– А вот история христианина, готового отдать жизнь за Евангелие, – благоговейно произнес брат Пьетро, указывая на противоположную стену, где был изображен мужчина, бегущий мимо языков пламени, с крестом на плече и открытой книгой в руке. – Видите там Евангелие из библиотеки?

– Вижу, – кротко подтвердила Ишрак.

В этом чудесном и священном месте у нее не было желания поддразнивать брата Пьетро за его веру или выражать собственный скептицизм. Она росла в христианском доме отца Изольды, лорда Лукретили, но мать научила ее читать Коран. Дальнейшее образование выработало у Ишрак привычку все анализировать, так что она навсегда останется вопрошающей, а не верующей. Она обвела взглядом яркое помещение – и ее внимание привлекла цветная полоса на белых кусочках мозаики. Окна мавзолея застеклили, но один кусок стекла оказался разбитым. Утреннее солнце, падающее на выщербленный край, бросало разноцветные лучи на белые плитки, а также на белый головной платок Ишрак.

– Смотри, – подтолкнула Ишрак Изольду, – здесь даже солнечный свет разноцветный.

Ее слова услышал Лука – и, повернувшись, увидел яркий разноцветный мазок. Его поразила радуга, сияющая вокруг головы Ишрак.

– Дай мне твой шарф, – неожиданно потребовал он.

Не говоря ни слова и глядя прямо на Луку, она развязала платок, и ее темные густые волосы легли на плечи. Лука протянул ей один конец, а второй взял сам. Они растянули его так, чтобы поймать падающий из окна свет. Белый шелк моментально засиял всеми цветами радуги. Словно исполняя какой-то странный танец, они прошли к окну, наблюдая, как цвета становятся менее насыщенными и размытыми, тогда как полосы становятся шире, а потом снова отошли назад и увидели, что ярко окрашенный луч сужается и становится четче.

– Похоже, разбитое стекло делает солнечный свет многоцветным, – изумленно проговорил он, а потом снова повернулся к той мозаике, которую рассматривал. – И вот, посмотри, – сказал он Ишрак, – здесь мозаика тоже радужная.

У него над головой стена, переходящая в арку свода, тоже была искусно украшена всеми цветами радуги, составлявшими узор. Продолжая держать шарф Ишрак, Лука подбородком указал сначала на радужную мозаику, а потом – на радугу на ткани.

– Тут цвета те же, – сказал он. – Тысячу лет назад они воссоздали радугу из цветов, идущих именно в таком порядке.

– Что вы делаете? – спросила Изольда, недоуменно глядя на них. – На что вы смотрите?

– Это наталкивает на мысль о том, что радуга всегда состоит из одних и тех же цветов, – ответила ей Ишрак: Лука молчал, разглядывая шарф и мозаичную стену. – Это так? Цвета всегда те, которые здесь показаны? На этой мозаике? Не смотри на узор, смотри на цвета!

– Да! – воскликнул Лука. – Как странно, что люди это заметили так много сотен лет назад! Как чудесно, что они эти цвета запечатлели. – Он помолчал, глубоко задумавшись. – Так все ли радуги одинаковые? Такими они были сотни лет? И если осколок стекла создает радугу здесь, то что создает радугу в небе? Что заставляет небо внезапно сиять всеми цветами?

Ему не ответили: ответа не знал никто. Никто, кроме Луки, не стал бы задавать подобные вопросы: его изгнали из монастыря за вопросы, находившиеся на грани с ересью. Даже сейчас, когда Орден Тьмы дал ему задание рассматривать все вопросы этого мира и мира следующего, он вынужден был оставаться в тесных рамках Церкви.

– А почему это важно? – спросила Изольда, глядя на восторженные лица своих друзей. – Почему такое вам важно?

Лука передернул плечами, словно возвращаясь в реальный мир.

– Ну, просто любопытно, наверное, – сказал он. – Мы вот так же не знаем причины той огромной волны в Пикколо, не знаем, что создает гром, не знаем, откуда берутся радуги. Мы так много не знаем! И пока у нас нет ответов, люди считают, что эти странные причуды природы – результат колдовства, или чертей, или духов. Они запугивают себя и в результате обвиняют соседей, и тогда я должен выяснять истину. Но я не могу дать простое объяснение, потому что у меня простого объяснения нет. Но здесь… раз те, кто создавал эту мозаику, знали цвета радуги, то, может, они знали и то, что является ее причиной.

– Но почему тебе это интересно? – не успокоилась Изольда. – Разве важно, какого цвета вчера вечером был закат?

– Да, – неожиданно заявила Ишрак, – это важно. Потому что мир полон тайн, и мы сможем что-то понять, только если будем задавать вопросы, исследовать и открывать что-то новое.

– Понимать тут нечего, потому что все уже объяснено, – сказал брат Пьетро, говоря устами Церкви. – Бог установил радугу на небе как обещание человеку после Потопа. «Я полагаю радугу Мою в облаке, чтоб она была знамением завета между Мною и между землею. И будет, когда Я наведу облако на землю, то явится радуга Моя в облаке». – Он сурово посмотрел на девушек. – Большего вам знать не надо. – Он перевел свой взгляд на Луку. – Ты – расследователь священного Ордена, – напомнил он юноше. – Твоя обязанность – задавать вопросы. Но следи, чтобы твои расспросы не выходили за рамки твоей миссии. Наш господин и Святой отец приказали тебе выяснить, не наступает ли конец света. Тебе не приказывали задавать вопросы обо всем. Некоторые вопросы – это ересь. Некоторые вещи исследовать нельзя.

Лука в молчании переваривал слова, сказанные старшим членом их компании.

– Я не могу перестать думать, – тихо сказал он наконец. – Возможно, это Бог дал мне любознательность.

– Никто и не хочет, чтобы ты перестал думать, – проговорил брат Пьетро, открывая низкую дверь мавзолея. – Но когда милорд тебя нанимал, он ясно сказал, что ты должен думать только в рамках Церкви. Некоторые вещи не известны, как, например, превращение человека в оборотня, или как причина ужасного наводнения, и правильно будет, чтобы ты их расследовал. Но Бог прямо сказал нам о значении радуги в Священном Писании, так что нам не нужны твои мысли по этому поводу.

Лука склонил голову, но невольно бросил взгляд на Ишрак.

– Ну, а я продолжу думать, надо это вашей Церкви или нет, – заявила она. – И арабские ученые продолжат думать, и люди в древности явно тоже думали, а арабские ученые продолжат переводить их книги.

– Но мы – послушные дети Церкви, – объявил брат Пьетро. – А вот что думаешь ты, девица юная и неверная, никому не интересно.

Он повернулся и вышел на улицу, и все послушно последовали за ним, однако Изольда задержалась в дверях.

– Тут так красиво, – сказала она. – Цвета такие яркие, словно на только что написанных фресках.

Лука вышел чуть позже остальных, и она заметила, что он прячет что-то в карман брюк, прикрыв руку плащом.

– Что у тебя там? – шепотом спросила Изольда.

Брат Пьетро уже направлялся обратно к гостинице.

– Тот осколок стекла, – признался он. – Хочу проверить, можно ли создать с его помощью радугу в любом месте.

Она очень серьезно посмотрела на него.

– Но разве создание радуги – не дело Бога? Как сейчас сказал брат Пьетро?

– Это наше дело, – поправила ее Ишрак, – потому что мы пришли в этот мир, чтобы его понять. И я, как и Лука, хочу проверить, можем ли мы создать радугу. И если ему не разрешат это сделать, то это попытаюсь сделать я. Потому что мой Бог, в отличие от вашего, не возражает, чтобы я задавала вопросы.

Фрейзе уже ждал их у гостиницы. Они забрались в седла и покинули Равенну, проехав небольшое расстояние вдоль заиленного канала к порту Классис. Их ждал паром, пришвартованный у каменного пирса, а рядом стояли другие торговые суда и знаменитые венецианские галеры.

– И ты решишься взойти на борт? – поддразнила Ишрак Фрейзе, который еще не поднимался на борт корабля с того раза, когда его унесло ужасной волной.

– Если мой конь Руфино может это сделать, то и я могу, – ответил ей Фрейзе. – Он конь редкостной отваги и ума.

Ишрак с сомнением посмотрела на крупного пегого коня, который выглядел скорее придурковато, чем умно.

– Да неужели?