На другое утро за завтраком все сидели какие-то очень притихшие. А Дадли вообще пребывал в состоянии шока: видимо, весь день вчера он скандалил по поводу спальни, но не получил желаемого. Дядя Вернон и тетя Петунья обменивались мрачными взглядами.
Когда за дверью послышались шаги почтальона, дядя Вернон, все утро пытавшийся быть очень внимательным и вежливым по отношению к Гарри, снова отправил Дадли за почтой. Из кухни было слышно, как тот идет к двери, стуча одной из двух своих новых палок по стенам и вообще по всему, что попадалось ему на пути. А затем донесся его крик:
— Тут еще одно! «Мистеру Г. Поттеру, дом четыре по улице Тисовая, самая маленькая спальня».
Тетя Петунья охнула.
====== Вампир и Великан ======
— Может быть, вы дадите почитать его мне? В конце концов, это мое письмо! — воскликнул Гарри. Не то чтобы он надеялся, что письмо ему отдадут, но прояви он полную незаинтересованность, это было бы подозрительно.
— Нет!!! — крикнул дядя Вернон, — нечего тебе читать письма от… от ненормальных, да!
— Но я же и сам… — начал Гарри, дядя побагровел:
— Иди в свой чулан… я хотел сказать, в свою спальню, — прохрипел он, обращаясь к Гарри, — и ты, Дадли… уйди отсюда, просто уйди!
Завалившись на кровать, Гарри улыбнулся. Волшебники явно следили за их домом. Они знали и то, что он переехал, и то, что он так и не получил письмо.
В тот день — а это был четверг, двадцать пятое июля — дядя Вернон не пошел на работу. Он остался дома и намертво заколотил щель для писем.
— Видишь ли, — объяснял он тете Петунье сквозь зажатые в зубах гвозди, — если они не смогут доставлять свои письма, они просто сдадутся.
— Я не уверена, что это поможет, Вернон.
— О, у этих людей странная логика, Петунья. Они не такие, как мы с тобой, — ответил дядя Вернон, пытаясь забить гвоздь куском фруктового кекса, только что принесенного ему тетей Петуньей.
На следующий день, в пятницу, писем было уже три. Дядя всю ночь дежурил у двери, чтобы перехватить их, и с торжествующим видом порвал их в мелкие клочки прямо на глазах у Гарри, который пытался отобрать их у дяди уже из чисто спортивного интереса. Увы, в доме не хватало простора для того, чтобы оторваться от дяди — то есть выхватить-то письмо удалось, а вот удрать после этого из дома — нет.
Когда Гарри затаскивали за ноги обратно в окно, он увидел сидящую на столбике калитки сову. Сова повернула к нему большую круглую голову и подмигнула.
В субботу для Гарри принесли не меньше дюжины писем. Так как они не пролезали в заколоченную щель почтового ящика, их просунули под входную дверь, а несколько штук протолкнули сквозь маленькое окошко в туалете на первом этаже.
Дядя Вернон снова остался дома. Он сжег все письма, а потом достал молоток и гвозди и заколотил парадную и заднюю двери, чтобы Гарри не смог удрать с гарантией. Гарри пожал плечами и убедился, что под окном его новой спальни нет ничего, на что он мог бы напороться, реши он и в самом деле сбежать.
Загаженое совами крыльцо дома так и осталось загаженым.
В воскресенье ситуация начала выходить из-под контроля. Несмотря на усилия дяди Вернона, в дом попали целых двадцать четыре письма для Гарри — кто-то свернул их и засунул в две дюжины яиц, которые молочник передал тете Петунье через окно гостиной. Молочник не подозревал о содержимом яиц, поскольку скорлупа была совершенно целой, но был крайне удивлен, что в доме заколочены двери. Пока дядя Вернон судорожно звонил на почту и в молочный магазин и искал того, кому можно пожаловаться на случившееся, тетя Петунья засунула письма в кухонный комбайн и перемолола их на мелкие кусочки.
— Интересно, кому это так сильно понадобилось пообщаться с тобой? — изумленно спросил Дадли, обращаясь к Гарри.
— Не знаю. Но я очень надеюсь когда-нибудь научиться таким фокусам, — ответил Гарри, наблюдая за примостившимися на живой изгороди напротив совами, числом не меньше десятка. Дадли сглотнул и скрылся в своей спальне.
В понедельник утром дядя Вернон выглядел утомленным и немного больным, но зато счастливым.
— По понедельникам почта не работает, — громко заявил он с довольной улыбкой, намазывая джемом свою газету, — сегодня — никаких чертовых писем…
Он не успел договорить, как что-то засвистело в дымоходе и ударило дядю Вернона по затылку. В следующую секунду из камина со скоростью пули вылетели тридцать или даже сорок писем. Дурсли инстинктивно пригнулись, и письма просвистели у них над головами, а Гарри подпрыгнул, пытаясь ухватить хотя бы одно из них — снова только затем, чтобы не вызвать подозрений. Если Дамблдор рассчитывал устроить Гарри ад, то он явно перепутал его с бесплатным цирком. В цирке Гарри не был, но читал про него, было очень похоже.
— Вон! ВОН! — Дядя Вернон поймал Гарри в воздухе, потащил к двери и вышвырнул в коридор. Затем из комнаты выбежали тетя Петунья и Дадли, закрывая руками лица, за ними выскочил дядя Вернон, захлопнув за собой дверь. Слышно было, как в комнату продолжают падать письма, они стучали по полу и стенам, отлетая от них рикошетом.
— Ну все, — значимо и весомо произнес дядя Вернон. Он старался говорить спокойно, хотя на самом деле нервно выщипывал из усов целые пучки волос, — через пять минут я жду вас здесь — готовыми к отъезду. Мы уезжаем, так что быстро соберите необходимые вещи — и никаких возражений!
Он выглядел таким разъяренным, особенно после того, как выдрал себе пол-уса, что возражать никто не осмелился. Ну или, в случае Гарри, просто не захотел. Десять минут спустя дядя Вернон, взломав забитую досками дверь, вывел всех к машине, и автомобиль рванул в сторону моторвэя. На заднем сиденье обиженно сопел Дадли — отец отвесил ему затрещину за то, что он слишком долго возился. А Дадли всего лишь пытался втиснуть в свою спортивную сумку телевизор, видеомагнитофон и игровую приставку.
Они ехали. Ехали все дальше и дальше. Даже тетя Петунья не решалась спросить, куда они направляются. Несколько раз дядя Вернон делал крутой вираж, и какое-то время машина двигалась в обратном направлении. А потом снова следовал резкий разворот.
— Сбить их со следа… сбить их со следа, — всякий раз бормотал дядя Вернон.
Они ехали целый день, не сделав ни единой остановки для того, чтобы хоть что-нибудь перекусить. Когда стемнело, Дадли начал скулить. У него в жизни не было такого плохого дня. Он был голоден, он пропустил пять телевизионных программ, которые собирался посмотреть, и он никогда еще не делал таких долгих перерывов между сражениями с пришельцами и чудовищами, которые он вел на своей игровой приставке.
Наконец дядя Вернон притормозил у мрачной гостиницы на окраине небольшого пыльного города.
Знак у въезда в города гласил «Коукворт».
Гостиница называлась «У железной дороги».
Гарри лежал на кровати — он делил комнату с Дадли, и думал, не в этом ли самом номере останавливалась почти год назад миссис Кейн.
Когда Дадли захрапел, он подошел к окну. Город был черным, слабо освещаемые фонарями деревья были черными, и даже небо было черным — не потому, что стояла ночь, а потому, что угольная пыль и сажа были везде. Везде, кроме…
Гарри аккуратно приподнял оконную раму и вылез наружу. Его охватил азарт, и спрыгнуть со второго этажа на чахлый газончик при помощи «этого» не составило никакого труда.
Он примерно помнил расположение улиц с тех самых пор, как они с пожилыми леди, МакФергюссоном и Бутройдом разбирали по карте не вполне удачный визит Саманты-Шарлин в этот городок. Разумеется, в Паучий Тупик он не пойдет, а вот…
Он бежал по черным, почти не освещенным улицам, его сердце бешено колотилось в груди. Гарри завернул за угол.
Это было как луч солнца, выглянувшего из-за грозовых туч. Сам по себе домик не отличался от соседей — может быть, фасад был закопчен чуть меньше, чем другие. Два фонаря тоже казались только чуть более яркими, чем у соседних домов, но палисадник, который они освещали, казалось, делился приятным запахом листвы и роз со всей улицей. Зелень была яркой и свежей, как будто не было этой всепроникающей угольной пыли. Розы, разумеется, закрылись на ночь, но проглядывающие из бутонов краешки белых и алых лепестков казались маленькими звездочками, пробившимися через облака и упавшими на землю.
