Направляясь в церковь, он заранее обдумал разговор со священником, которого, как он знал, звали отец Николай. Ему хотелось спросить, почему в селе, где имеется церковь и живет православный народ, свободно ходят по домам сектантские агитаторы, а «белое братство» устраивает шествие праздничных колонн? Почему церковь не противится этому? Не боятся ли батюшки уже через несколько лет остаться без прихожан? Почему они не протестуют со своих амвонов против наркомании и абортов, насилия над детьми, повального пьянства? Или не замечают того, во что превращается народ?

Батюшка перевел взгляд на тросточку, на которую опирался Беспалов, вытянул руку к стоявшей у стены деревянной скамейке и сказал:

– Давайте присядем.

Они сели. Батюшка вздохнул и спросил:

– Где вас ранило?

Беспалова удивило, что священник моментально и так точно установил диагноз его недуга. Словно сам когда-то страдал им.

– В Введенском районе, – ответил Беспалов. – Слышали о таком?

– Не только слышал, но и был там.

– Вот как? – удивился Беспалов. – А как же тогда вы оказались священником?

Отец Николай несколько мгновений молчал, опустив голову, потом поднял глаза на Беспалова и начал рассказывать. Оказалось, что он тоже служил в армии во время первой чеченской кампании и воевал под Ведено. Их рота, в которой после боя осталось меньше половины солдат, первой вошла в поселок. Районная больница была забита ранеными боевиками. Но взять их не разрешили. Сначала дорогу перекрыли чеченские женщины, потом по приказу начальства роту вообще вывели из села. Боевикам надо было дать поправиться и уйти в горы.

– Если правды нет на земле, значит, ее надо искать выше, – вздохнул отец Николай. – На войне для меня открылось такое, о чем раньше и не подозревал. В иную душу заглянуть страшно.

– Вы имеете в виду боевиков?

– Не только. Отморозков и у нас хватает. В том числе и на самом верху.

Беспалов не думал, что отец Николай окажется таким откровенным. По всей видимости, в деревне ему не с кем было общаться. В бывшем военном он увидел своего, поэтому и разговорился. Но откровение на том и закончилось. Отец Николай повернулся к Беспалову и спросил:

– Вас что-то мучает? У вас душа неспокойная.

– Вчера приходили какие-то сектантки. Агитировали принять их веру. Я одну из них огрел по мягкому месту вот этой тростью, – Беспалов покосился на тросточку, которую прислонил к скамейке.

– Вы поступили как истинный православный христианин, – одобрительно сказал батюшка.

– Но другие-то этого не сделали. Почему? Почему «белое братство» организует шествия по деревне, а вы нет? Почему сектанты бродят по дворам, смущая народ, а вы молчите?

– А что бы вы хотели? Чтобы мы тоже вышли на улицы?

– Но ведь люди пока еще верят вам и надеются, что вы их защитите.

– Мы помогаем человеку побороть зло в его душе. Все остальное он должен решать сам. Вот вы же решили.

– Но я же один. Что я могу сделать?

– Иисус тоже пришел на землю один, – перекрестившись, тихо произнес батюшка и, подняв глаза к церковному куполу, добавил: – Христовых воинов много. Поживёте у нас и душой почувствуете их.

– Степан Харченко тоже ходит в церковь? – спросил Беспалов.

– Я пришел в село, когда храм уже был построен, – сказал батюшка. – Мы не гоним тех, кто заходит к нам. – Он помолчал немного и добавил: – Дочка его постоянно бывает в храме.

И Беспалов понял, что священник хорошо знает цену Степке. И про дочку он сказал неслучайно. Наверняка с ней произошла какая-то история, если ищет утешения в церкви.

– Спасибо, что поговорили, – сказал Беспалов и, опираясь на тросточку, поднялся.

– Заходите еще, – произнес священник.

Беспалов вышел из церкви. Шел в нее за утешением, но его не настало. «Каждый заботится только о себе, – думал он. – Вот и батюшка боится испортить отношения и с сектантами, и со Степкой. Но от Степки он хоть что-то получает, а с сектантами-то почему ведет себя так?»

Вернувшись домой, он застал там Настю одну. Николай с ребятишками отправился на мотоцикле за ягодой.

– Вчера были на одной сопке, – сказала Настя. – Клубника там хорошая поспела. Решили сегодня собрать. Иначе другие оберут. Народу городского к нам много приезжает. Все же безработные. Вот и ищут, где поживиться.

– Что же мне не сказали, – обиделся Беспалов. – Я бы тоже по ягоды съездил.

– Куда тебе такому хворому, – возразила Настя и тут же спросила: – Кого в церкви-то видел?

– Три женщины какие-то были и тут же ушли. Пусто там. Батюшка говорит, что дочка Харченки к нему постоянно ходит.

– Грехи, видать, отмаливает, – сказала Настя.

– Какие грехи? – спросил Беспалов.

– Она своему тятеньке суразенка от хачиков принесла. Через нее он с ними и познакомился.

– Чего же замуж не вышла?

– Замуж надо выходить за своих. Но это нынешние девки понимают только после того, как с чужими наживутся.

Беспалов понял, что Настя говорит не только о дочке Степана, но и о других таких же бедолажках, чьи головы оказались забиты дурью о богатой жизни. Эта дурь, как в свое время советский интернационализм или нынешний глобализм, распространяется по всему миру. Немцы все чаще стараются жениться на негритянках, а французы – воспитать ребенка из арабской семьи. Ни те ни другие не думают о том, в какой трагической ситуации со временем окажутся их собственные дети. Они не станут ни немцами, ни французами, но уже не будут ни неграми, ни арабами. И никакое богатство не сделает их счастливыми. «Да. Замуж надо выходить за своих», – подумал Беспалов.

Ему вспомнилась Надя. После того как отбыл на Кавказ, он несколько месяцев не писал ей. Ему казалось, что чем дольше она не будет иметь от него весточки, тем больше соскучится. Но Беспалов не учел одного: скучать будет не только Надя, но и он сам. И все же первое письмо, которое он отправил ей, было сдержанным. Она ответила очень быстро, но Беспалову вручили его лишь после того, как он возвратился из недельного блуждания по горам. Он выслеживал бандгруппу, стараясь найти ее тайники с оружием, установить пункты наблюдения, выявить связи с местным населением. Боевики хорошо готовились к каждому налету на наши посты, и, чтобы вовремя засечь это, надо было вести тщательную разведку.

Надя писала, что очень соскучилась и больше всего боится, что его могут убить. Ведь сообщения о гибели наших солдат на Кавказе, о захвате их в плен, зверских пытках и казнях не сходят с экранов телевизоров. Прочитав письмо, Беспалов вытянулся на кровати и положил его на грудь. Потом перечитал еще раз, поднес к лицу, стараясь выяснить, не осталось ни на нем запахов Нади, закрыл глаза и долго не открывал их, заново переживая самые счастливые минуты своей жизни. Ему казалось, что он ощущает аромат Надиных волос, ее тепло и даже видит у своего лица ее горячие, подрагивающие губы. Беспалов понял, что она простила его и хочет, чтобы он поскорее вернулся. Он тут же написал ей ответ, но больше писем от нее не приходило. Беспалов измучился, не находя себе места, пока майор Сенчуков, с которым они сдружились за месяцы службы, не сказал с предельным цинизмом:

– Брось ты, Леша, переживать. Поверь мне, она нашла кого-то не хуже тебя. Женщина не может быть долго одна. Ей постоянно нужен около себя человек, на которого она могла бы опереться.

Беспалов обиделся на майора и несколько дней не разговаривал с ним. Но писем от Нади так и не приходило, и в душу невольно закралась подленькая мыслишка: «А, может быть, Сенчуков прав?» Беспалов подумал, что после этого ему станет легче. Но душевная рана так и не зажила.

Сегодня он снова вспомнил Надю, и это воспоминание разбередило сердце. Надя до сих пор была для него самым дорогим человеком, и он понял, что не успокоится до тех пор, пока не увидит ее. Даже если она за время их разлуки полюбила другого. «Как только поправлюсь, сразу поеду к ней», – решил Беспалов.

Утро выдалось ясным и солнечным, деревенский воздух, наполненный запахами цветущих палисадников и отволглой за ночь травы, пьянил, как свежая медовуха. Беспалов долго стоял на крыльце, наслаждаясь разлившимся над дворами покоем, потом прислонил к стене тросточку и несколько раз развел и свел на груди руки. Он уже давно не делал гимнастику и почувствовал, что легкие физические упражнения доставляют удовольствие. Израненное тело набиралось сил, и они начали требовать выхода. Но он еще не рисковал давать себе большие нагрузки, чтобы набрать форму, требовалось время.