– Это кто? – спросил Мазур.
– Да жил один весьма неглупый человек, – сказал Лаврик. – Товарищ Сталин его фамилия. А мы ведь не все возможное в расчет взяли...
Вот меня как-то в один прекрасный летний вечер и стукнуло нечто наподобие озарения: а что, если уже произошло? И информация о готовящемся вербовочном подходе оказалась устаревшей? Бывает и такое иногда... Что, если Еремеев уже скурвился? И решил я на какое-то время отрешиться от всего прочего и думать эту мысль.
Так вот, в эту версию кое-что гораздо удачнее ложилось, чем в предыдущие. Например, тетя Фая. Идеальная связная. Еремеев с ней, не вызывая ни малейших подозрений, мог общаться наедине в любой момент, передавать весточки, получать весточки... Вот тут я опий и подкинул. Понимаете, есть список... Как он называется, вам знать необходимости нет, главное, он есть. И все, кто в этом списке значатся, имеют строжайшую инструкцию: если вдали от дома попадут в серьезные неприятности, должны, если с уголовным элементом конфликтуют, или в доблестную рабоче-крестьянскую милицию угодили, требовать представителя КГБ, а уж тот свяжется с родной конторой угодившего в хлопоты, и соответствующий отдел быстренько отреагирует. Еремеев в этом списке был... – и он снова замолчал.
Чтобы сделать ему приятное – неплохо потрудился Лаврик, – Мазур подыграл, подал нужную реплику:
– Хочешь сказать, он ничего этого не сделал?
– Вот именно, – сказал Лаврик. – Ни у Приходько ничего такого не потребовал, ни потом сам в первый отдел Сормово-12 не позвонил. Вообще-то была пара случаев, когда так уже поступали – но там речь шла о чисто криминальных хлопотах, и мэны самонадеянно решили, что сами справятся, не зовя плачем мамочку. Один, кстати, справился, а вот другой – нет... Но тут-то совсем другое: уголовное дело по обвинению в хранении наркотиков, подписка о невыезде... Да тут в голос орать надо, тем более что и жену припутали! А он молчит... На что он может рассчитывать? Да единственно на то, что в самом скором времени слиняет, и ни у кого не останется времени докопаться до сути.
Я этих, забугорных, понимаю: гораздо выгоднее не использовать его в качестве источника информации – который и засечь могут, – а попросту перетащить к себе. Голова-то и в самом деле золотая, конструктор от Бога... вот только оказался из тех, кто уверен, что ему тут недодают. Есть такая публика. И забугорщики, надо отдать им должное, ему бы дали и бочку варенья, и корзину печенья. Ну вот не можем мы пока своим таким дать столько, а они могут. Конечно, купится один из тысячи или двух, но найдутся, как видите, такие, что покупаются. Талант – сие еще не означает автоматически высокую мораль, честность и бескорыстие. Он не первый, ребята... и, боюсь, не последний. Поделился я мыслями с начальством. Начальство, как с ним порой бывает, и напрочь версию не зарубило, и сунуло «на мою ответственность».
– Ага, – сказал Мазур. – То-то ты твердил: понять не можешь, идиот ты или нет...
– Ну да, – просто сказал Лаврик. – Правила игры известные: в случае успеха – слава и хвала, в случае ошибки... Ну, каптеркой бы заведовать не послали и с флота не списали, но приземлился бы я в каком-нибудь забытом Богом и начальством кабинетике подшивать бумажки распоследней степени секретности. Да мало ли способов... Как выражались в старину, карьер его бесповоротно погиб. Тем более что стопроцентных доказательств у меня не было ни шиша, даже после того, как он после задержания не сделал, как обязан был. – Он серьезно сказал: – Иногда выть от бессилия хотелось... А тут эта история с фотографиями, которые Кире ему поручили передать. И снова она в те две печки не укладывалась – но ни о чем еще не говорила.
Он словно задумался о чем-то серьезном, махнул рукой:
– А, ладно! Скажу честно: этой историей они меня купили. Так все было убедительно разыграно: компрометирующие фото, разъяренный муж уходит взять реванш... Блестяще, что уж там. Купили они меня. Часа на два. А потом я снова начал извилины в узлы вязать. А зацепочкой стали те две фотки, где к Верке присовокупили голого мужика. Не первый раз людей стремление к совершенству подводит. Подумал я: а на хрена еще и это? Как будто того, что есть, мало. Получилось ну прямо по Шерлоку Холмсу. Был такой рассказ. Там один скот хотел погубить парня, свою смерть инсценировал, в потайной комнатке дома спрятался. Только восхотелось ему совершенства. Чтобы уж наверняка. Вылез ночью и на стеночке оставил отпечаток пальца того парня в крови – был у него оттиск. А Шерлок-то совершенно точно помнил, что в первый раз отпечатка не было... Как раз стремление к совершенству подвело.
– Читал, – сказал Мазур, и Морской Змей согласно кивнул. – Как бишь его там...
– «Подрядчик из Норвуда», – вставил Лымарь. – Точно.
– Ага, он самый... Ну вот, через три часа я уже поднимал на ноги махину, благо она тут имелась. Погранцы на обоих выездах из города, на ж/д вокзале... Они так нередко выходят, люди и не удивляются... И если уж совсем честно, он мог и проскочить, если бы уходил один, без Веры. Бывали случаи, когда такие, срываясь, не только жен, но и детей родных бросали... В конце концов, мало ли куда мог Горский ночью строительную технику перегонять, на что у него полномочия есть.
И могла она пройти там, где погранцы и не стояли вовсе. А в иной этой технике человека спрягать легко... Тут уж мне был бы фитиль не за вздорные гипотезы, а за то, что упустил... Хреновые у меня были сутки, ребята... Вся надежда была на то, что он Верку бросать не захочет. Помните, он аккурат в тот вечер, когда она в «Жемчужине» фоткалась, вусмерть нажрался? Наверняка знал, паскуда, что они там мастерят – но все равно, дыша к своей бабе неровно и прекрасно понимая, что это в его же интересах, все ж спокойно не мог перенести, что ее там вдвоем дерут, вот и нажрался в хлам... Так что был зыбкий шанс, что они будут вдвоем сдергивать. Тут уж Ольга лопухнулась – ну, второе задание у девки – ей чайку налили, она и глотнула, она ж деталей не знала. И ругать ее у меня язык не поворачивается, потому что я сам лопухнулся с этим убедительным, мотивированным его уходом в ночь... Ну, а когда и Верка сдернула, тут уж сомнений не было. И понеслась душа по кочкам. Рисковали они, конечно, уходя вчетвером на колесах – но что поделать...
– А погранцы на дорогах?
– Они тоже люди, – поморщился Лаврик. – Прекрасно знакомы со строчкой «возможно изменение внешности», но они ж не боги, а срочники, глаз замыливается. Горский не зря хорошее время выбрал – когда старая смена черт-те сколько отстояла, куча народа перед глазами мелькала, глаз замылился... Были шансы, и серьезные. Не так уж редко такие вот... с измененной внешностью через оцепление проскакивали. Могли и наши уйти. И еще не факт, что их взяли бы до пересечения границы. Есть примерчики, когда удавалось... Перли они в Сочи. У всех были липовые советские паспорта и билеты на теплоход до Батуми. Туда всего-то, по-сухопутному считая, километров триста. А в машине, в хитром тайничке – уже турецкие паспорта. А из Батуми коробки регулярно ходят в турецкий Трапезунд, он же Трабзон... Но дядя Лаврик не сплоховал... Это я вам в общих чертах излагаю, а иные подробности и детали – мои личные переживания и мозголомство, что уж их на белый свет вытаскивать... Выиграли, и ладно.
– Хорошенький получился отпуск... – проворчал Лымарь.
– Не переживай, – сказал Лаврик. – Дракон мне авторитетно намекнул: всем четверым будут «За боевые заслуги». У всех она уже есть, но и вторая – дело приятное. Подозреваю, кое-кто из начальства получит кое-что потяжелее, но так уж испокон веков заведено, и не у нас, а повсюду, так что относиться к этому следует грустно-философски. А главное! – он поднял палец. – Дракон железно обещал: когда кончится бумажная волокита, он нам дает аж десять дней на Рижском взморье. Так что отпуск все-таки будет. Купаться там уже холодновато, ну да мы здесь накупались. Зато там есть люксовый кабак, где совершенно легально кажут стриптиз, а это уже интереснее. «Юрас Перлас», сиречь «Морская жемчужина». Слыхали, может?
