- Нет.

- Ты ж уже был в довольно сознательном возрасте, должен помнить.

- Я в больнице был.

- В больнице? – такого я не ожидала. – Что ты там делал?

- После аварии я несколько дней не приходил в себя.

- Что? – я оторопела от услышанного. Оля тоже, она даже перестала есть и во все глаза смотрела на Стаса. – Подожди, после какой аварии?

- В которой погибла моя мама. Я тебе говорил, – как и тогда он был спокоен. Он смирился с этим. А вот я не могла этого понять. Было так не по себе от услышанного.

- То есть… ты тоже был там? – он кивнул. Я опустила глаза и обхватила себя за плечи. Мне было нечего сказать. Как-то сразу забылся его подчиненный, которому он дал три часа отгула.

- Я очнулся через четыре дня, пролежал потом в больнице еще неделю. Когда я вышел – оба уже были похоронены. Все сделали без меня, я ничего не видел. А что, вся эта подготовка такая долгая?

- Мм… Да… Она… она длится по-разному. От нескольких дней и дольше… я сама не знаю точно… - я запиналась и путалась в словах. Стало стыдно за свое поведение, что я злилась.

- Двух недель будет достаточно? – спросил он. Я кивнула. Кивнув самому себе, Стас снова взял телефон и позвонил. – Я передумал. Даю вам отпуск на две недели. За счет компании. Можете в бухгалтерию подойти, я предупрежу. И если вдруг что-то будет нужно – звоните, помогу, – и вновь положил трубку. Посмотрел на нас с Олей и встал из-за стола. – Я пошел собираться. Уберите со стола.

Он был, как обычно, дружелюбен, но мне все равно было очень неловко из-за того, что случилось. Даже аппетит пропал. И силы куда-то делись. Я сидела за столом, опустив голову и не в силах ее поднять. Но когда подняла – поняла, что зря это сделала. От Олиного взгляда мне стало только хуже. Она была так растеряна от всего, что произошло, что мне, привыкшей к Стасу, показалось, что все произошедшее выглядит, как катастрофа. А что, если это так? Не хочу думать об этом. Чтобы отогнать плохие мысли и взбодриться, я начала убирать со стола. Оля тоже пошла собираться и складывать свои вещи.

Я слышала, как Стас говорил со своим бухгалтером. И слышала, как он ушел, перед этим попрощавшись с Олей. Мы с Олей молчали, не было никакого настроения болтать. В тишине мы собирались. Я решила, что прогуляю пары и поеду провожать сестру. Учеба никуда не денется, нагоню. Да и как-то не хочется сегодня никуда идти, никого видеть после чудесного разговора за завтраком. Как-то хочется загладить свою вину перед Стасом. Вот опять – сначала сама на него злюсь, потом сама пытаюсь извиниться. Сколько раз я уже так сделала? Сколько это будет продолжаться?

Мы не говорили, пока ехали на вокзал. И только там, сидя в зале ожидания, все-таки начали разговор.

- Нет, он классный. Только попрощались мы как-то не очень. И да – видно, что он к тебе как-то особенно относится. Хотя сразу так и не скажешь, – негромко произнесла Оля. Посмотрела на меня и слегка улыбнулась. Я только устало хмыкнула, все еще думая о том, что произошло за завтраком.

- Чувствую себя сумасшедшей истеричкой рядом с ним. И вечно обижаюсь на него. И злюсь. Смешно и грустно от этого.

- Так что было вчера?

- Мы шутили, я хотела его слегка толкнуть. Вот так, – и я аккуратно пихнула Олю в плечо. Та кивнула. – А он так резко и внезапно оттолкнул мою руку, я испугалась. И было больно.

- Зачем он это сделал?

- Не знаю. Сейчас мне кажется, что он сам не понял, что произошло. Спрошу у него сегодня. И с его мамой как-то неудобно вышло… - я прикусила губу, задумавшись. Нет, ну хватит! Сестра уедет и запомнит меня унылой? Нет, нет и нет. Я улыбнулась. – Вот так я и живу – вечно что-то делаю, а потом думаю, надо это было или нет, – и рассмеялась. Оля рассмеялась в ответ.

Я проводила сестру и поехала назад. Сейчас уже не нужно было изображать улыбку, я была хмурой и подавленной. Все как-то запутано и печально. Снова влезла в тему его родителей, почти что накричала на него, даже не узнав, что к чему. Неправильно это, нужно уже смирять себя, а то взрываюсь по каждому поводу.

Великан встретил меня у двери. Мяукнув, он стал тереться об мои ноги, пока я раздевалась. Хоть у кого-то все хорошо, это радует. Я взяла этого подлизу на руки и пошла с ним по коридору, разговаривая с ним и гладя его. Возле входа в зал я остановилась – Стас был дома? Он не поехал на работу, что ли? Я не поверила своим глазам и пару раз моргнула. Но Стас все еще был в зале. Он сидел на диване в полной тишине, склонившись вперед и оперевшись на колени. Я не видела, что он делал. Посмотрев на Великана, будто спросив у него совета, я решилась и вошла в комнату.

- Ты дома? – очень умный вопрос, но да ладно. Стас медленно обернулся, кивнул, глянув на меня, и снова отвернулся. Я обошла диван и подошла к парню вплотную. В руках он держал несколько фотографий. Рядом лежали еще фотографии и раскрытый альбом. – Что ты делаешь? – спросила я, примерно догадываясь, что это были за фото. Стас молчал. – Кто на них изображен?

- Мои родители, – он больше не смотрел на меня. Разглядывал людей на этих глянцевых карточках. Мои предположения подтвердились. Внезапно я осознала, как мне важно узнать, что он чувствует и думает, когда вспоминает о родителях.

- Покажешь? – я все еще стояла, не решаясь сесть. Стас кивнул и указал на диван. И только тогда я позволила себе сесть и положить кота на колени. Придвинулась ближе.

Стас протянул мне одну из фотографий. Я аккуратно взяла ее и начала разглядывать. На ней была изображена семья из трех человек – отец, мать и мальчик шести лет. Они были на природе, скорее всего, выехали на шашлыки или что-то тому подобное. Хоть мужчина и был в обычной, «гражданской» одежде, по его выправке и выражению лица было видно, что он военный. Он не был злым или суровым, но в его взгляде и мимике прослеживалась степенность и мудрость, какой обладают только люди, прошедшие через что-то страшное. Он был высокий и статный. Отчасти, Стас пошел в отца телосложением. От матери же ему достался цвет волос и некоторые черты лица. Она была чуть ниже своего мужа, в теле и с приличными формами. Но меня не столько привлекли отец с матерью, сколько их ребенок, который улыбался во всю свою детскую улыбку, держа в руках большого щенка. Животное было явно слишком большим и тяжелым, но мальчик старался удержать его, как бы тот не скатывался из его объятий и не падал. Это выглядело так смешно и мило, что я невольно улыбнулась. Вся семья выглядела такой счастливой.

- Ты был очаровательным ребенком. Это ваша собака?

- Дядина. Мы у него на даче были. Отмечали его день рождения.

- А сколько тебе лет тут?

- Пять или шесть. А вот тут мы с отцом ходили на парад, – и Стас протянул мне другую фотографию. На ней он сидел на папиных плечах и махал георгиевской лентой. – Тут мне точно четыре с половиной. Может, чуть больше. Я не особо помню, что там было, но мне говорили, что я был в восторге.

- Да, ты очень эмоционален на фотографиях, – я не переставала улыбаться. Так здорово смотреть чьи-то детские фотографии и умиляться. Стас не ответил. Я посмотрела на него. – Не пошутишь по этому поводу?

- Мне не смешно. Если бы мои родители были живы – я бы всегда был таким. Люди бы не бегали от меня. Подчиненные не считали бы извергом. Ты бы не боялась, – улыбка сошла с моего лица. Он переживает. И я вместе с ним. – Как думаешь, если бы они были живы – все было бы по-другому? – Стас все также смотрел на фото, перебирал их в руках.

- Скорее всего, да. Но у истории нет сослагательного наклонения, так что не стоит об этом думать, – проговорив это, я замолчала. Я не знала, что сказать, хотя мне безумно хотелось поддержать его. Мы молчали несколько минут, прежде чем Стас заговорил.

- Мама в последние дни была такой рассеянной. Все забывала, вечно переспрашивала. В себя ушла. Не знала, как сказать мне, что отец погиб. Ну и не знала, что дальше делать и как жить. А я был маленьким, мало что понимал. Думал тогда лишь о друзьях, которые у меня еще тогда были, и о каратэ.