– Вы всерьез думаете, что это возможно?

– Пока могу лишь сказать, что это возможно. Однажды во время следствия я дал интервью прессе и сказал, что убийцу неправильно поняли. Что его никто никогда не понимал, у него было несчастливое детство, его никто не любил. Бла-бла-бла и т. д. и т. п. Через два дня полиция получила записку, написанную от руки. Она была адресована мне. На обороте было всего одно предложение: «Я не злой». Начиналось предложение с заглавной буквы, в конце была точка, все слова были написаны без ошибок. Мы сделали вывод, что это человек с образованием. Мы передали записку в СМИ, после чего три человека отозвались и сказали, что узнают почерк. Оказалось, что убийца был врачом-рентгенологом.

Андертон ничего не ответила.

– Для убийцы уже очень давно все складывается наилучшим образом, – продолжил Уинтер. – Например, сейчас все ждут, что он сделает дальше. Это полностью соответствует его ожиданиям, потому что в прошлом году было точно так же. Сейчас идеальное время, чтобы нанести предупреждающий удар.

– Это я понимаю. Был бы на месте Дилейни кто-то другой, я бы была только за. Ей нельзя доверять, Уинтер. Эта женщина – гадюка.

– Нужно, чтобы действовала именно она. Новости по «Глобал» смотрит больше всего людей, а Дилейни – номер один по уголовной тематике. Мы сможем охватить максимальную аудиторию. Какой смысл обращаться на кабельный канал, которых сотни? Их если кто и смотрит, то только мама ведущего. Наша цель – максимальное покрытие.

– Но ведь речь идет о Шарлотте Дилейни.

– Я с ней справлюсь.

– Хорошо, тогда расскажу свою историю. Дилейни не понравилось, как я вела следствие после убийства Изабеллы Собек. После гибели Алисии Кирчнер она заявила, что мне нужно уйти с должности, а после убийства Лианы Хэмонд совсем перестала церемониться. Когда я только пришла в полицию в молодости, я работала под руководством человека, который брал откаты. Я по незнанию выступала курьером и несколько раз перевозила эти деньги. В свою защиту могу сказать, что была молода и наивна и сделала ошибку. Это все. У меня не было намерения совершить преступление, я не пыталась что-то заработать таким образом. В Управлении пришли к выводу, что я была жертвой обстоятельств, и мне не предъявили никаких обвинений.

– Я уже все это знаю, Андертон. Вы можете не оправдываться. Вы – на стороне добра. Я в курсе.

Андертон жестом остановила его.

– Вам нужно знать, какая она, так что дослушайте меня. Так вот, она вытащила эту историю на свет и начала ее раскручивать. Выставила все так, словно я была его сообщницей. Придумала, что у нас была любовная связь и что я не такая белая овечка, за какую себя выдаю. К сожалению, мой бывший босс уже давно умер и не мог опровергнуть эти обвинения. Я, безусловно, все отрицала, но никого это не интересовало. Если СМИ начали кого-то травить – пиши пропало. Ты виновен, пока не докажешь обратное. И беспристрастных присяжных не найти. Если к тебе что-то прилипает, то это с тобой навсегда.

Она замолчала и посмотрела в окно. Уинтер знал, что мыслями она уже не здесь, а в тех темных днях. Как и в бизнесе, работа в полиции ориентирована на результат. Если смотреть на ситуацию глазами ее руководителей, Андертон была обречена. Материал Дилейни стал последней каплей. Они знали, что она невиновна, но ее имидж в глазах общественности был запятнан навсегда. Не было никакой возможности оставить ее во главе одного из самых крупных расследований. Ей предложили пораньше уйти на пенсию, и она согласилась. А что еще ей было делать? К тому времени про нее не написал только ленивый.

– Вот вам история в ответ. Как-то я допрашивал одного парня в тюрьме. Ему было девятнадцать, но выглядел он лет на двенадцать. Он убил всю свою семью – папу, маму и младшего брата. Молотком и электродрелью. Место преступления было похоже на фильм ужасов. В первый свой день в тюрьме он убил своего сокамерника, который решил, что молодой парнишка станет легкой добычей, и ошибся. Тот умудрился двенадцать раз ударить его головой об пол, прежде чем его оттащила охрана. Другой его сокамерник умер по дороге в медпункт. Проломленный череп. Свидетели говорили, что этот ребенок вел себя как дикое животное.

– Ладно, поняла. Если вы справились с этим парнем, справитесь и с Дилейни, – она помолчала и глубоко вздохнула. – Не недооценивайте ее, Уинтер. Ни на секунду. Слышите?

– Ясно и четко. Вы здесь подождете?

Андертон посмотрела на него как на сумасшедшего.

– Ни за что. Я иду с вами.

– Уверены? Я думал, вы ближе чем за сто километров к ней не подойдете.

– Вы ошиблись. В любом случае, пока все это не закончится, мы партнеры. Это означает, что я вас прикрою. Всегда.

– Рад слышать.

– Нет, Уинтер, в этом месте вы должны сказать, что и вы прикроете меня.

– Всегда, – сказал он.

– А перед камерами так и будете в этой футболке?

Он опустил голову и понял, на что она намекала. На телевидении все решает внешность, и его футболка с группой «Дорз» была совершенно не к месту. Конечно, он тут же расположит к себе фанатов рока, но у огромной части населения его вид не вызовет доверия.

– Вероятно, вы правы.

– Безо всяких «вероятно».

Уинтер вышел из машины и открыл багажник. Белая хлопковая рубашка на дне его чемодана предназначалась как раз для таких экстренных случаев. Он снял футболку, надел рубашку и застегнул пуговицы. Кожаная куртка немного разбавила его образ второсортного офисного служащего.

– Последний шанс передумать, – не унималась Андертон.

– Все в порядке. Идем?

Андертон с деловым видом пошла через парковку. Левая рука у нее постоянно ударялась о бедро. Значит, именно здесь у нее раньше висело оружие. Войдя внутрь, они направились к лифту. Ресепшен второго этажа был ориентирован исключительно на посетителей новостной студии, которая была оборудована с претензией на высший класс, но выглядела весьма потрепанно. В обстановке преобладал черный цвет – полы, стол, мебель. Логотип «Глобал» гордо красовался на стене за столом ведущего.

Миниатюрная и симпатичная ассистентка горела желанием помочь. После кратких представлений она привела их в маленькую гримерную, и уже через несколько секунд Уинтер сидел в парикмахерском кресле, а гример наносила тон. Не успела она переключиться на волосы, как появилась Дилейни. Она была такой же симпатичной и миниатюрной, как и ассистентка, но как минимум на десять лет ее старше. Уинтеру показалось, что пластических операций она еще не делала, но это время не за горами. В уголках глаз наметились морщины, и кожа потеряла былую эластичность. У нее была насквозь фальшивая сияющая улыбка. Облегающий темно-синий брючный костюм ей очень шел. Она подошла к креслу и протянула руку для приветствия.

– Приятно познакомиться, мистер Уинтер.

– Я тоже рад.

Они пожали друг другу руки. Ее хватка была чрезмерно крепкой. Впервые Уинтер не возражал, когда к нему применили обращение «мистер». В голове всплыли предупреждения Андертон. Крайне необходимо было обозначить границы. Тем временем Дилейни с улыбкой обернулась к Андертон.

– Рада вас видеть, Лора! – каким-то образом ей удалось улыбнуться еще шире и еще ослепительнее. – Значит, работаете частным следователем теперь. Поздравляю!

Андертон удалось сохранить хладнокровие. Ее эмоциональное состояние выдавали только пальцы, которыми она барабанила по невидимому пистолету.

– Тоже рада увидеться, Шарлотта. Всегда рада.

Дилейни задержала на ней взгляд еще на несколько мгновений, а затем вернулась к Уинтеру.

– Вы когда-нибудь были в прямом эфире?

– Был недолго, да.

– Хорошо. Значит, вы знаете, что нужно вести себя максимально естественно. Не бойтесь говорить много. Если мне покажется, что ваш монолог затянулся, я просто задам следующий вопрос. Мне нужно получить от вас словесный портрет убийцы. Я хочу ощущать, что мы залезаем к нему под самую кожу.

– Без проблем.