Вот уж дудки. Что бы это ни было и кто бы это ни был.

Северус спустился вниз, приподнял и принял на плечо так и не пришедшего в себя отчима и аппарировал в Принц-манор. Сдав его под присмотр домовиков, тут же пришедших в восторг от появления своего лорда и от его доверия, вернулся за матерью.

Будить было жаль. Чего-то ждать в доме, в котором творится непонятно что? Неприемлемо.

— Мама, — позвал он тихо, осторожно кладя ладонь ей на плечо.

Эйлин застонала и открыла тусклые от боли глаза.

— Северус, сынок… приехал. Как ты?..

— Все хорошо, мама. Ты в состоянии аппарировать в манор?

— Что ты… У меня, — она зажмурилась, словно от боли, но продолжила: — у меня почти не осталось магии. Какой… какой манор?..

— Не беспокойся, я справлюсь с нами обоими.

— А… Алан?

— Он уже там. Оденешься или тебе помочь?

— Ну, еще не хватало… — проворчала Эйлин, но когда сын призвал домовика, согласилась: от слабости она едва могла поднять руку.

Сын вернулся, когда она была почти готова.

— Что это за тряпки? Почему комната такая ободранная? Или весь дом уже такой?

Она обвела взглядом комнату, словно впервые увидела.

— А… это разве не Паучий тупик?

— Та-ак… Мы во всем разберемся, а пока самое главное — твое здоровье. Вот, выпей. Это просто укрепляющее, немного улучшенное.

Через полчаса, удобно устроив Эйлин в ее покоях, а в соседних — Алана, Северус торопливо пролистывал в поисках необходимого фамильную книгу ритуалов, пока домовики готовили алтарный зал.

После не очень сложного действия, занявшего, тем не менее, целых три часа, матери, определенно, стало лучше. К лицу вернулись краски, а его черты смягчились. Эйлин спала. Спал и отчим, с которым Северус успел переговорить и теперь обдумывал услышанное.

Возможно, причина в том, что они без него почти не бывали в маноре — поддержка родной земли и ее магии на таком расстоянии, видимо, была невозможной. Отъезд Эбби с отцом и няней тоже мог сыграть свою роль: ребенок-эмпат, частично провидец, — скорее всего, сестренка бы успела предупредить… Зато с ней самой все в порядке. И теперь уже поздно и не имеет смысла гадать, что да как — надо что-то делать. Ну, а уж добрый директор, заглянувший в гости «на огонек» как раз после отъезда Снейпов с детьми… В коттедж, определенно, никого пускать нельзя. Отправить… нет, придется самому отбить «молнию» Тобиасу. Пусть приезжают в замок.

Все точно так, как было в том далеком прошлом. Какова могла быть причина тогда? Проклятие? Кто бы стал тратить силы на ту Эйлин, сидевшую скромно в Паучьем, никуда не высовывающуюся и почти не колдующую? Это сейчас у матери хватало завистников. Но картина-то — один в один. Значит, не они. И тут Северуса осенило: палочка! Мать и не думала ее менять…

Гаррик Олливандер с умилением смотрел, как его дочь орудует ложкой в овсянке. У нее уже почти получалось кушать самостоятельно, не пачкаясь…

— Дядя, — пролепетала и светло улыбнулась Иви, глядя за спину отца и размазывая кашу по столу.

Гаррик обернулся и увидел лорда Певерелла, поманившего его к себе.

Вставать не хотелось, но не в его положении отказываться. Он медленно поднялся. Дочь помахала ему ладошкой и продолжила завтракать.

— Домовики присмотрят, — успокоил его лорд. — К тебе появились вопросы.

Старик в очередной раз вздрогнул. Вопросов было много — и к нему, и к его предкам. Неудобных. Неприятных. Стыдных до болезненности. А разгребать все, что они наворотили, не задумываясь о будущем, точнее, не видя целостной картины, приходится ему. Когда милорд показал, что получается в результате влияния его палочек не с отдельными людьми и семьями, а с магической Британией в целом, мастер сперва не поверил. Это было просто слишком…

Но оказалось правдой. Жутковатой такой правдой. Ему было стыдно и горько, что приложил к этому руку. И если бы просто руку. Мастерство… Душу вложил, старый дурак.

И теперь жизнь его зависла между возвращением долгов и восстановлением дочери… Она и закончится сразу, как только он завершит свои труды. Наверное, он даже обрадуется…

Речь на этот раз зашла о Принцах, Гаррик удивился тому, что Эйлин еще жива, чем вызвал гнев милорда. Да такой, что мастера пришлось потом добрый час приводить в себя.

«Б-божий од-дуванчик, млять, — скрипел зубами Том, накладывая на старика одно исцеление за другим. — Была б у меня борода, сам бы в нее наплевал, забыл совсем про хрупкие старые кости…»

После чего не без иезуитской радости просветил мастера, сколько сделала эта самая Эйлин для его ненаглядной дочери. Лорд цедил слова так, что старик понял: тому противно с ним разговаривать. Но… он же не знал. Даже предположить не мог, что та девочка окажется так важна для его Иви. Сколько раз еще ему придется сгорать от стыда? Быть может, он уже в своем личном аду?..

«Кто бы мог подумать, — руки мастера дрожали, когда он начал разбирать палочку Эйлин Принц, — что это сработает ТАК. Даже отец, даже…»

Гаррик вспомнил про деда. И про странные вещи, что тот рассказывал о передаче-продаже палочки и настрое мастера… Он тогда решил, что дед приукрашивает и изрядно переоценивает собственные силы. Неужели это действительно так и бывает? Он вспомнил, с какими злорадными мыслями вручал палочку лорду Принцу, и вздрогнул. Признаться еще и в этом?

Если не поможет… Нет, должно помочь. Палочка сопротивлялась, словно живое существо. Она хотела жить, хотела… дальше пить силу своей хозяйки. Пить агрессию всех, кто рядом с ней, и становиться все сильнее. Старый мастер поморщился: ему самому стало неприятно держать в руках злобную пиявку. Скорее раздавить, уничтожить! Узловатые, но ловкие стариковские пальцы чуть дрогнули…

Громкий взрыв заставил подскочить беседующих в соседней лаборатории хозяина манора и его гостя. Выскочив оттуда чуть ли не через закрытую дверь, они увидели дымящиеся обломки, под которыми лежал бесчувственный старый мастер. Том первым бросился к нему, протягивая руку к сморщенной шее.

— Жив.

— Сканирую.

После небольшой паузы Северус добавил:

— Можно перемещать.

— И что это было?

— Придет в себя — спросим, — пожал плечами Том.

А в это время Эйлин буквально подскочила в постели, ощутив себя шестнадцатилетней… Такая яркость красок, такой искрящийся от радостного колдовства воздух… В потолке пробежала трещина, которую она, недолго думая, заплела какой-то удивительной лианой. И только прибежавший муж, в изумлении взирающий на ее творчество, сумел-таки выдавить:

— Стихийный выброс… Эйлин, родная, ты как?

— Я? — опомнилась она и тут же бросилась обниматься. — Я — прекрасно! Ты даже не представляешь, как прекрасно. Ала-а-ан… У нас все будет!

Тот обнял жену и погладил по голове.

— Думаю, что не стоит. Боюсь, это было ошибкой.

— Я все знаю, Алан. Это не ошибка. Он вернется к нам. Наш сын вернется. Я точно знаю. И я не сошла с ума.

Он посмотрел недоверчиво, но Эйлин лишь пожала плечами:

— Я знаю, что ты только ни передумал… не вини себя.

Она провела ладонью по небритой щеке.

— Совсем себя извел. Тебе надо отдохнуть, отоспаться, выпить укрепляющее, в конце концов. И, если ты настаиваешь, я совсем не против, можешь позвать лекарей.

Он долго смотрел в любимые черные глаза и наконец стиснул жену в объятиях так, что кости едва не хрустнули.

— Ты действительно в порядке… Как я рад, что все закончилось.

— Ты столько сделал для меня…

— Не я. Сыну скажи спасибо.

— Скажу, — Эйлин засмеялась. — Вот только бы еще до него добраться. И скажу, и спрошу…

Алан просветлел лицом. Неужели действительно — все позади?

Но в этот момент у Эйлин подкосились ноги, и она, тихо пискнув, повисла на муже.

— Да, детские выбросы, когда тебе слегка за пятьдесят, имеют не лучшие последствия, — слабо улыбнулась она. — Давай до ближайшего диванчика, а потом порцию укрепляющего. И… наверное, витаминов?