Куциану вот связали руки, хорошо хоть на коня посадили. С него сняли сапоги, и, похоже, лишили всего оружия, если у него оно и было.

Был у нас один барон, который все старался поближе к народу быть. Бегал по утрам босиком в одной рубахе. Читала я его мемуары. Первые несколько недель босиком ходить очень больно. С непривычки. А потом ничего, учишься терпеть. Пятки грубеют, занозы больше не причиняют прежней боли… крестьяне, опять же, перестают коситься как на психа. Привыкают.

Я сама не пробовала, но, в принципе, его доводы показались мне логичными. Если долго вышивать, то подушечки пальцев же становятся жестче, менее чувствительными?

Я подозревала, что Куц в жизни не ходил босиком. Не то что несколько недель, и пары дней за всю жизнь не проходил.

Так что тот план, который включал в себя побег в лес, был невыполним. Там же шишки, а это для неподготовленного человека как угли! И это была самая очевидная причина, самая огромная дырища в плане, который по сути своей смахивал скорее на раздолбанное решето. Да это и не план был вовсе — так, фантазия.

Но я все равно мечтала, что сейчас направлю свою смирную коняшку поближе к Дальке, схвачу ее кобылку под узцы и мы сбежим! И Куц за нами — есть же на свете искусные всадники, которые умеют ездить на лошади без рук? Кто сказал, что он не из таких? Вон какой мужественный, спина прямая, подбородок задран. Воин!

И вот мы сбежим, а потом светлое будущее… Под ручки, вприпрыжку, хихикая!

Только вот никакого светлого будущего не ожидалось даже в случае успешного побега.

Что-что, а вот последствия я просчитать могла. И легко. В общих чертах — но было не до мелочей.

Во-первых, у Джокты теперь есть Юська. Вряд ли Лер смог устроить ее перехват в нынешнем состоянии, а Феска не настолько инициативна, чтобы обнаружить и устранить проблему самостоятельно. И, к тому же я вообще не была уверена, что она нам верна, а не является особо хитрой засланкой Бахдеша.

Это значит, что Вальку ждет развод, а Талиманию — обострение отношений с Дьеппной, похудевшая казна и так далее и тому подобное. С этими политическими союзами всегда так: сложно дойти до конца цепочки. Сломается слишком многое, полдня перечислять можно.

Во-вторых, Куца даже с хегсчанином не перепутаешь. Он настолько джоктийский джоктиец, что и талиманское имя ему не особо помогает. Не говоря уж о том, что дома-то он полога незаметности не носил, а значит, куча очевидцев под присягой скажет, что это Куциан Гостаф. Джоктийский.

В-третьих, хоть этот пункт и мог бы считаться подпунктом первого, все же выделю его отдельно: у маменьки для меня стопроцентно заготовлен куда более выгодный со всех сторон жених. И если бы Куц не был бы из Джокты, у него все равно было бы мало шансов прожить со мной долго и счастливо. Разве что ему бы очень повезло с государством, но, судя по моему опыту, Куц не слишком-то везуч… Нет, неизвестно какого жениха мама допустить не могла, не после развода Вальки и наших потерь с Дьеппной. Я — в первую очередь резерв и лишь во вторую — дочь. Мама соблюдает религиозные ритуалы лишь до тех пор, пока они ей выгодны.

Итак, я бы, может, и сбежала в светлое будущее к нелюбимому жениху и рутине замужней дамы. А вот Куца ждала бы тихая могилка без эпитафии. Хорошо если б маменька расщедрилась бы на камень. Вот далеко не факт.

Достаточно вспомнить, как отреагировал на Куца Лер в первый раз. Он ему чуть глотку не перегрыз. А ведь Лер избавлен от многих предрассудков и старается вставать на мою сторону! Что уж говорить о маменьке…

Что в лоб, что по лбу. Куц выторговал нам пару дней жизни этой поездкой к Камню, но он не мог не понимать, что даже если эти два дня размышлений позволят Леру придумать, как превозмочь свое собачье проклятье и спасти меня и Дальку, для самого Куца никто ничего делать не будет.

Кроме меня.

Когда мы только выехали из едальни, я еще сомневалась в Куце. Боялась, что он сговорился о чем-то с братом, и нас ведут на заклание. Умом понимала, что вряд ли, но на сердце будто сидела холодная жаба. После краткой вспышки счастья (Куц слышит! Не задело!) последовал период, когда меня как в лихорадке кидало от страха и отчуждения до надежды на то, что Куц, аки принц на белом коне, который полагается всякой порядочной принцессе, возьмет и раз! Всех спасет.

Но не оправдались ни страхи, ни надежды.

Куц не лез, не пытался объясниться. Рассказал в двух словах, как именно смог продлить наши жизни, а потом было не до разговоров.

С тех пор прошел остаток дня, ночь, еще день, еще ночь… И все это время я видела, как Бахдеш относится к брату. Это были очень далекие от братской любви отношения. Если он играл, то играл очень талантливо.

Нет, Куц не мог с братом договориться. Он на моей стороне как минимум потому, что Бахдеш его на свою сторону в жизни не примет. Этот страх испарился бесследно.

Но и на моей стороне у Куца горит под ногами земля.

Хотелось прижаться к теплому боку и извиниться. Хотелось обнять его… еще раз. Я до сих пор помнила, как тепло было в его объятьях тогда, в едальне, в те несколько секунд, пока нас не растащили. Тепло и… спокойно. Да, именно спокойно.

Я бросилась к нему импульсивно, я больше всего испугалась тогда, что он не ответит на свое имя, не услышит… но он услышал.

Мне уже давно не бывало так спокойно, даже воспоминание о музыке Фанти по сравнению с этим казалось лишь иллюзорным фантомом, кратким наркотическим удовольствием рядом с настоящим счастьем. Вокруг нас были вражеские солдаты, Бахдеш был в ярости, неспособный докричаться до верных подчиненных, но мне было все равно, я была под защитой, в домике, в руках Куца.

А потом нас растащили и страхи вернулись. Я тянулась к его теплу, но…

Но нам не позволяли оставаться рядом. Когда я направляла лошадь в его сторону, между нами вклинивался какой-нибудь дурацкий солдат из тех, кто во время атаки Фанти охранял второй этаж или периметр едальни. И я не могла даже коснуться человека, которого называла женихом. Я без конца теребила колечко на пальце, как будто это могло меня хоть немножко успокоить. Не помогало.

Никогда раньше я не была настолько бессильна; никогда раньше я так не была так зависима. Это противное положение скорее бесило, чем пугало. Я злилась на Бахдеша… и на себя.

Я много читала о любви до этого. Прекрасное чувство, которое дает крылья, вдохновляет, придает сил… но когда мне посчастливилось ее испытать, я поняла еще кое-что.

Это зависимость.

Бесконечная ломка.

Желание коснуться, обнять, слиться, спрятаться за широкой спиной, в сильных руках. Любовь дает тебе крылья, и ты летишь, но ты мотылек, а не птица. Любовь лишает свободы.

Вместо того, чтобы думать о деле, я думала о Куце. И это раздражало. Я перестала себя контролировать. Я перестала себе подчиняться. Вместо того, чтобы думать, я чувствовала. Меня как будто стало две: безмозглая дурочка, истекающая слюной, и остатки мозгов, которые совершенно не могли понять, что с этим делать.

Как же не вовремя!

И я старалась переключаться. Я внимательно рассматривала пейзаж, коней, солдат. К исходу второго дня я уже запомнила самых характерных по именам и выучила, чем осина отличается от каштана.

Я болтала с Далькой, когда мне позволяли. Повторяла джоктийские неправильные глаголы. Повторять приходилось по памяти, и, скорее всего, склоняла я их все-таки неправильно.

Иногда я пыталась отбиться вместе с лошадью от отряда, рассчитывая, что про меня как всегда забудут, но, увы, лошадь очень мешала. Про нее-то помнили. Честно говоря, в какой-то момент я чуть не слезла с лошади и не ушла в лес пешком, но представила, что без меня могут сделать с Далькой, и не решилась. Да и Куцу бы перепало, хотя он не беззащитная маленькая девочка, выкрутился бы как-нибудь.

Стоило подумать о Куце, и мысли снова превращались в розовый кисель, состоящий в основном из имени «Куциан» и всяческих восторженных придыханий. Поэтому уйму времени я умудрилась потратить на то, чтобы старательно о Куце не вспоминать. Переключиться. Переключиться. Переключиться, я сказала!