*

В следующий раз я заметил ее на лестнице, где собралась целая толпа гомонящих первокурсников, ожидая позволения войти в Большой зал на церемонию распределения. Она стояла рядом с двумя мальчиками, с которыми явно познакомилась в поезде. Один был рыжий, долговязый и весь в веснушках, другой — щуплый, черноволосый, с любопытством оглядывавшийся вокруг.

— Ты жабу нашел? — одними губами осведомилась она.

— Да, — так же беззвучно ответил я и для верности еще и кивнул.

Она улыбнулась, показала мне большой палец и собиралась спросить еще что-то, но в этот момент двери распахнулись, и декан факультета Гриффиндор Минерва МакГонагалл, изредка навещавшая мою бабушку, пригласила нас зайти внутрь.

*

Очутившись на моей голове, Распределяющая шляпа молчала несколько долгих томительных мгновений. От страха я зажмурил глаза и приготовился с позором выслушать приговор, после которого, конечно же, придется лишь собрать вещи и возвратиться к бабушке. Как сообщить ей, что даже Шляпа увидела во мне сквиба, я боялся себе и представить. Но, к моему неимоверному облегчению, древний пыльный артефакт завопил:

— Гриффиндор!

Каким образом я — неповоротливый, вечно всего опасающийся увалень — попал на «факультет храбрецов», оставалось только гадать. Не помня себя от счастья, я прошел по длинному проходу между столами и уселся на самое крайнее место, постаравшись сделаться как можно менее заметным.

Девочку, как гласил список Минервы МакГонагалл, звали Гермиона Грейнджер. Ее, а также двух ее спутников, один из которых оказался легендарным Гарри Поттером собственной персоной, тоже распределили на Гриффиндор. И я отчего-то был невероятно рад этому обстоятельству.

*

Недели бежали одна за другой. Мы ели за общим столом. Вместе ходили на лекции. Оба не преуспели в полетах на метлах. Но друзьями нас с ней это, к сожалению, не сделало.

Гермиона, несмотря на свое маггловское происхождение, оказалась чрезвычайно талантливой молодой ведьмой. Ей с легкостью давались почти все предметы (за исключением полетов, как я уже говорил). Она даже умудрялась получать вполне приемлемые отметки у моего персонального кошмара — преподавателя Зельеварения мрачного профессора Снейпа. Немногие свободные от учебы часы Гермиона просиживала в библиотеке. У нее вообще была прямо-таки маниакальная страсть к чтению. Большую часть времени она проводила в одиночестве. Вероятно, прочие студентки считали ее заучкой и не пытались сблизиться. Иногда мне ужасно хотелось подсесть к ней в библиотеке, но чем заинтересовать такую умную девочку, я совершенно не знал. Единственным моим увлечением на тот момент являлась Травология. Пожалуй, только на этих уроках я чувствовал себя уверенно. Да и профессор Спраут хорошо ко мне относилась, в отличие, скажем, от нашего декана Минервы Макгонагалл, которая порой вовсе меня не замечала. Но Гермиона, кажется, была абсолютно равнодушна к этому предмету, хотя неизменно давала правильные ответы.

Так продолжалось до самого Хэллоуина. А потом произошло событие, отдалившее от меня Гермиону на долгие восемь лет. В подземелье непостижимым образом вырвался на свободу тролль. Гарри и Рон, словно два рыцаря, ринулись спасать мою принцессу от чудовища и…

Со следующего дня они втроем стали неразлучны. А я… я так и остался неудачником, вечно все забывающим неуклюжим Невиллом. Лишь один раз за тот год я удостоился внимания мисс Грейнджер. Это случилось, когда я вознамерился помешать им троим покинуть гостиную Гриффиндора в неурочный час. Да, я не желал, чтобы с нас вновь сняли баллы, и поэтому встал у них на пути. Вот тогда Гермиона и запустила в меня Петрификусом. Я кулем повалился на пол, а они просто переступили через меня и, предварительно извинившись, отправились по своим геройским делам. Именно в тот момент я и решил, что теперь нам уже точно не суждено быть друзьями. Я постоянно думал о том, как нелепо и, наверное, смешно выглядел в ее глазах. Я был настолько удручен мыслями об этом, что нисколько не обрадовался баллам, которые Дамблдор неожиданно начислил мне на прощальном пиру и которые в конечном итоге и помогли нам выиграть у Слизерина.

*

Если бы я решился поведать вам историю моей жизни, вы, безусловно, заскучали бы. Собственно, до середины пятого курса в ней не было ничего выдающегося. Учеба, экзамены, каникулы, которые я проводил в обществе бабушки, и редкие посещения больницы Святого Мунго, где в отделении для безнадежно больных вот уже много лет содержались мама и папа. Когда-то Фрэнк и Алиса Лонгботтомы являлись членами Ордена Феникса и прославленными мракоборцами, наряду с родителями Гарри Поттера. Но после того как их несколько часов подряд пытали Круциатусом Пожиратели смерти во главе с Беллатрисой Лестрейндж, они сошли с ума и превратились в тень. Год за годом мы с бабушкой навещали их, но они не узнавали ни ее, ни меня, и целители не давали нам никаких надежд на их выздоровление.

В Хогвартсе каждый год происходили драматические события. Неизменным оставалось только одно: Гермиона продолжала дружить с Гарри и Роном. Можно сказать — они стали неразлучны. Мне же выпала роль стороннего наблюдателя. За это время мне всего лишь раз удалось побыть с ней наедине, да и то наше первое «свидание» было омрачено тем обстоятельством, что Гермиона подверглась нападению монстра из Тайной комнаты и окаменела. Я помню, как пробрался ночью в больничное крыло и долго сидел рядом с ее постелью, а на следующий день пошел в теплицу и принялся с удвоенным усердием ухаживать за молодыми побегами мандрагоры. Ведь только так можно было расколдовать мою спящую (точнее, окаменевшую) красавицу. Профессор Спраут хвалила меня за рвение, а я думал лишь о неподвижной, как статуя, девочке в больничном крыле.

Мандрагоры выросли и созрели. Профессор Снейп приготовил из них отвар, который оживил всех пострадавших от неизвестного чудовища. И все вернулось на круги своя…

*

Я осознал, что влюблен в Гермиону Грейнджер, ближе к четвертому курсу. Летом мне исполнилось четырнадцать лет, и из нескладного толстощекого мальчишки я превратился в неуклюжего замкнутого подростка. В тот год состоялся Чемпионат мира по квиддичу. Должно быть, там собрался весь мой факультет, но бабушка наотрез отказалась покупать билеты, и я так и провел лето в обществе старого домового эльфа. Меня невероятно угнетал наш дом, где половина комнат была заперта заклинаниями, а спальня родителей напоминала музей, входить куда мне строжайше запрещалось. «Еще разобьешь что-нибудь!» — рявкали на меня, когда я все же пытался переступить ее порог.

Если честно, я был просто ужасающе одинок. Бабушка вела очень замкнутый образ жизни. Единственным моим «развлечением» являлось посещение родителей в больнице Святого Мунго. После этих визитов мне неделями снились кошмары. Я представлял, как их пытают, как они постепенно сходят с ума и становятся теми бледными, истаявшими, равнодушными к окружающему миру людьми, которых я время от времени навещал и которые не узнавали меня.

Но, к счастью, я видел и иные сны. И те, другие, ночи полностью принадлежали Гермионе. Она улыбалась лишь мне одному.