Стоя на носу подле рулевого, с видимой натугой правившего здоровенным веслом, друзья напряженно вглядывались вдаль. Первым обратил внимание на маленькое пятнышко, на глазах превратившееся в ладью, Улан. Суденышко оказалось куда меньших габаритов, чем у них, и не обладало столь большой скоростью. Пять пар весел – не десять.

– Локис, – окликнул своего оруженосца Сангре.

Гигантский верзила, стоявший за его спиной, невнятно рыкнул в ответ.

– К бою, – и Петр не глядя протянул руку назад, принимая от него арбалет.

– Вилкас, – Улан и здесь оказался немногословнее друга, будучи уверенным: воин и без того поймет, что от него требуется.

И точно, в следующее мгновение второй из братьев словно по мановению ока вырос у него за спиной, передавая один из двух имеющихся у него арбалетов.

Во время боя основная задача обоих оруженосцев состояла в том, чтобы как можно быстрее взвести тетиву арбалета, зарядить его новой стрелой, отчего-то именуемой болтом, и передать готовое к стрельбе оружие командиру. Благодаря своей огромной силище оба делали это в считанные секунды, не пользуясь ни «козьей ногой», ни иными приспособлениями. Передавая взведенные арбалеты, другой рукой они принимали разряженные. Благодаря этому «конвейерному» методу, внедренному Сангре, Улан и Петр могли произвести до шести, а при необходимости и до восьми выстрелов в минуту.

Однако сейчас друзья не спешили, дожидаясь, когда их ладья сблизится с преследуемой на расстояние, позволяющее максимально эффективную стрельбу. Но вот наконец дистанция между ними сократилась до двухсот метров и Улан, как наиболее хладнокровный и меткий, дал другу знать:

– Теперь пора.

Первый залп оказался удачен наполовину: одного гребца выбило, арбалетный болт Петра впился в борт лодки в сантиметрах от второго. Впрочем, хватило и меткого попадания Улана – получив в плечо железный болт, гребец, перед тем как уткнуться носом в спину сидящего впереди, уронил свое весло в воду, тем самым изрядно помешав слаженной работе.

– Бросай весла и останетесь живы! – крикнул Сангре.

Казалось, его приказ подействует, но через мгновение некий человечек в серой одежде, стоящий на корме, угрожающе рявкнул на гребцов, помахав в воздухе своим самострелом. Демонстрация оружия подействовала и те вновь налегли на весла.

Повторный залп друзей оказался удачнее – удалось поразить двух гребцов, и буквально в следующее мгновение весла остальных послушно взлетели кверху, демонстрируя покорность. Человечек в серой одежде зло оскалился, выстрелил в ответ по ладье преследователей и ринулся бежать к носу. Через пару секунд он вынырнул и уверенно погреб к берегу.

– А вот тебе и наш Аренд, – хмыкнул Улан и, тронув за рукав рулевого, кивнул в сторону плывущего. К сожалению, расстояние до берега было невелико и беглец, несмотря на старания гребцов-литвинов, выбрался на землю первым, торопливо устремившись в гущу леса, вплотную подступавшему к реке.

– Врешь, падла, не уйдешь, – взревел Сангре. – Уланчик, милый, садани гаду по ногам.

Увы, выстрел получился на редкость неудачным, поскольку оказался чересчур удачным. Такой вот печальный каламбур. Ну кто мог предвидеть нелепую случайность – в момент выстрела беглец споткнулся о какую-то корягу и упал. Из-за этого падения арбалетный болт, предназначавшийся для ног, впился ему под лопатку.

Оставалась надежда, что перед смертью тот в обмен на отпущение грехов поведает, кто его подговорил совершить смертный грех. И вновь осечка – умирающий отвечать на их вопросы не захотел, только молча кривил губы в иронической ухмылке. Единственный раз он разжал рот, когда Улан, отчаявшись, напрямую спросил, не послан ли он московским князем Юрием Даниловичем. Презрительно выхаркнув сгусток алой крови на изумрудную траву, киллер еле слышно, но с явной издевкой в голосе прохрипел:

– Коли умный человек узелок завяжет, никаким дурням его в жизнь не развязать.

Но вложив остаток сил в последнюю фразу, он почти сразу закатил глаза и задергался в судорогах, впрочем, вскоре прекратившихся.

– Вот тебе и полярная лиса, – вздохнул Сангре, плюхнувшись рядом и печально глядя на бездыханное тело. – Съездили, называется, во Псков и окончательно расставили все точки над «i»…

Подниматься с травы не хотелось, а надо – чего рассиживаться-то.

– А как с телом поступим? – вяло поинтересовался Улан, не пришедший в себя после столь оглушительного конфуза – стрелял-то он. – Конечно, желательно его Михаилу Ярославину продемонстрировать, но спать на одной ладье с покойником… Бр-р… – он брезгливо передернулся и предложил: – Может, прямо здесь закопаем? Все равно уж…

Сангре потер переносицу и выдал:

– Мы конечно, идиоты, но не клинические. В смысле, имеем надежду на поумнение. Я к тому, что есть вариант выправить ситуацию – попытаться напугать заказчика убийства призраком отца Гамлета! – Он посмотрел на нахмурившегося Улана и пояснил: – Даю вводную: убивец покамест жив, но еле-еле, в беспамятство впал. Однако, очнувшись, непременно даст показания. Распространяем этот слух как можно ширшее и нужные люди, то бишь новые киллеры, потянутся к нам сами, чтобы сделать гражданина покойника дважды убиенным. Усек? Посему придется нам…

Спустя пару минут Улан вовсю распоряжался погрузкой «тяжело раненого», но позже, едва ладья отчалила от берега, уныло посетовал:

– Шансы в твоей затее имеются, но в целом можно сказать, что ответственейшее задание тверского князя нами благополучно… провалено.

– И, как я предупреждал, следует ждать санкций, – в тон другу поддакнул Сангре, угрюмо глядя на бездыханное тело.

– Ага, – подтвердил Улан. – Правильно ты делал, не соглашаясь браться за расследование. А я, дурак, настоял.

Петр не ответил. Да, он и впрямь поначалу яростно протестовал, нутром чуя – навряд ли им удастся докопаться до истинной причины неожиданной смерти жены московского князя Юрия Даниловича Агафьи, нежданно-негаданно угодившей в плен к Михаилу Ярославичу. Обращался тверской князь с нею бережно, однако та спустя месяц стала жаловаться на недомогание и боли в животе и внезапно скончалась. А так как Агафью в недавнем прошлом (до выхода замуж) звали Кончакой и она доводилась родной сестрой великому ордынскому хану Узбеку, надо ли говорить, как сильно возжелал тверской князь Михаил Ярославич обелить себя.

И когда его послы в Литве, сватавшие первенца Михаила княжича Дмитрия за одну из дочерей великого кунигаса Литвы Гедимина проведали, что в окружении литовского князя волей случая затесались два именитейших дознатчика, они моментально ухватились за них. Коль уж тем удалось выведать, кто отравил французского короля, притом не одного (липовая легенда, на скорую руку состряпанная Сангре по мотивам произведений Мориса Дрюона «Проклятые короли»), может, им и в Твери удастся отыскать истину.

Но легенда легендой, а когда побратимы, прибыв в Тверь, узнали, для чего конкретно хочет нанять их тверской князь, Петр действительно уперся, предлагая спустить все на тормозах. Мол, организм Агафьи попросту не выдержал непривычной русской пищи. Следовательно, состав преступления отсутствует и никто не виноват. Разве лекари.

Его опасения можно было понять. Не зря говорят, обжегшийся на молоке дует на воду. Дело в том, что некогда он, проживая в двадцать первом веке и будучи капитаном полиции, стал слишком глубоко копать под местных наркобаронов. Кто ж знал, что те предусмотрительно заручились поддержкой чуть ли не всей губернаторской администрации, включая самого хозяина области. Копал он, разумеется, вместе со своим закадычным другом капитаном Булановым, да и подставить их хотели обоих. Однако последнему по счастливой случайности удалось выскользнуть из приготовленной ловушки, после чего он принялся спешно выручать из беды друга. Полностью вытащить не вышло, но благодаря стараниям Улана новоиспеченный оборотень в погонах получил вместо пяти-шести лет всего один год, да и то с зачетом четырех месяцев, проведенных в СИЗО. Но отбыв оставшийся срок в Нижнетагильской спецколонии, он стал куда осторожнее относиться к расследованиям, прямо или косвенно связанным с высоким начальством.