Самой примечательной вещью в тканой игровой доске было то, что она представляла собой скорее запись игры, чем поверхность для оной. Фигуры были вышиты на пересечении линий, запечатлевая незаконченную партию. Взгляд Черис немедленно метнулся к паутинной фигуре в центре, и она криво улыбнулась.
Единственный раз, когда она участвовала в такой игре, был против миленькой девушки-техника по устройствам связи, с которой Черис встречалась. Ее звали Шуос Алайя. Черис вспомнила ироничный смех Алайи и рассказы о том, как она росла в неблагополучном шахтерском поселке. У них были одинаковые предпочтения в области драм (нелепые мелодрамы, чем больше дуэлей – тем лучше). У Алайи были светло-карие глаза, кожа на полтона темнее и руки, которые всё время двигались. Нервный тик у Шуосов обычно был признаком несчастного случая во время учебы, но Черис не задавала вопросов. Но какой-то Шуос повыше рангом наверняка внес их отношения в свой отчет.
Черис поразмыслила над расположением игровых башен и единственной оставшейся пушки. У нее была хорошая память, но не эйдетическая[5], и, находясь в увольнении, она не хранила воспоминания в своей доле ротной сети. Это могло быть воспроизведение той самой партии – она на этом этапе проигрывала, после потери пушки было трудно оправиться, – но если кто-то внес некие коррективы, некое тайное послание, Черис не могла его разгадать.
Жаль, что Шуосы не могли сказать ей напрямую, чего хотели, но ни один Шуос не устоял бы перед возможностью использовать игру в качестве педагогического инструмента. (Стоило признать, в постели это было забавно, что Алайя и доказывала с радостью.)
Она взяла тканую игровую доску со стола и изучила обе стороны, гадая, что же упускает из вида. Ага, вот оно: на задней стороне пустого квадрата была закреплена гибкая и плоская фигура в виде шестеренки.
Сервитор ободряюще кивнул. Черис помедлила, потом вытащила шестеренку. Она почувствовала болезненную тепловую пульсацию в предплечье. Видимо, в шестеренке было какое-то послание. Ее перчатки на миг потеплели, потом сделались холодными.
В ее разуме развернулась карта. Ощущение было такое, словно она могла прощупать запутанные маршруты пустомотов и почувствовать жар рассеянных в глубинах космоса звезд. Карта обозначила для нее Крепость Рассыпанных Игл – впрочем, зря. Это была самая большая узловая крепость в Запутанной марке, представляющая собой гекзархат-микрокосм.
Одна из функций Крепости заключалась в том, чтобы проецировать календарную стабильность на весь регион. Если она подверглась календарной гнили, от экзотического оружия гекзархата там будет мало толка. Гекзархат отставал в плане инвариантной технологии, которую можно было использовать при любом календарном режиме. Что всего важней, вблизи от гнили основные звездные двигатели пустомотов перестанут работать. Без пустомотов, соединяющих миры гекзархата, государство развалится.
Если еретики перевели Крепость на собственную календарную систему, проблема становилась критической. Гекзархату придется столкнуться с соперничающей силой в самом сердце одной из своих богатейших систем.
Учитывая тяжесть ситуации, Черис была удивлена тем, что Командование Кел до сих пор не направило какого-нибудь генерала, чтобы он во всём разобрался. Наверное, не хотели подвергать кого-то в генеральском чине риску заражения.
Черис сообщили очень скудные сведения о других шестерых, желающих удостоиться чести подавить этот бунт. Никаких имен; она подозревала, что не увидит их лиц, как и они не увидят ее лица. Она была удивлена, что в таком важном вопросе вдруг возникло подобие конкурса. Разве они не должны были просто выбрать кого-то, не превращая всё в игру? Впрочем, решать не ей, и она напомнила себе о печально известной любви фракции Шуос к играм, а также о глазе Шуос, который пялился на нее из композита.
Все Кел, не считая Черис, были офицерами высокого ранга, хоть и не генералами. Может быть, они дискредитировали себя, как и она. Неудивительно, что все они имели опыт космических боев, не считая Номера Четыре и Черис.
Один был подполковником, как предположила Черис, с выдающимся послужным списком. Было трудно разобраться, поскольку все наименования вымарали, но она увидела пять медалей, включая «Красный погребальный костер», который присуждали, как говорили Кел, «за отвагу, самоубийственную даже по нашим меркам».
Номер Два, Рахал, офицер Доктрины. Идея о том, чтобы предоставить Рахал прямой контроль над миссией, встревожила Черис. Рахал были высшей фракцией, которая возглавляла гекзархат: они устанавливали Доктрину и поддерживали высокий календарь. Гибкость была им не свойственна, однако участие Номера Два в происходящем указывало на некую минимальную готовность мириться со слабостями Кел.
Был еще один подполковник, но ничто в послужном списке – во всяком случае, ничто из того, что смогла увидеть Черис, – его никоим образом не выделяло.
Номер Четыре был полковником пехоты с впечатляющей коллекцией наград. Черис готова была держать пари, что с этим конкурентом будет трудно справиться. Логично: удачно-неудачная четверка, число смерти и любимое число Кел.
Номер Пять встревожил ее больше остальных: агент фракции Шуос. Шуосы обычно держали рот на замке относительно послужных списков. Если их человек уже в этом участвовал, чего они добивались, спасая какую-то Кел от обработки? Она не обязана хранить Шуос бóльшую верность, чем гекзархату в целом. Неужели они так хорошо ее знали, что предусмотрели развитие событий, при котором она сыграет какую-то роль без подсказок? Она знала ответ на этот вопрос…
Номер Шесть был третьим подполковником, который выглядел совершенно обыкновенным и принимал участие в трех осадах. Черис напомнила себе, что ее могут переиграть, но они, вероятно, участвуют в этом состязании по той же причине, что и она – то есть с тем же успехом навлекли на себя неприятности с Доктриной.
– Я не думаю, – сказала Черис, – что тебе известно, какие ресурсы я имею право включить в свое предложение? – Привлекательным, но шаблонным в духе Кел поступком было предложить сбросить на Крепость все имеющиеся бомбы и поглядеть, не вырубятся ли щиты. Впрочем, разве Кел когда-нибудь избегали шаблонов?
Сервитор удивил ее, заговорив, пусть и вспышками света на барабанном коде Кел.
– Разрешается любой план, если сумеете убедить Командование Кел в необходимости его принять, – сказала лисоформа, и это была в каком-то смысле тавтология.
– Есть ли дополнительные разведданные по Запутанной марке?
Сервитор промолчал. Видимо, доступ ограничен.
Что ж, попытаться стоило.
– Время собрания уже назначено? – спросила Черис.
– Приблизительно через три часа.
– Приблизительно?! – недоверчиво переспросила она.
Сервитор пожал плечами.
– Ладно, – сказала Черис. – Что-нибудь еще?
Еще одно пожатие плечами.
Черис скатала тканевую игровую доску и застегнула цепочку, но когда она повернулась, чтобы отдать ее сервитору, тот уже исчез – дверь как раз закрывалась у него за спиной.
«Приблизительно через три часа» – это по-прежнему раньше ее обычного времени подъема. Стоило поразмыслить над ситуацией, а не спать, но Черис устала, и ей был нужен отдых.
Поскольку не было смысла возвращаться в постель, она положила игровую доску на угол стола и, нахмурив брови, уставилась на стену. «Разрешается любой план, если сумеете убедить Командование Кел в необходимости его принять». Стоит предположить, что остальным сказали то же самое. Одно дело – понимать, что военная мощь Кел теоретически доступна тебе. Другое дело – придумать план, у которого есть шанс получить одобрение. У Кел было шесть пепломотов, самых могучих военных мотов, которые также могли проецировать календарную стабильность. Она могла бы предложить послать их всех к Крепости и попытать счастья, но так остальной гекзархат останется беззащитным, и потому никто не воспримет ее всерьез. Ее будущее зависело от того, воспримут ли ее всерьез. Даже не будь Черис озабочена собственным будущим – а всё обстояло как раз наоборот, – она была обязана предложить лучший план, ради гекзархата как такового.
