В текстах Сковороды символы высветляют значения, неожиданно согласовывая между собой далеко отстоящие понятия. Начав с колесной грязи, означающей тленную природу, философ переходит к колесу и провидит в нем вечность, а в тленном – нетленное. Колесо, круг, кольцо – один из наиболее важных символов философа. «А что есть яблоко, если не шар? Что ж есть шар, если не фигура, состоящая из многих колес?» (цит. по: 10, с. 101). Колесом оказывается и жерновный камень, и монисто невесты. Рядом с колесом соседствуют не только круглые предметы, но и змий, венец Павла, перстень, обручающий на жизнь вечную, око, солнце. Затем и колесница огненная примыкает к этому ряду.

Как символы трактует философ геометрические фигуры. В образе треугольника, который пишется в христианских храмах, по его мнению, скрываются разум и тайна: «Изнутри его или око смотрит, или солнечные лучи льются» (цит. по: 10, с. 102). Некоторые символы (феникс, сирены, семиглавый змей) он считает вымышленными, но они не ниже рангом символов вечных, так как имеют скрытые значения. Например, имя сфинкса, «самой главной египетской фигуры», тайно означает связь или узел.

Подробно исследуя символ, Г. Сковорода выделяет его подвид – герб (или печать), который, как и всякий символ, знаменует горнее начало. Такие символы, как кольцо, шар, солнце он называет также гербами. Описывая символ, философ прежде всего обращает внимание на его значение; описывая герб, – на изобразительное начало. Например, герб Премудрости – это «голубь с масличною в устах ветвию. Являлась она в образе льва и агнца, а царский жезл был ее ж предметом»; «Пчела есть герб мудрого человека» (цит. по: там же). Обезьяну он предлагает сделать гербом придворного: «Дивно, что они не вырежут ее на своих печатях […] на их печать пристало слово: “Дерзай, хоть и не кстати”» (там же).

В изучении природы слова Г. Сковорода опирается на барочный принцип отражения. Ни одно явление в мире, с его точки зрения, не может быть самостоятельным: оно отражение или другого предмета, или чего‐то высшего, как, например, алмаз – это «список небес», а зеркало – это Библия. В ней самой расставлено множество зеркал, отражающих и сводящих к единым значениям многочисленные библейские образы. Г. Сковорода «расставляет» зеркала перед Богом и Вселенной, ведь слава Вечного блистает, как одно лицо в семи зеркалах, как одно солнце в семи днях. Даже ад предлагает человеку смотреться в зеркало, взирать на адских пленников. В зерцале вод любуется своим отражением Нарцисс, символизирующий самопознание. Философ сравнивает статуи сфинкса, расставленные по египетским городам, с зеркалами. В этом случае зеркало даже не удваивает, не отражает нечто, принадлежащее видимому миру, а являет мир невидимый.

Постоянная замена одного явления другим, подстановки, закрепление соотношений между ними рождают символы, но из-за множества перекрещивающихся связей эти символы неоднозначны и непостоянны. Способность всего отражать все открывает неожиданные свойства явлений и неожиданные связи между ними. Так, в басне Г. Сковороды «Соловей, Жаворонок и Дрозд» «птички образуют верного, избранного по природе, сиречь по Богу, друга, так друг есть фигура и образ священной Библии» (цит. по: 10, с. 85). Принцип отражения мог полностью подменять один сюжет или ряд сюжетный ситуаций другими. Последовательно эта замена происходила в баснях. Например, в одной из басен Г. Сковороды лев и обезьяна, по замыслу автора, означают Библию и «ругающих ее идолопоклонничьих мудрецов» (цит. по: 10, с. 87).

В драматургии этот принцип действует в кругу пьес-моралите. Что такое сюжет моралите? Это отражение в схеме событий, тысячекратно повторенных в людских судьбах. Иногда это отражение было достаточно конкретным, как в «Рождественской драме» Дмитрия Ростовского, в прологе которой объясняется: «преходящая слава мира сего отражена в Ироде» (цит. по: там же).

Эмблематичность мышления эпохи сказалась во всех сферах культуры барокко. В поэзии метафорические цепочки все усложняющихся и разветвляющихся значений уходят в бесконечность и в то же время словно вращаются по замкнутому кругу, поскольку ритор и поэт, пользуясь традиционными формулами, обновляют, развивают и варьируют традиционные мотивы, образы и сравнения.

Эмблематика широко применялась в различных жанрах ораторской прозы. Создатели проповедей считали эмблему одним из лучших средств дидактического внушения, так как она теснейшим образом смыкается с риторикой. Эмблематическое изображение очень часто служило примером в проповеди. Проповедник как бы доказывал то, что, по его мнению, заключено в изображении, усиливая его внутренний смысл.

Эмблематическим был и театр ХVII в., как школьный, так и светский. В прологе, хоре и эпилоге объясняется театральное действие, на сцене – борьба символов и аллегорий; нередко эмблемы использовались прямо на сцене; эмблематическими сравнениями и метафорами насыщены диалоги и монологи театральных героев. Эмблематичны и названия пьес. Так, на русской сцене ХVII в. шли спектакли «Страшное изображение второго пришествия Господня на землю», «Орел российский», «Торжество мира православного» и пр.

Аллегории, символы и эмблемы сближались между собой, усиливая символическое звучание пьесы. Все драмы представляли собой сложно переплетенную сеть символов. Каменный столп, к которому Христос привязан, – знак церкви, но возможна и иная ассоциация: Христос, привязанный к столпу, – сам есть столп твердый, глава церкви. Иисус, шествующий с крестом на плечах на Голгофу, – это Феникс, готовящий себе костер, из которого он возродится. Венец терновый – это венец славы Иисуса. Одно из орудий страстей – трость – способна «вымарывать» грехи Человека. Ею же подписана и его вечная свобода. Трость – это и человек, он – «трость колеблема». Гвозди не только впились в руки и ноги Иисуса, они пригвоздили грехи Человека, а вместе с ним и самого дьявола. Гвозди – это и ключи в рай. Символы собирают воедино сакральные значения. Крест – это и древо, и меч, и лествица, и щит, и мост, по которому можно достичь земли обетованной. Он тесно связан и с символом Благовещенья – с ветвью, с которой появляется Архангел Гавриил (9, с. 58–59).

При всем своеобразии национальных школ, для барокко характерно новое восприятие реальности как бесконечного и изменчивого космоса, не утратившего своей связи с Божественной природой. На расширение горизонтов и представлений о мире особенно повлияли открытия Дж. Бруно, Галилея, Коперника и Кеплера. Их открытия раздвинули границы Вселенной, разрушили радостный ренессансный антропоцентризм.

Новое восприятие мира рождает новые перспективные эффекты, новые композиционные ритмы. Художников увлекают оптические эффекты, они стремятся передать прозрачность и влажность воздуха. Вот, например картина туманного рассвета на море из «Стойкого принца» П. Кальдерона:

Стиль барокко ярко проявил себя в архитектуре, живописи, скульптуре, декоративных формах. Градостроительству и архитектуре свойственно тяготение к ансамблевости и синтезу искусств, взаимодействие архитектурного объема с пространственным окружением, криволинейность планов и очертаний, контрастная игра света и тени, иллюзионизм.

Для того чтобы понять, насколько многообразен стиль барокко, достаточно назвать несколько имен. Во Фландрии «иконой» стиля был Пауль Рубенс, в Италии – Джамбаттиста Марино, в Испании – поэт Луис Гонгора-и-Арготе, драматурги Педро Кальдерон де ла Барка и Тирсо де Молина. Огромен вклад барокко в музыку. Назовем только одно имя – Иоганн Себастьян Бах.

Просветители используют термин «барокко» для эстетической оценки различных художественных явлений XVII в., причем оценки всегда негативной. Еще Буало, яростно выступая против маринизма, писал в «Поэтическом искусстве»: