Лифт открылся на первом этаже. В холле было много народу. Сквозь толпу к инспектору протискивался тучный господин в черном костюме – владелец отеля; за ним семенил управляющий. Дафф знаком показал им следовать за ним. Войдя в гостиную, они плотно закрыли дверь.

– Боже! – вскрикнул управляющий, увидев на диване мертвую женщину. – Ее застрелили в лифте? Но кто? И зачем? Я владею этим отелем несколько десятилетий, и за все время у нас не случалось ничего подобного!

– Я сам хочу разобраться, мы ехали вместе, – понуро произнес Дафф и в отчаянии обхватил голову руками.

– Вот как? Тогда вы останетесь здесь, я уже вызвал полицию, – заявил управляющий.

– Конечно. Я инспектор Дафф из Скотланд-Ярда. Эта женщина была важной свидетельницей по делу об убийстве, которое совершено в Лондоне; я его расследую.

– Бедняжка… – тихо сказал хозяин отеля. – У нас есть врач, может, позвать его? Вито, быстрее, – скомандовал он управляющему. – Что вы говорите, инспектор? Уже поздно? Где полиция, черт возьми?! – Толстяк подбежал к двери и распахнул ее. – Небольшой инцидент, – объяснил он толпившимся постояльцам. – Не волнуйтесь, господа, и, пожалуйста, вернитесь в свои комнаты.

Дафф хотел выйти из гостиной в холл, но толстый хозяин загородил ему дорогу.

– Вы куда, синьор?

– Мне нужно приступать к расследованию, – сдержанно ответил Дафф. – Сколько человек проживает в отеле?

– Сто двадцать. Сейчас разгар сезона, синьор.

– Сто двадцать, – повторил Дафф и подумал: «Городской полиции предстоит много работы, да и мне достаточно».

Он отодвинул владельца в сторону и прошел к лифту. Коридор четвертого этажа был слабо освещен и пустынен. Понятно, не станет же убийца ждать, когда за ним придут! Дафф постучал в номер Сибиллы Конвей. Дверь открыла горничная, и инспектор сообщил ей о смерти ее хозяйки. Женщина, кажется, не очень удивилась.

– Миссис Сибилла кого-то боялась, сэр. У нее были плохие предчувствия, и она предупредила меня, чту я должна делать, если случится несчастье.

– Что именно?

– Отвезти ее тело в Америку, сэр, и тело мистера Хонивуда тоже. Отправить телеграммы друзьям в Нью-Йорк.

– И родственникам?

– Я никогда не слышала, чтобы миссис Сибилла говорила о своих родных, сэр. Как, впрочем, и мистер Хонивуд.

– Любопытно, – удивился сыщик. – Позже вы покажете мне список людей, которым собираетесь дать телеграммы, а сейчас спуститесь, пожалуйста, вниз, в гостиную.

– Вы инспектор Дафф? – робко уточнила горничная.

– Да, он самый.

– Хозяйка говорила о вас.

Горничная ушла. Даффу не терпелось прочитать письмо Хонивуда, которое ему передала Сибилла. Но прежде требовалось осмотреть и обыскать ее номер. Когда тут появится итальянская полиция, будет поздно. Сыщик орудовал быстро и профессионально. Письма от американских друзей показались ему не имеющими отношения к делу. В ящиках стола тоже ничего особенного не нашлось. Дафф перешел в спальню и открыл платяной шкаф, как вдруг ощутил на себе чей-то взгляд. В дверях стоял толстый итальянец в полицейской униформе и с любопытством наблюдал за незнакомцем.

– Кто разрешил вам тут шарить, синьор? – грозно спросил он. – Что вы ищете?

– Я – инспектор Дафф из Скотланд-Ярда.

– Из Скотланд-Ярда? – удивился тот. – Так это вы были с синьорой, которую застрелили?

– Да, – кивнул Дафф, – я оказался в неприятном положении. Если вы присядете…

– Я предпочитаю постоять.

– Мне нужно кое-что сообщить вам об этом деле.

Коротко, как только мог, Дафф изложил события последнего месяца: рассказал об убийстве Дрейка, смерти Хонивуда и роли Сибиллы Конвей в этом деле. Ряд деталей сыщик опустил, полагая, что итальянской полиции незачем знать о них: в частности, он не упомянул о группе туристов доктора Лофтона. Итальянец выслушал с равнодушным видом и, когда Дафф закончил, кивнул ему:

– Надеюсь, вы, инспектор, не покинете Сан-Ремо без предварительной консультации со мной. Ознакомьте меня для начала с результатами обыска. Что вы обнаружили в номере убитой?

– Ничего существенного, – спокойно ответил Дафф, хотя сердце у него бешено колотилось: он боялся, что полицейский распорядится обыскать его, и тогда при нем найдут письмо Хонивуда.

Некоторое время Дафф и итальянец недоверчиво смотрели друг на друга. Наконец полицейский отступил от дверей и, уходя, небрежно бросил:

– У нас еще будет повод встретиться и поговорить.

Облегченно вздохнув, Дафф вернулся в свой номер, чтобы прочесть письмо, которое Хонивуд прислал Сибилле. Инспектор запер дверь, подвинул кресло ближе к столу и достал из кармана конверт. На штемпеле значилось пятнадцатое февраля. «Значит, письмо отправлено через восемь дней после убийства Дрейка», – отметил про себя инспектор.

У Вальтера Хонивуда был бисерный почерк, и, тем не менее, послание занимало несколько страниц. Дафф разложил листы по порядку и прочел:

«Дорогая Сибилла!

Пишу из Лондона. По совету врачей, как я тебе уже сообщал, я отправился в кругосветное путешествие, надеясь, что оно пойдет мне на пользу, а вместо этого начались ужасные неприятности. Представляешь, Джим Эверхарт едет с нами! Я узнал об этом утром седьмого февраля, неделю назад, при довольно странных обстоятельствах.

Когда я поднялся на борт парохода в Нью-Йорке, я еще не знал никого из нашей группы. Нас собрали вместе в момент отплытия, и я всем пожал руки. Я не узнал Эверхарта в лицо, ведь, как ты помнишь, я видел его всего один разу тебя в гостиной, а там царил полумрак. Так вот, я пожал всем руки, в том числе и Джиму Эверхарту, человеку, который поклялся убить нас с тобой. И я даже не подозревал…

В общем, ладно, мы отплыли. Я почти не выходил из каюты, разве что пару раз прогулялся по палубе в темноте. Потом мы прибыли в Лондон. В первые дни было множество экскурсий, но я не принимал в них участия. Лондон напомнил мне о нашей когда-то счастливой любви, а это для меня очень больно.

Вечером шестого февраля я сидел в гостиной отеля „Брум“ с Морисом Дрейком, миллионером из Детройта, участником нашей группы. Я рассказал ему о своем недуге и пожаловался на бессонницу. В последние ночи я вообще не спал, поскольку сосед по номеру имеет привычку заставлять своего секретаря читать перед сном вслух. Тогда мистер Дрейк предложил мне поменяться номерами: он глухой, и ему все равно ничего не мешает. Наши номера рядом, и это нетрудно было осуществить. Мы оставили все как есть, только поменялись постелями.

В одиннадцать вечера я улегся в номере мистера Дрейка, принял снотворное и наконец-то уснул. Так крепко я не спал, наверное, несколько месяцев. Пробудился в полседьмого, так как мистер Дрейкс вечера предупредил, что хочет встать пораньше – в этот день нам предстояла экскурсия, – и отправился в соседний номер. Одежда Дрейка лежала на кресле, окна были закрыты. Я подошел к постели, чтобы разбудить его, а он… мертвый! Его задушили багажным ремнем.

Сперва я не сообразил, в чем дело. Сама понимаешь, раннее утро, спросонок померещится что угодно. Потом заметил на постели кожаный мешочек и в нем морскую гальку. Помнишь, дорогая? Один из таких мешочков ты отдала Джиму, а было их, кажется, три?

Я сел и задумался. Понятно, Эверхарт где-то здесь, в отеле. Он выследил меня и решил осуществить свою старую угрозу. Негодяй ночью проник в мой номер, совершил убийство и на память о себе оставил кожаный мешочек. Он не знал, что мыс Дрейком поменялись комнатами. Бедный старик погиб из-за своей доброты и – да простит мне Бог иронию! – из-за своей глухоты.

Если бы ты знала, дорогая, как мне в тот момент захотелось снова увидеть тебя, услышать твой голос! Я люблю тебя. Я полюбил тебя в тот миг, как увидел. Если бы не это, ничего подобного не случилось бы. Но я ни разу не раскаялся.

Решив, что нельзя оставлять бедного Дрейка в моем номере, я перенес старика на его постель. Я не знал, как поступить с мешочком, и в конце концов положил его рядом с телом Дрейка. Чтобы уничтожить отпечатки пальцев, я протер слуховой аппарат старика и всю мебель в комнате, а затем вернулся к себе. Слава богу, меня никто не видел. Потомя вспомнил, что вечером слуга приносил Дрейку телеграмму. Этот парень знало нашем обмене комнатами, и пришлось дать ему денег за молчание.