– Где девчонка? – сгреб разбойника за шиворот, всмотрелся в побелевшие от ужаса глаза, – где она? Маленькая, черноволосая? Я знаю, она была у вас. Говори, ну?!!

– Да пошел ты… сбежала…

И потерял сознание.

Максимус отбросил безвольное тело, выпрямился.

Судьба продолжала насмехаться над ним: Источник вновь затерялся.

***

Возвращаясь через поле, Максимус все пытался сообразить, что делать дальше. Совершенно случайно едва не наступил на рыжую – все-таки она не дошла, свалилась без чувств на пол-пути. Лежала на боку в зеленых колосьях, раскинув руки. Волосы жарко блестели на солнце, и также жарко в ямке у основания шеи блестел маленький золотой ангелок на кожаном шнуре.

– Надо же, не уберег, – усмехнулся Максимус.

Он присел на корточки рядом с неподвижной девицей. По большому счету, возвращение к жизни всяких там деревенских девок не входило в его планы. Она полежит еще немного, возможно, придет в себя и поковыляет дальше… куда-нибудь. Может быть, в дешевый бордель ее примут. Будет себе дальше заниматься тем же, чем и у разбойников помышляла.

Максимус выпрямился, перешагнул через босые ноги. Нужно было думать об Источнике. Где теперь эта хрупкая девочка с бирюзовыми глазами? Где, черт побери, теперь ее искать? А вдруг она, сбежав от разбойников, бродит теперь по окраинам Перкотта, выпрашивая милостыню?

Он выругался. Затем вернулся, подхватил на руки рыжую и пошел к машине. Свернутый кнут, висящий на плече, тут же вымазал кровью юбку девахи.

Потом, усадив кое-как ее на заднее сиденье, он бил ее по щекам, приводя в чувство. Она распахнула огромные глазищи, ярко-зеленые словно молодая листва, несколько мгновений непонимающе смотрела – а затем взвыла в голос, скорчилась, прикрывая руками голову.

– Прекрати, – Максимус попытался ее урезонить, но женская истерика продолжала набирать обороты.

Он перемахнул через дверь машины, оказавшись в салоне, с силой сжал запястья, отнял ледяные руки от лица. Повторил спокойно:

– Прекрати. Я тебе ничего не сделаю. Но если и дальше будешь выть, оставлю здесь, в поле. Может, кто подберет.

Рыжая, продолжая дрожать всем телом, затихла, прокусив и без того разбитую губу. По подбородку потекла тоненькая струйка крови.

– Вот, уже лучше. Теперь я отпущу твои руки, и ты спокойно сядешь и выслушаешь меня. Понятно?

Кивок. В глазах бьется, пульсирует страх.

А что, если вот так же они избили, изнасиловали ту, другую?

Максимус сжал челюсти до зубовного скрежета. Девица, восприняв это на свой счет, едва слышно заскулила и сжалась в комок.

Он вздохнул. Черти дернули ее освобождать. Что теперь с ней делать? Куда вести? В деревне, скорее всего, не примут уже. В бордель – там такого добра хватает.

Максимус, продолжая размышлять, добыл из-под сиденья флягу с ромом, сделал глоток. Потом протянул рыжей.

– На, пей. Поможет.

Пришлось поить самому, потому что она была не в состоянии даже флягу ко рту поднести, так руки тряслись. Максимус влил ей несколько хороших глотков, невзирая на кашель и вялое сопротивление, и только потом отпустил. Спрятал флягу под сиденье.

– Ну, что? Полегчало?

– Да… господин… – это были первые слова, внятно произнесенные девицей.

Она съежилась на сиденье, стараясь занимать как можно меньше места и при этом находиться как можно дальше от Максимуса. По телу пробегала волнами крупная дрожь. Потом, словно опомнившись, рыжая попыталась натянуть повыше на грудь обрывки платья.

– У тебя осталась где-нибудь родня? – он хмуро оглядывал ее и сердился, в общем, уже на себя.

На кой черт ему спасать девиц-простолюдинок?

– Н-нет, господин, – опустила глаза.

– Врешь.

– Они… я не могу вернуться… в деревню.

– Почему?

Она вдруг вскинулась, посмотрела в упор.

– Потому что я блудница, господин. Таких, как я, в общину не принимают.

– Понял, – он задумчиво почесал бровь, – куда же мне тебя отвезти?

Рыжая совсем съежилась и посмотрела на него взглядом побитой собаки. А затем спросила:

– Что… с ними?

Он пожал плечами.

– Кому-то удалось сбежать. Хочешь вернуться?

– Нет! – и снова губы задрожали, на глазах блеснули слезы.

– За что тебя… так? – спросил Максимус, – ты же долго с ними жила. Что, каждый раз так развлекались?

Девица шмыгнула носом, потупилась.

– Ал притащил откуда-то девку, красивую очень. Я поняла, что он ее себе заберет, а я ни с чем останусь… И сперва хотела ее убить, но не смогла. Я помогла ей убежать. А потом… Ал, когда понял, что она не сама убежала, а с моей помощью… наказал.

Последнее слово рыжая выдохнула едва слышно.

А Максимус, боясь лишний раз вздохнуть, чтобы не спугнуть удачу, вкрадчиво спросил:

– Как выглядела та девушка?

– Да как… Маленькая, щупленькая. Волосы черные, и острижены коротко, как у мужчины. Глаза необычные, то ли зеленые, то ли голубые. Я ее на лошадь посадила, сказала, чтобы в город ехала. У меня там тетка работает в большом доме…

– То есть ты помогла ей бежать и сказала, куда дальше направляться?

– Ну да, – рыжая исподлобья посмотрела на него, – что не так, господин? Мне-то она ничего плохого не делала. Ал бы меня точно бросил…

– Так, может быть, ты к Алу и вернешься? – усмехнулся Максимус, – если он тебе так дорог? Возможно, ему повезло, и он остался жив.

– Нет, – она содрогнулась, – нет-нет, пожалуйста… Он…

И умолкла.

А Максимус не стал расспрашивать дальше, поскольку прекрасно понимал, что такого сделал Ал и его дружки.

– Как тебя зовут? – наконец спросил он.

– Лиса, – буркнула девица с выражением полной обреченности на лице.

– Это потому что рыжая? – усмехнулся.

– Да… Что вы… со мной теперь сделаете, господин?

Максимус пожал плечами.

– Я не знаю, – признался откровенно, – ты мне не нужна. Но, поскольку ты сделала доброе дело, я отвезу тебя к себе. Ты помоешься, переоденешься. Я вызову тебе лекаря. А потом, когда придешь в чувство, решим, что делать дальше.

***

Пока Лиса плескалась в ванной, он выглянул на улицу, поймал у дороги мальчишку-беспризорника.

– Чего мистер желает?

– Я тебя тут уже видел раньше, – Максимус, прищурившись, разглядывал чумазую физиономию.

– Конечно, мистер. Я тут неподалеку живу, в приюте. И уже выполнял ваши поручения.

Мальчишка выпрямился, пригладил торчащие во все стороны криво и косо остриженные волосы непонятного цвета.

– Вас что, выпускают из приюта?.. Впрочем, неважно. Раз уж ты выполнял мои поручения, вот тебе еще два. Во-первых, отнеси эту записку доктору Вейну, что на улице Первого Лика, тридцать два. Цифры я записал, гляди. Во-вторых, это письмо отнеси во дворец герцога Вилмера, отдай прислуге и обязательно – обязательно дождись ответа. Как принесешь ответ, получишь плату. Все понятно?

Беспризорник кивнул и сорвался с места, сверкая черными пятками. А Максимус подумал, что если мальчишка смышленый, надо взять его на заметку. Вдруг да пригодится для чего.

Он вернулся, сел в гостиной, листая утреннюю газету. В Перхеште все было спокойно, никаких изменений. Разве что несколько мелких краж, да дуэль меж аристократов. Ну прямо затишье перед бурей.

Отложил газету, принялся ходить туда-сюда, рассматривая рисунок шелкового ковра. С утра приходящая горничная убралась, ни пылинки, ни соринки. Надо будет еще того же мальчишку отправить в «Малефик», чтобы отнес заказ – время наступало обеденное, а Максимус уже и забыл, когда ел в последний раз.

– Господин… – раздалось с порога.

Взгляд метнулся к замершей в дверях Лисе.

Надо будет послать и за платьем. Не ходить же девице в подкатанных мужских брюках и сорочке… Да еще и босиком.

Лиса переминалась с ноги на ногу, тоже пристально изучая рисунки на ковре.

Теплая ванна частично вернула ей человеческий облик, и теперь, с длинными, рассыпавшимися по плечам локонами, она казалась совсем молоденькой. Избитый ребенок, не более.