Мое отражение встрепенулось, и сев в постели, обхватило лицо моего мужа ладонями и потребовало:
— А давай прямо завтра уедем. С утра. Я готова ехать куда угодно. Хоть к черту на куличики, хоть в Антарктиду, хоть на Луну.
Алексей рассмеялся.
— Куда скажешь, Надюш, хоть в Атлантиду.
Теперь их поцелуй не принес боли. Он принес страх. Она поняла тогда, что я завишу от ее присутствия и не преминула воспользоваться возможностью от меня избавиться. А ведь я надеялась, что у меня еще есть время. Именно теперь, когда я смогла пробиться через толщу зеркала и отчуждения. Именно тогда, когда Алексей мог стать решающим звеном в этом затянувшемся кошмаре.
— Не смей увозить его! — ударила я кулаком по зеркалу. — Не смей!
Она слышала меня, несомненно, но не показала этого, ни единым движением. Но я не имею права сдаваться.
Весь день я преследовала ее повсюду, куда могла попасть. Я впервые так смело покидала место у большого зеркала, мечась в темноте. Тогда-то и выяснилось, что я могу видеть из всех отражающих поверхностей, которые есть в доме. Так я и ходила за ней, то на кухню, то ванную, то в прихожую.
Она намеренно игнорировала мои попытки заговорить с ней, спокойно собирая чемоданы.
Алексей под благовидным предлогом был выслан из квартиры. Она все продумала и целенаправленно готовилась к отъезду, понимая, что у нее есть все шансы сбросить со счетов третьего лишнего.
— Ты, дрянь! — завопила я не сдержавшись.
Она впервые за день подняла глаза прямо на меня.
— Прости, но это конец.
Полотенце, наброшенное на зеркало в прихожей, скрыло ее от меня. Она целенаправленно завешивала все мои оконца, отбирая любую возможность подсмотреть или заговорить.
Я стояла у последнего зеркала в спальне, ожидая печального конца, ведь моя копия уже приготовила простыню и для этого последнего источника света.
— Что ты делаешь? — полюбопытствовал Алексей.
— Накрываю, чтобы не запылилось, — ответила она.
— Мы ж всего на неделю, усмехнулся он.
— Я не теряю надежды, что ты украдешь меня у всего мира, — обняла она его за плечи у большого зеркала, единственного, что еще было мне доступно.
— С удовольствием, любимая.
Когда Алексей вышел, моя копия, усевшись за туалетный столик, с маленькой толикой грусти посмотрела мне в глаза.
— Ты сама виновата. Это место предназначено для того, кому оно по — настоящему нужно. Мне нужно.
Что я могу сказать. Мне нужнее! Она не поймет. Она уверена, что знает и чувствует его лучше. Неправда. У нее были только эти несколько дней, мне принадлежала вся его жизнь со всеми взлетами и падениями. Я была с ним, когда наше чувство состояло лишь из мимолетной симпатии. Я была с ним, когда чувство расцвело и превратилось в пожар. Да я была и тогда, когда оно начало гаснуть. Но и это тоже принадлежит нам с ним, не ей.
Наше сражение взглядами прервал сам Алексей. Он прошел в комнату и, встав за моей копией, посмотрел в зеркало. Пусть он не видел меня в нем и даже не догадывался о том, что обнимает копию, зато я смогла насладиться его близостью. Он, сам не зная того, смотрел прямо мне в глаза.
— Роди мне ребенка.
В ожидании ответа он прикрыл глаза и уткнулся лицом в макушку моего отражения.
А я и мое отражение смотрели на Алексея со смесью благоговения и надежды. Я не раз пыталась поднять эту тему, но он все время находил тысячу причин отложить, еще подумать, дождаться лучшего момента. Наверное, он тоже чувствовал, что наши отношения висят на грани. А сейчас, как и я, осознал возможность не просто возрождения, а нового начала.
— Да, — шепнула я раньше, чем моя копия.
Взгляд женщины, так похожей на меня, зло сверкнул. Я с не меньшим напором вцепилась в нее взглядом не позволяя отвернуться.
— Это моя жизнь, мой мужчина. Я сама рожу ему сына. Я. Поняла меня?!
Она упорно молчала, но и взгляд не отводила.
— Я не позволю украсть их у меня. Мои. Они мои!!!
Я уже не шептала, я кричала во все горло.
— Слышишь, ты, жалкая подделка?!
Я увидела, как она слегка дернулась. Женщина в зеркале вдруг изменилась в лице и напряжено вцепилась руками в туалетный столик.
— Ты всего лишь ошибка оптического эффекта.
Очевидно, она хотела отшатнуться от зеркала, но не смогла отвести глаз от него. Ее стало мелко потряхивать и лоб покрылся испариной.
— Надя, что с тобой? — взволнованно позвал Алексей. — Надюш, не пугай меня.
Беспокойство в голове Алексея резануло по нервам. До смерти захотелось обнять его и успокоить.
— Все хорошо, — ответила я помертвевшими губами.
— Уверена?
— Да.
Я замолчала. Он ответил мне, не ей.
С трудом превозмогая оцепенение я, еще не веря, обернулась на мужа. Он был там, вернее здесь. И я была здесь, в своей комнате. А он рядом. Живой, настоящий, мой.
Могу ли я верить своим глазам или это новый виток моего сумасшествия? И если это так, то я не хочу приходить в себя. Хочу остаться в этом блаженном безумии.
Я вцепилась в мужа как утопающий за соломинку. Покрывала его лицо поцелуями и сжимала в объятиях, как самое ценное и желанное. Ведь так оно и есть.
— Родной мой. Любимый. Лешенька, дорогой, — не останавливаясь, тараторила я как заведенная, не в силах ослабить объятия. Я чувствовала, как слезы орошают лицо, как дрожат губы, как сбивается дыхание.
— Это значит «да»? — истолковал он по- своему мою одержимость.
— Да! Да! Да! — почти кричала я. — На все «да»! Всегда!
Мне понадобилось еще немало времени, чтобы прийти в себя, чтобы отцепить скрюченные он напряжения пальцы от его рубашки. А потом целовала, целовала и целовала, забыв обо всем и обо всех.
В ответ он ласково гладил меня по волосам и плечам, пытаясь расслабить одеревеневшие от напряжения плечи. Нежно целовал припухшие от слез веки.
— Странно, но у меня такое чувство, что тебя не было дома очень долгое время.
— Целую вечность, — удалось выдавить мне.
* * *
Утром перед самым отъездом в запланированный не мною «медовый месяц» я разбила зеркало, больше не взглянув в него ни разу. Не знаю, была ли по ту сторону моя копия. Не знаю, видела ли она нас и не пыталась ли вернуться в мой мир. Не знаю и больше ничего не хочу о ней знать.
Орудие уничтожение я выбрала со смыслом. Она сама научила меня избавлять свою жизнь от всего, что мешает дышать полной грудью. Так что с огромным наслаждением я наблюдала за тем, как хрустальная пепельница рассыпалась вместе с злополучным зеркалом. Стекло разлетелось тысячью мелких осколков, хороня под собой весь тот ужас, что мне пришлось пережить.
Говорят, что зеркала бьются к несчастью. Бред. Свое зеркало я уничтожала с легким сердцем и чувством правильности происходящего. Каждое мое маленькое отражение в ворохе осколков, я расценивала, как новый день и новую возможность зажить полной счастливой жизнью, не прячась за отражением самого себя.
Я возьму от этой реальности все, что она сможет предложить и обязательно вернусь в этот мир в следующей жизни, чтобы найти Алексея и найти себя. Только найдя себя можно в полной мере почувствовать вкус жизни.
А зеркала пусть бьются к счастью.
Конец