Анна Юльевна тоже думала о Кате. Девочка потеряла внешнюю индивидуальность. Из стайки молодых москвичек уже не выделишь. А говорит, как прежде, загадками. «Вы такая рождественская»… И думай, что имела в виду. Лучше бы было наоборот. Но она явно продолжала делать все, чтобы ей жилось как можно труднее. Что с ней будет дальше? Продолжит взрослеть, как все. И уже не пропадет, это доктор Клунина чувствовала остро.
Трифонова и не собиралась. Кем же надо быть, чтобы сидеть в квартире, где тебя чуть не задушили? Но Анна Юльевна права, этого от нее никто не ожидал. Думали, на следующий же день и след этой убогой простыл. Сбежала. Куда медсестры бегут из убогой комнатушки? В такую же в длиннющей многоэтажке. В Новой Москве? В Подмосковье? А она найдет комнату в центре. Или, наоборот, убийца в курсе, что жертва не тронулась с места. Значит, ей действительно нечего скрывать. Потом вернулась старуха, то есть целых две старухи. И девицу выставили. Тогда эта кретинка двинула в Новую Москву? В Подмосковье? А она, правильно, найдет комнату в центре. И ни одна сволочь ее не выследит, уж потеряться в метро легче легкого, когда тебе давно не нужно читать указатели.
Эйфория грядущих перемен начала ослабевать – Трифоновой снова захотелось жалеть себя и выть. «Мне необходимо есть хоть что-нибудь, мне силы нужны», – подумала она. И зашла в супермаркет. Купила минералки, сока и несколько баночек детского пюре – овощного, фруктового, мясного. Она надеялась, что сумеет заставить себя глотать это протертое нечто. Оказалось, что еда для младенцев очень дорогая. И кто-то еще удивляется, что люди мало рожают. Произвести на свет легко. А вот прокормить при таких ценах не каждой удастся. Про одеть, обуть, выучить даже задумываться было страшно.
Вернулась домой, накормила Журавлика, опасливо съела яблочное пюре. Действительно, желудок такая пища не напрягла. Но гадость была редкостная. Как сказал один пациент, впервые отведав диетической каши: лучше смерть. И все-таки Катя была уязвлена. Медик, называется! Не догадалась попробовать что-нибудь кроме бульона! В ознаменование избавления от ненавистной жидкости Катя вывела песика гулять. У нее было странное состояние. Казалось, что она сутки двигала мебель или вскопала огород. Плечи болели и не желали расправляться. Ноги и руки немного дрожали. Типичная усталость. Но ведь она ничего не делала, только психовала и ела. Стоять во дворе, а потом ловить резвого хулигана было невмоготу. И Катя повела его по улице, обсаженной тополями лет шестьдесят назад.
Вскоре она озадачилась и сообразила, что заглядывает в арки, ища укромное, но не очень темное место, где можно пересидеть ночь, даже вздремнуть до рассвета. Пространство было знакомым. Вон справа скамейка в дворовом тупичке. А слева маленький скверик с давно не работающим фонтаном. Катя знала, что Анна Юльевна приютит, не успей она найти кров. Девчонки в общаге что-нибудь придумают из солидарности, даже если ни одной знакомой там не осталось. Но Катя ни с кем не собиралась объясняться. Никого не хотела просить. На крайний случай оставался какой-нибудь хостел. Только у нее возникла потребность в настоящей бездомности. Ночь на улице была бы пиком ее мытарств. Да, преодолимым, не гибельным. Но после него должен был наступить перелом не в судьбе, не в обстоятельствах, а в самой Кате. Ее истерически занимало, какой она будет наутро.
К концу прогулки Трифонова сникла. Центр Москвы – средоточие блеска, шика и простора. Разве богачи сдают чуланы в роскошных квартирах? А если вдруг мрачные извращенцы занимаются этим, то за какие деньги? От тошнотворной правды несчастная медицинская сестра лишилась остатков воли. Добравшись до своей постели, она не включила компьютер. Стоило ли мудрствовать лукаво, выбирая по заведомо неверному расчету? Утром зайдет на сайт в «аренду комнат» и будет звонить по всем номерам подряд. Ей было все равно, куда перебираться. Но даже при такой неразборчивости снять жилье за день не удастся. Сон грубо шваркнул ее тяжелым кулаком по затылку, покрошив остатки мыслей в салат. И всю ночь Катя пыталась разобраться, из чего именно он сделан.
Разбудила ее привычная мелодия. Катя нащупала телефон возле подушки и решила, что ей снится звонок Анны Юльевны. Но голос-то чудиться не мог. Слуховых галлюцинаций у Кати не было даже в моменты полного отчаяния от бессонницы и бескормицы.
– Екатерина, ты еще не угробила хозяйку, я надеюсь? И не пытайся. Дочь моей подруги ушла из дома и сняла квартиру. Но платить одной дороговато. Мать решила, что надо подсуетиться и найти ей хорошую компаньонку, пока она сама не нашла плохую. Я сказала, что ты вредная, но порядочная. Ее больше впечатлила твоя профессия. Так что медсестра – это звучит гордо. Тебя интересует такой вариант? Тебе нужно больше общаться с ровесницами, а то, как я догадываюсь, с пенсионерками не складывается.
– А где квартира? – обалдело спросила Катя.
– По-моему, на севере.
– А когда можно переехать?
– Насколько я поняла, чем быстрее, тем лучше. Прислать эсэмэску с номером? Свяжись, поговори с девочкой, от тебя не убудет.
– Да, пожалуйста, доктор, миленькая… Вы ведь прямо сейчас пришлете? Я не знаю, как вас благодарить. Вы не представляете, что вы для меня значите! – Трифонова впервые за годы в Москве утратила свою вяловатую сдержанность.
– Ты на что попало-то не соглашайся, – немного испугалась ее реакции Клунина. – Расспроси, посмотри, обмозгуй, что называется.
– Анна Юльевна, еще секундочку, только один вопрос, – молила Катя, что было вообще из ряда вон. – Мне очень нужно переехать и очень срочно. Я не знала, как успеть. И тут ваш звонок. Скажите, это бог обо мне вспомнил, да? Или просто так повезло?
– Катя, успокойся. Полагаю, дело в социальных сетях. Я вчера зашла в Фейсбук, а в ленте клич заботливой матери. Я вспомнила, что ты первым делом емко ругнула свою квартирную хозяйку. Потом меня насторожило слово «самосохранение». Какое-то оно не твое. Я связалась с подругой. Вот и все.
– Спасибо, доктор.
– Не за что. Лови номер и не унывай.
Через минуту Катя выстукивала цифры на экране. Гудок, гудок, гудок… Потом:
– Слушаю, говорите.
– Привет. Я Катя. Трифонова.
– Отлично.
– Мне номер дала Анна Юльевна, мой доктор…
– А почему она ко мне своих больных направляет?
– Нет, она не в том смысле доктор, что я больная. Насчет квартиры…
– Уже понятнее. Вы от моей мамы?..
– Нет, я маму не знаю, с ней дружит Анна Юльевна.
– Ваш доктор?.. Во-первых, давай на «ты». Во-вторых, я уже запуталась. Согласна платить пополам?
– Это сколько?
– Двадцать пять тысяч. Плюс три с небольшим коммуналка. Потянешь?
На шесть тысяч больше, чем сейчас. Это грозило ужесточением и без того не ласковой экономии. Но читать десятки объявлений и испытывать одно разочарование за другим было невыносимо. Думать о сосуществовании с хозяйкой-пенсионеркой тоже. Клунина права, хватит с нее старух, которым жить охота, но не на что и незачем.
– Согласна, потяну. Где именно квартира? Север Москвы большой.
Собеседница рассмеялась:
– Тайны хранить умеешь? От своей Анны, как там ее по батюшке? До мамы не дойдет? Я, если честно, немного путаю следы. Боюсь, родители меня не поймут, если узнают, где на самом деле сняла. Они у меня такие… Не буржуазные. Или тебе конкретно на севере удобно?
– Могила! – воскликнула Катя. – На север плевать с десятой вышки. И знаешь, я тоже очень постараюсь, чтобы никто не узнал о моем новом местожительстве.
– Наш человек. Тогда я скину адрес. Подъехать сможешь? Поговорим нормально.
– Тебе на работу не надо?
– Суббота сегодня.
– Ой, свершилось, я прочувствовала, что в отпуске! Через пару часов буду. Мне еще собаку выгуливать. Хотя она не моя.
– И это подходит. У меня дома кот и хаска. Скучаю. Но сюда не пускают с детьми и животными. Ладно, до встречи, жду.
Трифонова читала эсэмэску неведомой девушки. И никак не могла перейти от названия улицы к номеру дома. Снова, и опять, и вновь буквы складывались в два слова – Большая Садовая, Большая Садовая, Большая Садовая… Возмутительная сумма теперь казалась мелочью. И что, вся аренда пятьдесят тысяч и жировка? Всей квартиры на Маяковке? Точно? Может, все-таки пятьсот? Невероятно.
