Аннотация. В статье речь идет о словах-идеологемах «революция» и «переворот». Рассматривается история бытования этих идеологем, их употребление в европейской и российской традициях. Делается вывод о том, что в России XIX и ХХ вв. они часто оказывались синонимами, и даже В.И. Ленин употреблял их в одном значении. Однако теперь эти идеологемы несут различную смысловую нагрузку: «революция» оценивается позитивно, а «переворот» негативно.

Ключевые слова: революция, переворот, превращение, В.И. Ленин, П.М. Милюков.

Одесский Михаил Павлович – доктор филологических наук, профессор Российского государственного гуманитарного университета (РГГУ), Москва. E-mail: [email protected]

M.P. Odesskii. October of 1917: «The Revolution of Spirit» and «Revolt». (History of the «Revolution» Ideology)

Abstract. The article describes the words-concepts «revolution» and «revolt», the history of these ideological concepts and their use in European and Russian traditions. It is important that in Russia of the 19^th– 20^th centuries the words were used as synonymous; even Lenin used them as they were of a single value. Now, however, they have different meaning: «revolution» is evaluated positively and «revolt» – negatively.

Keywords: revolution, revolt, transformation, V.I. Lenin, M.P. Milyukov.

Odesskii Mikhail Pavlovich – Doctor of Philology, Professor, Russian State University for the Humanities (RGGU), Moscow. E-mail: [email protected]

Для языкового сознания современной России характерно противопоставление слов-идеологем «революция» / «переворот». В особенности – применительно к политическим событиям, случившимся в Октябре 1917 г., когда партии большевиков и левых эсеров свергли Временное правительство и вооруженным путем захватили власть.

Эти слова ныне функционируют как ценностные антонимы: «революция» – вооруженное восстание, которое оценивается позитивно, а «переворот» – тоже восстание, но оцененное негативно. При советской власти, обязанной своим происхождением 1917 г., безальтернативно функционировало словосочетание «Октябрьская революция», после 1991 г. смена вех в отношении к коммунистической идеологии выразилась в утверждении словосочетания «октябрьский переворот». Причем на различных уровнях: публицистики, школьных учебников и т.д. Вот свидетельство современника: «В старших классах уже читала, что Октябрьская революция – это переворот, да и личность Владимира Ильича не так однозначна. Интересно, а что знает о Великой Октябрьской социалистической революции современное совсем юное поколение?» [18].

Характерен в этом аспекте и роман популярного в 1990-х годах прозаика А.И. Слаповского. Там указано: «Кстати, не понимаю, с чего это стали говорить: переворот, большевистский путч – и тому подобное?» [16]. Примечательны и суждения А.Н. Яковлева, признанного «идеологом перестройки». Налицо противопоставление: «Если переворот в октябре 1917 года носил явно разрушительный характер, то французская революция сумела сконцентрировать в своем духовном арсенале важнейшие достижения европейского социального опыта, науки и общественного сознания XVIII века» [15].

Оппозиция стала привычной. Потому о героях исторического романа сказано: «В семье Башуцких, как, впрочем, и в других подобного разряда “переворот” был не слишком восторженным синонимом революции, а жизнь прежняя определяется ностальгически – “мирное время”» [19].

Но стоит отметить, что современники и участники тех событий отнюдь не противопоставляли «революцию» «перевороту». Так, В.П. Катаев, вспоминая в автобиографическом романе «Алмазный мой венец» о друге-поэте и его одесской деятельности периода Гражданской войны, указывал: «Вот, например, как он изображал революционный переворот в нашем городе» [9, с. 351].

Характерно, что нет противопоставления и в мемуарах знаменитого карикатуриста Б.Е. Ефимова, брата влиятельнейшего советского журналиста М.Е. Кольцова: «Молотов обстоятельно описывал, как Сталин подготовил по идее Ленина, организовал и осуществил Октябрьский переворот, то есть Рабоче-крестьянскую революцию»; «То был подлинно исторический Октябрьский переворот, не только потрясший, но и круто, беспощадно, катастрофически и одновременно возвышающе переломивший миллионы судеб»; «Людей, совершивших этот грандиозный переворот, можно восхвалять или порицать, почитать или хулить, любить или ненавидеть, восхищаться ими или презирать, но они причастны к легендарному историческому событию и сами стали легендарными» [17].

Не подразумевается противопоставление и А.И. Солженицыным. Один из героев романа «В круге первом» – Сталин. По воле автора лидер государства вспоминает, что «семнадцатый год был неприятный год: слишком много митингов, кто красивей врет, того и на руках носят… Сталин это не любил, не умел – выбрасывать слова наперегонки, кто больше и громче. Не такой он себе представлял революцию. Революцию он представлял: занять руководящие посты и дело делать… Авантюрой был и октябрьский переворот (так! – М. О.), но удался, ладно» [22, с. 124].

Наконец, примечательно и первое издание словаря С.И. Ожегова. Именно оно устанавливало как языковую, так и политическую норму. Там «переворот» – «коренное изменение в государственной жизни». Приведены и примеры: «революционный переворот»; «государственный переворот» (ср.: «революция» – «коренной переворот в жизни общества, который приводит к ликвидации отжившего общественного и политического строя и передает власть в руки передового класса»).

Таким образом, для сторонников «Октября» были синонимичны понятия «революция» и «переворот». Для противников тоже. Лидер партии кадетов П.Н. Милюков в книге «Очерки по истории русской культуры», выпускавшейся и эмигрантскими издательствами, начинает главу «Литература революции и возвращение к реализму» словосочетанием «октябрьская революция»: «Отношение октябрьской революции к литературе и искусству должно быть, конечно, совершенно иным – гораздо более сложным, – чем отношение к церкви и религии» [14, c. 355]. Завершается же глава словосочетанием «октябрьский переворот»: «Предстоит выступление в литературе поколения, выросшего и воспитывавшегося в период времени после октябрьского переворота» [14, c. 409].

В 1921–1924 гг. Милюковым написана «История второй русской революции». Там автор вроде бы противопоставляет позитивно оцениваемые события – характеризуемые негативно: «В дни, предшествовавшие большевистскому перевороту, идеология этого переворота была дана самим вождем большевизма, Лениным, в его брошюре: “Удержат ли большевики государственную власть?”» [13, с. 579].

На деле же терминологического противопоставления нет. Рассуждая о «перевороте», Милюков воспроизводит сказанное большевистским лидером, цитирует его программную брошюру. А Ленин использовал оба термина. Он рассуждал о непобедимости «народной революции», которая «победит весь мир, ибо во всех странах зреет социалистический переворот». И акцентировал: «Наша революция (так! – М. О.) непобедима, если она не будет бояться сама себя, если она вручит всю полноту власти пролетариату, ибо за нами стоят еще неизмеримо большие, более развитые, более организованные всемирные силы пролетариата, временно придавленные войной, но не уничтоженные, а напротив, умноженные ею» [11, с. 330].

Получается, что представители поколения 1917-го – как Милюков, лидер Февраля, так и «звезда» Октября Ленин – не противопоставляли термины «революция» и «переворот». Оба вполне адекватно реализовали внутреннюю форму идеологемы «революция», определившую историю ее бытования.