Уже пару лет Дорис подумывала о пенсии, но никак не могла решиться. В прошлом месяце она, наконец, уведомила дирекцию школы о том, что этот учебный год будет для нее последним. Муж Дорис, почтальон, вышел на пенсию четыре года назад. Он купил новенький трейлер, голубым и розовым цветами вывел на чехле запаски «Херб и Дорис», и ему не терпелось отправиться с женой в путешествия по неизведанным дорогам. Может, виной тому была нынешняя снежная зима, но в последнее время Дорис тоже потянуло в теплые края.

Дорис старалась относиться ко всем детям одинаково, и все-таки каждый год кто-нибудь из учеников западал ей в душу сильнее остальных. В тысяча девятьсот восемьдесят пятом году таким ребенком стал Натан Эндрюс – светловолосый, голубоглазый мальчик с застенчивой улыбкой. Он и раньше был склонен к задумчивости, но в последние несколько месяцев Дорис заметила, что из его взгляда исчез былой задор. Другие второклассники без конца донимали ее жалобами: «Миссис Паттерсон, а Чарити чихнула мне на голову!» или «Миссис Паттерсон, скажите, чтобы Джейкоб не плевался в меня бумагой!». Натан же тихонько подходил к ее столу и шептал: «Миссис Паттерсон», а затем терпеливо ждал, когда Дорис обернется к нему. По сравнению с остальными детьми – шумными и хулиганистыми – серьезный и сдержанный Натан казался не по годам взрослым.

Некоторые преподаватели считали, что ученики из бедных семей непослушны, болтливы и плохо воспитаны. Дорис придерживалась иного мнения. Она знала, что родители Натана не богаты. Его отец работал простым автомехаником и, как поговаривали, едва сводил концы с концами. Тем не менее, Натан был одним из самых вежливых учеников, которых Дорис встречала почти за три десятка лет работы в школе. Это лишь подтверждало ее мнение, что хорошее воспитание зависит не от размера дома и доходов семьи, а от любви и внимания к детям.

В начале учебного года мама Натана часто вызывалась помочь Дорис в классе. Она вырезала из бумаги цифры и символы для уроков математики, писала на табличках слова для занятий правописанием, украшала класс к праздникам. При виде матери Натан каждый раз гордо и радостно улыбался. Но Мэгги Эндрюс уже давно не появлялась в школе.

А однажды в школу пришел Джек, отец Натана, и сообщил, что его жена тяжело больна: последняя стадия рака. Неудивительно, что мальчик стал часто отвлекаться на уроках. Он был слишком маленьким, чтобы полностью осознать происходящее, и еще не понимал, что его мать умирает, но Дорис видела в его глазах знакомую тоску.

Самой Дорис было двадцать лет, когда ее мать умерла от рака, и это событие оставило неизгладимый след в ее жизни. Теперь она с болью в сердце наблюдала за тем, как мальчик протирает дырку в тетрадке ластиком, маленькой ладошкой размазывает по щеке слезы и продолжает работу. Раньше у Дорис никогда не было учеников, оставшихся без родителей, и она не знала, как вести себя, как утешить ребенка. Детей, потерявших домашнего питомца или дальнего родственника, Дорис успокаивала ласковым словом или освобождала от уроков, но она сомневалась, что это поможет в данном случае. Дорис помнила, что после смерти матери от банальных соболезнований становилось еще хуже. Иногда лучше молчать, – думала она, глядя, как Натан борется с непослушной точилкой, и молилась про себя, прося Бога согреть мальчика в своих объятиях.

Я возмущенно отшвырнул телефонную трубку. В который раз набирая номер, слышал лишь короткие гудки. Итак ничего не успеваю, никакого терпения не хватит!

– Скажет мне кто-нибудь, как работает эта идиотская система? – заорал я через открытую дверь своей секретарше.

Гвен Стедивант, проработавшая со мной уже добрый десяток лет, поспешила на помощь.

– Во-первых, выбери свободную линию, где не горит красная кнопка, – начала она.

– Я знаю, Гвен, – раздраженно перебил ее я. – Мне тридцать восемь лет, и я умею пользоваться телефоном. Лучше скажи, почему я без конца слышу короткие гудки!

– После набора номера нужно дождаться сигнала и набрать код клиента, которому ты звонишь, чтобы он мог оплатить счет за разговор.

Гвен спокойно продемонстрировала всю операцию от начала до конца.

Когда я пришел работать в эту фирму, телефонные счета, коммунальные услуги и офисные принадлежности оплачивались компанией как текущие расходы. Теперь все оборудование – факсы, ксероксы, телефоны – имело особый код. Скоро они закодируют даже мой пейджер. В результате простейшие действия вроде телефонного звонка превратились в многоэтапные манипуляции, чтобы фирма могла выставить клиентам счет за каждый потраченный на них пенни.

– Короче, соедини меня с Дугом Креншо! – простонал я.

Я работал в юридической фирме «Мейтерс, Уильямс и Херст» уже тринадцать лет. Как все выпускники юридического факультета, я пришел сюда с горящими глазами, полный наивного оптимизма. Тогда это была не очень большая контора, всего шестнадцать адвокатов, но мне подходило, что офис расположен в нескольких милях от дома моей матери. Пятью годами раньше от сердечного приступа скончался отец, и я хотел быть поближе к маме, чтобы приглядывать за ней. Родители жены жили всего в трех часах езды, и она очень обрадовалась, когда я устроился в эту фирму.

Мой первый рабочий день в «Мейтерс, Уильямс и Херст» начался с совещания, и мне порой кажется, что вся моя работа – одно непрерывное совещание, которое длится уже тринадцать лет. Совещания с клиентами, совещания с партнерами, совещания с адвокатами противоположной стороны, совещания с секретарями, совещания с помощниками, совещания во время обеда, телефонные совещания. По мере того как мой стол заваливали все новые дела о банкротстве, мечты о том, как мое красноречие повергает в восторг зал суда, постепенно тускнели. Поначалу я не возражал. Мне было интересно помочь владельцам небольших предприятий расправиться с долгами, я искренне радовался, когда внушительная сумма их задолженности превращалась в ноль. Но с годами я превратился в «нашего специалиста по банкротствам» и окончательно осознал, что моей мечте покорить мир скандальными победами не суждено сбыться. Дела о банкротстве, если и доходят до зала суда, сводятся к скучной констатации фактов, а не к битве умов, о которой я мечтал. Справившись с разочарованием, я с еще бо́льшим усердием зарылся в папки с делами, теперь уже с целью зарекомендовать себя перед коллегами. Упрочив свое положение, я сосредоточился на задаче, стоящей перед всеми молодыми юристами: за семь лет стать партнером фирмы.

Если я ставлю перед собой цель и неуклонно работаю над ее достижением, у меня все получается. Это правило сработало и с женой.

Я встретил Кейт Эббот на последнем курсе университета и влюбился в нее с первого взгляда. Она недавно переехала в район, где я снимал дом на время учебы с пятью другими студентами. За книги и обучение платили мои родители при условии, что средства на все остальное – еду, одежду, жилье и старенький автомобиль – я буду зарабатывать сам. Питался я в те дни в основном макаронами с сыром или лапшой быстрого приготовления и только изредка позволял себе роскошь съесть гамбургер по скидке в близлежащем «Бургер Касл». Мой гардероб состоял из костюма, купленного родителями в честь окончания школы, трех пар джинсов, нескольких растянутых свитеров, двух рубашек, пары мокасин с дырой в подошве и едва живых кроссовок. Меня это не смущало, поскольку у всех моих соседей дела обстояли примерно так же.

Я впервые увидел Кейт, когда она выгружала из фургона какие-то коробки и старую мебель. Я сразу решил, что познакомлюсь с ней, и тут же понял, что она должна стать моей женой. Ее блестящие иссиня-черные волосы и прелестные черты лица сразили меня наповал. В ее смехе слышался нежный перезвон колокольчиков. Мы поженились, едва я окончил университет.

Как большинство выпускников, я был беден и по уши в долгах. Пока я искал работу, Кейт трудилась в отделе маркетинга небольшой местной больницы. Ее скромной зарплаты хватало лишь на аренду крошечной квартирки, да еще иногда на бензин для сильно подержанного «плимут-чемпа». Мы оба знали, что в ближайшие пару лет придется трудно, но как только моя карьера начнет набирать обороты, мы заживем.