***
Когда Низам ата и Гариб вернулись со своим овечьим стадом с пастбища, уже смеркалось. Дул холодный мартовский ветер. Раздевшись, и умывшись, они принялись за еду. В печке ярким пламенем горел кизяк. Гариб с особым аппетитом ел лепешку, намазанную сверху сариегом – топленым сливочным маслом.
Рядом с ним всегда находились его любимые ягнята, так похожие на него. Кудрявые, черноглазые. Одно лишь загляденье. Он с любовью их гладил своими маленькими мягкими ручонками. Безустанно разговаривал с ними. Играл, веселился.
– Какой ты ласковый, нежный ягненок, – лепетал мальчик с огромной любовью в глазах. – Глазки, как черный жемчуг, кудри такие блестящие и удивительные. А голос твой как у младенца, приятный на слух…
В ответ ему ягнята дружно издавали привычный для них естественный звук:
– Бээ-э,бээ-э,бээ-эээ…
Глава 4
Жизнь продолжалась благополучно. Темные ночи сменялись светлым, прозрачным рассветом. Весна постепенно вступала в свои права. Холод изо дня в день отступал – чувствовалось наступательное движение теплых солнечных дней… Издалека слышалось приятное журчание исток, вокруг дружно щебетали птицы. Свежая зелень ковром покрывала долины, пастбища, цвели луга. Каких только не произрастало здесь полевых цветов? Начиная от васильков, кончая ромашками… А небо было – голубое-преголубое…
Да, все шло тихо и спокойно, без особой тревоги. Если бы только не эта неожиданная напасть.Снова беда постучалась в их дверь. Ничего не поделаешь… Закон природы…
В тот день погода была пасмурной, шел весенний дождь. Вдруг, откуда ни возьмись, появились темные, серые облака, за короткое время дождь превратился в сильный ливень. К вечеру селевые потоки смыли часть сарая, где находилась их отара овец. Низам ата дажене успел оглянуться, как бурная вода унесла с собой несколько голов барашек. Хорошо, что он со своей старушкой и Гарибом остались в живых, благодаря Всевышнему. Поток буквально свалившейся откуда-то воды мог бы унести с собой и всю их семью. Ведь их дом, к тому же, не представлял собой надежное сооружение, он был построен из одних камней и глины…
На следующее утро стихия поутихла. Солнце по-прежнему показалось на лазурном небе, как ни в чем не бывало. Гариб, увидев своих ягнят, безжизненно лежавших вразброс, которых он на днях только нежно ласкал и обнимал, вдруг отчаянно воскликнул:
– Отец, здесь мои ягнята. Мама, где вы? Что случилось с ними. Почему они лежат – не двигаются. Разве они спят?
Мальчик еще не знал, что в этом мире есть такое явление, понимание, которое называлось “смертью”. Его крошечная душа впервые столкнулась с такой трагедией – первой, которая случилась с ним после его рождения.
– Успокойся, сынок. Идем со мной, – тянула за ручку сына Мехрибан апа, стараясь унести мальчика подальше от безжизненно лежавших ягнят и овец.
Гариб плакал, он не находил себе места. Уливаясь слезами, мальчишкаподбежал обратно к ним, стал пытаться поставить их на ноги, но ягнята не шевелились, их безжизненные тела выскальзывали из рук четырехлетнего малыша.
В тот день Гариб заболел. Его то ли от простуды, то ли от нервного срыва, бросило в жар. Он температурил. Его знобило. Дрожь расходилась по всему его телу. Низам ата на своем “Дулдуле” доставил сельского фельдшера, который до самого утра остался с ними. Лишь благодаря стараниям фельдшера, жар потихоньку спадал. Мальчик к утру пришел в себя, и перестал бредить.
«Ему снились кошмары. Во сне его уносил сель вместе с его ягнятами. Вдруг начался ураган. Наводнение, сопровождающееся оползнями, обвалами, лавинами смыло их с холма, на котором находилось их домишко с отарой. Мальчик захлебывался, кричал о помощи, вместе с ним, в этом мутном грязевом потоке было очень много ягнят… Кудрявых, темноглазых, любимых…
“Бээ, бээ, бээ!” – стонали они беспрестанно.
Всю ночь Низам ата с Мехрибан апа не сомкнули глаз. Весьма тревожились за жизнь своего малыша. С ними рядом всю ночь были призрачные кони старика. Табун невидимых людскому глазу лошадей до самого рассвета окружал их ветхий дом, от дуновения ветра колыхались прозрачные гривы лошадей. Кони издавали неслышимый людскому слуху топот из-под своих копыт, они ржали, устремив свой красивый с искорками взгляд на небо, Луну…
***
Маргуба все еще находилась в психиатрической больнице. Ее болезнь, вызванная депрессией, сильного нервного срыва, потихоньку отступала. Женщина постепенно приходила в себя после того страшного душевного смятения. В ее организме как будто произошел оползень, куда нахлынул сель, пробивший дамбу спокойствия, который ворвался в поток крови, и разбушевался…
Она перестала петь свою “Колыбельную” – смирилась с судьбой. К ней постепенно возвращалась память – горькая, печальная, которая мучила ее душу и совесть беспощадно…
Маргуба научилась плакать. Лишь слезы успокаивали ее. Точнее, слезы лечили больную… И она мысленно благодарила Аллаха за то, что Он показал ей путь исцеления, дал возможность выплакаться, выплеснуть из себя тот шквал селя, восполнить опустошенное место чувственного оползня, и вернуться в спокойную, нетревожную жизнь…
– Аллах мой милостивый! Всемогущий! Благодарю тебя за твою безграничную щедрость, доброту, благодушие, самое главное, за прощение. Я каюсь пред тобой на коленьях. Прости меня за содеянное. Меня попутал бес. Сохрани моего малыша, если он жив и здоров. Если его нет среди живых, то открой для него врата своего Рая. Я готова на все – терпеть всю жизнь Твое презрение, ненависть… Ты только сжалься над моим сыном. Не дай его в обиду… Бедняга, он ни в чем не виноват… Прости, меня грешную… Будь милосердным. Аминь…
Глава 5
Приближались майские дни. В эту пору горожан почему-то тянет на природу. То ли после от долговременной “зимней спячки”, то ли весной в нас пробуждается романтическое настроение.
Зеленые долины, пастбища, урочища наполнялись понаехавшими горожанами. Они не оставили без своего внимания и участия и места, где находилось родное село Низама ата. Пришлось продать приезжим несколько баранов, которыхпринялись тут же резать. Варили из них шурпу, жарили шашлык, словом веселились. Компания из молодых, среди них были и легкомысленные девушки, которые купались на речке, целовались открыто с пьяными мужиками, короче, развратничали.
Увидев их, Мехрибан апа, пробормотав, отвернулась:
– Вот бесстыжие, пожаловали к нам нежданно, негаданно. Ни стыда, ни совести… Путаны одни… Куда катится наш мир? Разве наши предки могли позволить себе такое? Ужас. Никогда! Гариб, не смотри на них. Грех-то какой! – произнесла она и ладонью прикрыла глаза мальчику.
– Да, уж, – вмешался в разговор Низам ата. Мало им того, что подвергли разврату города, им теперь деревни подавай, чтобы их тоже могли превратить в грязные притоны. Эх, эти развратники. Небось, этих шарлатанов дома ждут их послушные жены и дети. А они здесь – путаются с девицами, полуголые…
***
В большом казане варился суп, откуда торчали баранья голова, ножки, и мясо. Увидев эту картину, Гариб вдруг содрогнулся, его сильно стошнило. Кровь животных, когда приезжие резали барана, сильно потрясла его крошечное сердечко, и он заплакал от жалости к ним, от обиды.
В нем в этот миг впервые пробудилось чувство ненависти к роду человеческому.
“Мы – хуже зверей? Едим животных?! Чем мы лучше тех волков, которые всю зиму не давали нам покоя: нападали на наших баранов”, – думал малыш безмолвно.
Тем не менее, гулянье продолжалось. Компания хохотала, смеялась, звучала громкая музыка. На берегу стояли заграничные легковушки, где бесстыжие занимались любовью. А часть из них загорала на солнце.
Своим громким голосом, они разбудили даже горы. Их шум эхом отзывался вокруг, после чего наступала долгая, мертвая тишина…
Наконец-то наступили долгожданные сумерки.
–Поскорее бы уехали эти безбожные. Они нам всю воду осквернили. Всю землю замарали. Весь воздух посрамили. Как только носит их Земля? Чтоб глаза мои их не видели,– злобно прошептала Мехрибан апа.
