Гарри размышлял: «А виден ли из Запретного Леса квиддичный стадион?» — и решил, что виден. Правда, от леса до стадиона было все же далековато, да и профессор Квиррелл слабо напоминал мастера ментальной магии, но, с другой стороны, из леса, да еще и под прикрытием деревьев, он мог бы и палочкой помахать!
Они двигались к замку, Гарри шел чуть позади. Он решил больше не пытаться защищать Снейпа: наверное, Гриффиндорское Трио и так уже отдалилось от него и связанных с ним планов директора достаточно, чтобы быть в безопасности. А он прекрасно справится и один. Ну или не справится. Но тоже один.
Поэтому, когда у самых ворот замка навстречу им вышел Малфой со своими телохранителями, он решительно ускорился и оказался на пару шагов впереди трио.
— Я думаю, — начал манерно растягивать слова Малфой, обращаясь якобы к Крэббу и Гойлу, — что команду Гриффиндора набирают по принципу жалости к убогим. Нищие Уизли, уродка Джонсон, Поттер, который не умеет даже держаться на метле. Я удивлен, почему бы им не взять на место ловца Лонгботтома: он свалился бы еще раньше и матч закончился бы еще быстрее.
— Вы неправильно оцениваете ситуацию, мистер Малфой, — безукоризненно-вежливо вклинился в паузу Гарри, — видите ли, умение летать без метлы, которое я продемонстрировал сегодня и о котором мы говорили с директором, — очень редкое умение. Мне известен только один маг, способный на это. Один, помимо меня.
— И кто же это? — с растяжечкой спросил Малфой, — я его знаю?
— Думаю, что знаешь. Но если я назову его имя — ты обоссышься от страха. Потому что это Волдеморт.
Малфой, увы и ах, сохранил штаны сухими, но все трое слизеринцев побледнели и дружно сделали шаг назад.
— Кстати, наши с ним палочки — сестры, — громко прошипел Гарри почти в ухо Малфою, сделав шаг вслед за ним и пустив свою палочку веером, — если ты, конечно, понимаешь, что это значит…
Драко побледнел еще больше.
— Интересно, — продолжил Гарри тем же свистящим шепотом, который разносился, казалось, на милю вокруг, — сколько времени понадобится, чтобы ты начал вот так же реагировать на мое имя? — и снова крутанул палочкой. Слизеринцы попятились и, оглядываясь, скрылись из вида.
— Пошли, ребята, — обернулся Гарри к гриффиндорцам, но те не двинулись с места.
— Я п-подозревал, — теперь Гарри понял, почему Невилл смотрел — и прямо сейчас смотрит — на него с ненавистью, — мне г-говорила б-бабушка, что Т-тот, К-который… Он ведь тоже летал без м-метлы. А ты т-такой же, как он! Т-тоже хочешь, чтобы т-тебя б-боялись! Чтобы твоего имени б-боялись. И п-палочки…
— Теперь понятно, почему ты защищаешь Снейпа, — презрительно кинул Рон, — только не надейся, что он вдруг воспылает к тебе любовью!
Гермиона промолчала.
Гарри пожал плечами и пошел в замок. Слова миссис Кейн «Ты не такой, а значит, чужак, а значит — опасен» оказались пророческими. Нет, разумеется, Гарри мог бы попытаться процитировать Невиллу и Рону фразу их же обожаемого Дамблдора насчет «ты не то, что ты умеешь, но то, что делаешь», но зачем? Все и так получилось как нельзя лучше: теперь его друзья, уже окончательно переставшие быть друзьями из-за его собственных понтов, уж точно выведены из-под удара. Он все сделал правильно, правда ведь?
Снейп действительно не воспылал к Гарри любовью, даже когда слух о том, что Поттер — новый Темный Лорд, стремительно распространился по школе. Ну или эта любовь была какой-то извращенной.
Видимо, злобный профессор не мог простить себе ошибку, когда на матче он попытался снять с Гриффиндора не баллы, а квиддичные очки, да еще и сделал это на пару секунд позже, чем следовало. Так что теперь он штрафовал Гарри на факультетские баллы. Если повода не было — на пять, а если был хоть какой-то, самый завалящий — то сразу на десять. Видимо, он твердо решил догнать число штрафных баллов до тех же ста пятидесяти, ну и заодно опустить столь ненавидимый им факультет насколько возможно.
Хорошо еще, что эти штрафы оказывались растянуты по времени, и это списывалось на известную всей школе ненависть Снейпа к Поттеру. Особо продвинутые сплетницы, вроде Лаванды Браун и Парвати Патил, считали, что Снейп опасается конкурента за звание Темного Лорда. Это было бы даже забавно, но постоянная потеря баллов, которой сам Гарри не придавал значения, в сочетании со слухами, сделала Гарри почти изгоем на собственном факультете. Даже Вуд с охотницами гриффиндорской сборной на тренировках обращались к нему обезличено: «Эй, ловец!»
Отдушиной в этом почти бойкоте оставались близнецы Уизли, которым и баллы, и темная слава Гарри были по барабану, и, как ни странно, их старший брат Перси, который, к удивлению мальчика, действительно использовал его подарок — набор для полировки значков — каждое утро. Видимо, общение с близнецами выработало у него иммунитет к подколкам. Именно к нему и обратился Гарри, когда шепотки за спиной стали уже почти непереносимыми.
— Хм… Давай, я спрошу у мисс Клируотер с Рэйвенкло? Она очень умная девушка, между прочим, тоже префект, и она что-нибудь обязательно придумает! — улыбнулся ему Перси.
Пенни действительно не подкачала, и через пару дней Перси показал Гарри чары неприметности, самые простые: они действовали, только если, находясь под ними, ты не делал ничего необычного. Скажем, если ты читал книгу в библиотеке, то все вокруг просто переставали обращать на тебя внимание, а если делал то же самое за обеденным столом в Большом зале — чары не работали. Поэтому для проказ или иных темных дел их было использовать довольно неудобно. Ну и, если кто-то искал тебя специально — к примеру, чтобы поиздеваться, как Малфой, или снять баллы, как Снейп, — волшебство тоже давало сбой.
Заклинание Пенни оказались достаточно трудным для первокурсника, и Гарри понадобилось не меньше месяца для того, чтобы его освоить. Он был очень благодарен Перси и за эту помощь, и за наложенные им на блокнотик Гарри чары. Во-первых, без специального пароля открыть блокнот теперь было нельзя, а во-вторых, если написать в нем «34+25», блокнотик сам подводил черту и выдавал «59» или другой правильный результат. Гарри использовал это для подсчета снятых Снейпом баллов: к концу весны он заметил, что сумма штрафов остановилась ровно на отметке «100» и больше не растет. Это было странно и вызвало тревогу.
Еще большую тревогу у Гарри вызывал Невилл, точнее, то, что с ним происходило. Сначала все шло хорошо: постоянное общение с Роном и Гермионой и, как подозревал Гарри, регулярные беседы с директором делали бывшего пухлика все более и более уверенным в себе. Он даже перестал взрывать котлы, что, разумеется, было, в основном заслугой мисс Грейнджер.
Однако и без нее он все больше утрачивал стеснительность, которая и была его главной проблемой и в учебе, и в общении с людьми. А уж на уроках гербологии он просто блистал. Кстати, Гарри заметил две вещи: во-первых, Невилл с Шимусом регулярно навещали дальнюю заброшенную теплицу, а во-вторых, с того самого дня бывший друг не надевал подаренные Гарри перчатки.
Все изменилось во время Пасхальных каникул: и Гарри, и трое его бывших друзей на этот раз остались в замке. Мисс Грейнджер заявляла всем и каждому, что до экзаменов осталось не так уж много времени, и даже зачаровала свою рабочую тетрадь, превратив ее в своего рода планировщик заданий, у Рона просто не было денег на поездку, а Невилл…
Почему Невилл остался в замке, Гарри не понял.
Точнее — понял, но только на второй день Пасхальных каникул. В то утро он перебирал свои вещи и выложил из чемодана мантию-невидимку отца. Внезапно он почувствовал спиной взгляд и, медленно обернувшись, увидел Невилла, пожирающего глазами невесомый сверток в его руках. Раньше он спросил бы друга, почему его, не замеченного ранее в любви к авантюрам вроде ночных прогулок, так заинтересовала мантия (а то, что Невилл понял, что это такое, сомнению не подлежало). Но мистер Лонгботтом больше не был его другом, и Гарри, разумеется, ничего не спросил.
