Знаете, вот так бывает, смотришь какой-то фильм или читаешь книгу и все время ждешь чего-то: развития какого-то сюжета или темы, но оно так и не наступает. Вроде бы, автор подходит вплотную, но тут же удаляется, углубляясь в какие-то другие, волнующие его подробности. И вот, все прочитано и просмотрено, а какая-то недосказанность осталась.

В тот момент просто необходим мотив к действию, который подтолкнет моего внутреннего автора на развитие своего собственного сюжета. Таким мотивом для меня стал Рэндл Патрик МакМерфи, проходящий лечение в психиатрической клинике.

Мысли в моей голове всегда рождаются перед сном. Когда я ложусь спать, если, конечно, не "отрубаюсь" за считанные секунды, закрываю глаза и перед глазами начинают происходить различны и весьма фантастические события – так рождается книга. Ночь – время идей, и, если идея стоящая, то сон мог откладываться на несколько часов. Бывает так, что мысль не покидает и на следующий день, тогда эти видения становятся похожи на многосерийный фильм. В это время мне просто необходим какой-то «автозаписыватель фантазий», ведь к утру они становятся не такие яркие, словно тлеющие угольки, оставленные после потушенного ночью костра, и, часто, уже днем они совсем гаснут.

Но в этот раз было все по-другому, идея с продолжением прочно укоренилась в моей голове и ветра времени и событий только раздували костер все сильнее. Хотелось почувствовать себя как в тех фильмах, где герой, уединившись в загородном домике на берегу озера, создает свой шедевр. Но, имея двоих маленьких детей, на такую роскошь можно было и не рассчитывать. Поэтому, писать приходилось за обычным компьютером в перерывах между едой и сменой подгузников. Такой режим работы, конечно, же сказался на настроении произведения – местами это спокойное рассуждение, когда дети спали и я отдыхала, а местами хоррор, навеянный криками, визгами и драками двух дьяволят. Спасибо им за то, что они могут так закалять нервы, и спасибо клавиатуре и текстовому редактору за то, что есть место, где выплеснуть эти нервы.

– Погода сегодня невеселая какая-то.

– Невеселая? Да мрачнее неба я в жизни не видел!

– Бабки судачат, что не к добру это.

– Вздорные старухи вечно что-то придумают!

Подобные разговоры весь день доносились из разных уголков города. Погода сегодня, действительно, была какая-то уж слишком мрачная. На дворе стояла осень. Сентябрь. Кто-то может подумать, что для этого времени года это нормальное явление, но, если бы вы взглянули в этот день на небо, которое было больше похоже на грязную половую тряпку, на голые стволы деревьев, которые еще вчера стояли усыпанные желто-зеленым одеянием, а теперь клонятся вниз, будто стесняясь своей наготы, Вы подумали бы иначе.

На самом деле, это место больше было похоже на деревню, нежели на город, но его жители считали иначе. Наверное, им хотелось чувствовать какую-то значимость и важность той земли, на которой они оказались волею судьбы, ведь у этого «города» даже и названия-то не было. Хотя, если хорошо приглядеться, даже до деревни это место не дотягивало. Находилось оно в стороне от любых поселений, многие даже считали, что здесь давно все заброшено. Но, однако, несмотря на внешнюю заброшенность и бытующие мнения, все равно ходили слухи о том, что там кто-то живет: бродяги, беженцы и даже беглые преступники. Дома этого «города» были построены наспех, казалось, из всего, что только можно было найти в кратчайшие сроки. Деревянные избы, сколоченные из старых досок, бревен и всякого хлама, местами покосившиеся и глядящие на жителей пустыми зеницами разбитых окон; кирпичные полуземлянки в два этажа, замазанные глиной и скрепленные смесью, слабо напоминающей цемент; панельные коробки без окон, будто брошенные кем-то посреди дороги. Что же было внутри этих домов, страшно было и представить, но снаружи это выглядело довольно жутко, неопрятно и, казалось, вот-вот развалится. Кто же строил такие сооружения, а главное кто в них жил?

Вы бывали в Индии? Да, даже если и не бывали, то наверняка видели на фотографиях индийские трущобы. Вот это самое близкое описание того места, о котором мы сейчас говорим. За одним исключением – здесь было довольно чисто. Но, однако, климат Индии позволяет еще жить в таких сооружениях, не боясь умереть от холода, а в этих широтах есть и осень, и зима, с температурами до -30º С. Как же люди выживали в таких убогих домах, в которых не то, чтобы отопления, даже печей, как таковых, не было? На этот вопрос вряд ли уже кто-то сможет дать ответ.

Были, правда, и два дома выглядевшие достаточно крепкими – двухэтажные кирпичные красно-коричневые здания в несколько квартир, которые стояли на самом краю города выполняя роль некой стены, отгораживающей жителей от остального мира. Но и они были какие-то неухоженные и неприветливые, окна были заколочены, а сквозь щели между досок просачивался свет от ярких ламп, которые горели практически круглые сутки. На крыше были трубы, из которых, периодически, шел дым. Черный дым.

Место было невзрачное и довольно неприятное, но никаких беспокойств оно не доставляло никому в округе. Никто никогда не видел, чтобы оттуда кто-либо выходил или заходил, но жители соседних городов и сел все равно обходили это поселение стороной, хотя, на самом деле, никто точно не знал, что с здесь не так. А те, кто пытался туда попасть, бывало, обратно уже и не приходили. Кто же возвращался, зачастую, с угрюмым и многозначительным видом утверждали, что ничего там нет. На любые другие вопросы отмалчивались. Скорее всего, они и не видели ничего, а лишь хвастались своим «смелым» поступком. «Мы там были», – говорили они и сразу становились местной знаменитостью среди детей и старух.

Но в этот день в тихом невзрачном поселении о спокойствии можно было забыть. Женщины нервно бегали от дома к дому в поисках чего-то. Казалось, они и сами не знают чего, а просто суетятся под общим тревожным настроем. Они собирали какие-то тюки и привязывали их друг к другу. Срывали, висевшие на веревках тряпки, запихивали их все в те же самые тюки, набивая их доверху, будто эти тряпки – их самое ценное богатство. В другие мешки они засовывали еду, тоже без разбору какую, единственное, что можно было понять, так это то, что стол у них совсем не богат и из еды в основном был хлеб. Старухи крестились направо и налево. Кто-то кричал, кто-то плакал, дворовые собаки прятались по углам и жалобно подвывали. Было неспокойно. Местные никогда так не реагировали на погоду, как сегодня. Так, может, дело было не в ней?

Среди общей какофонии звуков не слышно было лишь детского плача. Детей в этом городе не было. Совсем. Злые языки говорили, что новорожденных местные жители продают цыганам, закапывают в землю и даже съедают. Эти версии были самыми расхожими среди народа и служили неплохой пугалкой для их непослушных чад.

Вот кто-то плачет, свернувшись в клубок возле лестницы, а кто-то наоборот веселится и строит из себя великого провидца, предвещая апокалипсис. Нет, в этом балагане невозможно было находиться, будто день открытых дверей в психиатрической клинике. Так думал и молодой человек с угрюмым недовольным лицом.

– Чтоб тебя! – подумал про себя молодой парень, уворачиваясь от идущей напролом уж очень полной женщины. – Что, все с ума посходили сегодня?

Парня звали Мирон. На вид ему было лет двадцать пять. Высокий, темноволосый, всегда сутулившийся, но очень добрый молодой человек. Хотя такая доброта никак не мешала ему частенько применять «крепкие» словечки по отношению к окружающим. Он был простой работяга, жил с родителями, помогая им по хозяйству. Нарочно ходил в простой невзрачной одежде, чтобы не выделяться из толпы и очень не любил, когда к нему проявляли какое-либо внимание. Он ни с кем не дружил, старался даже особо ни с кем не разговаривать ни на работе, ни на улице. Но если же все-таки приходилось с кем-либо общаться, то никогда не смотрел в глаза собеседнику, отвечал кратко и быстро. Было видно, что он очень нервничает, а его левая рука тряслась при этом так сильно, что он не высовывал ее из кармана и иногда даже придерживал правой. Во всякие суеверия и приметы Мирон не верил, да и некогда ему было в них верить. Мать с отцом ослепли одновременно по никому непонятной причине, и он старался не оставлять их одних надолго. Поэтому, жизнь его и без того была достаточно странной и обращать внимание на опадающие листья было некогда. Мирон спешил домой. На работе отпустили сегодня довольно рано.