлично, сколько времени показывали часы у других людей. Таким образом, на ферме устанавливалось свое собственное время, но это не вызывало никаких сложностей у работников. Когда подавали обед, все приходили вовремя.

Сейчас я не представляю себе, как это могло быть. Вероятно, у них не было радио, потому что радио всегда начинает трансляции утром. А может быть, у них не было электричества. Но тогда надо учитывать, что часы были изобретены еще в доисторические времена, ведь солнце тогда уже светило. Без солнца не было бы никаких солнечных часов. У древних римлян уже были часы? Скорее, у молодых римлян. Им определенно нужно было знать, сколько времени, чтобы не опаздывать на свидания. Раньше старики всегда умирали одинаково. У них были плохие зубы, и они не могли больше нормально жевать. И тогда уже портился желудок и все остальное. Или они умирали от рака. Скорее всего, эта болезнь была всегда, хотя еще не было ни асбеста, ни атомных электростанций. По-видимому, рак еще древнее, чем все часы.

Иногда я думаю, что какая-нибудь история произошла со мной совсем недавно, а потом выясняется, что ей уже тридцать лет. А иногда у меня такое чувство, что времени вообще не существует. Или не существует прошлого. Потому что все, что осталось позади, уже завершено. Тогда не имеет значения, когда что произошло, потому что время уже никогда не вернется. И то, что я переживал в свое время, другие люди испытывают теперь совершенно иначе.

И это значит, что существует много различных вариантов прошлого, а не только одно мое.

Кроме того, мне трудно придерживаться какого-либо мнения. Вещи, которые я отвергаю, вполне можно счесть очень даже хорошими. В качестве примеров могу привести Америку, баранину или оперный театр. Оперетту, по-моему, я еще не слышал. Поэтому не знаю, может ли она мне понравиться. Соответственно я не знаю, что нужно думать о ней. Поэтому мне сложно что-то писать о себе, ведь сегодня я пишу, а завтра у меня может быть совершенно другое мнение, не такое, как сегодня, и придется начинать все сначала. Чтобы этого избежать, мне пришлось бы немедленно черкать все, что приходит на ум. Тогда через несколько секунд все узнали бы об этой новости. Но в таком случае я немедленно должен был бы начать все снова, если со мной или вокруг произошло бы что-то новое. Только я все равно уже пропустил, например, то, что со мной происходило, когда я был маленьким, ведь тогда не существовало никаких компьютеров.