Литмир - Электронная Библиотека

Начиная в особенности с И.Г. Гердера (1744–1803), историзм противопоставляет абстрактному «Разуму» и нормативности Просвещения, во-первых, принцип «органической» индивидуальности (своеобразия и многообразия всего сущего), во-вторых, – принцип развития (в обществе и в природе); Гегель позднее дополнит эти два принципа третьим – идеей разумной закономерности (и, соответственно, рациональной постижимости) хода всемирной истории (теодицеей истории). Научная продуктивность историзма, а равно и его научная же уязвимость, с самого начала были обусловлены «инонаучными» импульсами и предпосылками, которые историзм XIX в. одновременно и критиковал, и продолжал, – парадокс, который в литературном контексте зафиксировал О. Уайльд в предисловии к «Портрету Дориана Грея» (1890): «Неприязнь девятнадцатого века к реализму – это ярость Калибана, увидевшего в зеркале свое собственное лицо»16. Историзм, таким образом, соединяет в своем понятии различные конфликтующие между собою импульсы и ценности, которые сам ход истории со временем поставил под вопрос, но уже не мог отменить.

Историзм начинался не как научная методология позитивистского образца (каким он сделается во второй половине XIX в.), но как философия истории и как «теология эпохи Гёте»17: в стихии истории ощущает и утверждает себя всякая «живая философия» (Ф. Якоби), историография (К. ф. Савиньи и немецкая «историческая школа», французская историография периода Реставрации), литература (романы В. Скотта и др.), литературная критика (братья Шлегели, Ж. де Сталь и др.) – тенденция, которую Ф. Шлегель в «Идеях» (1800) сформулировал как программу познания и образования (Bildung): «Не существует иного самопознания, кроме исторического. Никто не знает, что он есть, если не знает, чем являются его товарищи, и прежде всего высший его сотоварищ, мастер всех мастеров – гений времени»18. Гегель через два десятилетия только придаст фрагментарным романтическим прозрениям общезначимый теоретический вид «научной» философии всемирной истории. Но уже в 70–80-е годы XVIII в. реальность раскрылась как историческое единство многообразия – будь то личность или нация, эпоха или культура. «Каждый народ, – писал Гердер, – имеет свой круг приличия, выраженный в его нравственных понятиях и чувствах, из которого его не должна вырывать никакая заимствованная у других народов вольность поведения»19. Гердер с его острым чувством различия эпох («Разве можно сочинить и петь в наши дни “Илиаду”?»20) выдвинул, среди прочего, идею, в соответствии с которой конкретная реальность исторического опыта всегда «больше» любых обобщений о ней: «Меня все время преследует страх, когда я слышу, как целую нацию или эпоху характеризуют несколькими словами – ведь сколь угодное количество различий вмещают слова “нация” или “средневековье”, “древнее” или “новое время”»21. Абстрактному понятию «человечество» (франц. humanité) Гердер и немецкое Просвещение противопоставили понятие «человечность» (нем. Humanität), имевшее, с одной стороны, персональные и этико-религиозные коннотации, а с другой – более тесно, чем рационализм французских энциклопедистов22, связанное с традицией европейской гуманизма (гуманитарного образования). Гердер считается основоположником сравнительного литературоведения23, и у него же, по-видимому, впервые появляется понятие «вчувствование» (Einfühlung; соответствующие русские термины – «вживание» или «проникновение»; англ. empathy), ставшее в XIX – начале ХХ в. (благодаря гегельянцу Ф.Т. Фишеру, его сыну Р. Фишеру и др.) одним из самых разработанных и влиятельных направлений в философской эстетике, психологии и теории познания24. В этапном для истории историзма сочинении Гердера «Идеи к философии истории человечества» (1784–1791) уже сформулирован «инонаучный» вопрос, который в XIX в. получит позитивный ответ в виде научной методологии историзма, но также станет источником «бунта» против гипертрофированного и упрощенного «прогрессизма» и «историцизма» (в России XIX в. – от Белинского и славянофилов до Достоевского и Толстого): «Неужели тысячи людей рождаются ради одного, все прошлые поколения – ради рода, т.е. ради абстрактного наименования?»25 На почве историзма стало возможным еще в XVIII в. открытие и осмысление национальных литератур и культурных миров во всемирном масштабе, в единстве того, что Гёте назовет в 1820-е годы «мировой литературой» (Weltliteratur)26.

Противопоставляя себя Просвещению, историзм, однако, продолжает импульсы самого Просвещения (представление об «антиисторизме» Просвещения в немалой степени – инерция романтической полемики с просветительским рационализмом в конце XVIII – начале XIX в.)27. Иначе говоря, историзм был выражением (и разрешением) кризиса Просвещения постольку, поскольку классицистический идеал «совершенства» («готового слова», по терминологии А.В. Михайлова и С.С. Аверинцева) оказался на рубеже XVIII–XIX вв. в острейшем конфликте с новым, «современным» (modern) культурполитическим и этико-эстетическим метаимперативом «совершенствования» с его идеалами «образования» (Bildung) и «прогресса» – индивидуальной и общечеловеческой перспективой, которую И. Кант в своем истолковании идеи «просвещения» определил (1784) как «выход человека из состояния несовершеннолетия, в котором он находится по собственной вине»28. В сфере эстетики и литературной критики этому соответствовал сформулированный Ф. Шлегелем идеал «универсальной прогрессивной поэзии» (1798)29, а в сфере идеалистической философии истории – проект «новой мифологии» (1796), задуманный тремя свободолюбивыми выпускниками Тюбингенского теологического института – Шеллингом, Гельдерлином и Гегелем30.

В Германии общеевропейский процесс «прогрессивной» историзации получил наиболее глубокое теоретическое обоснование в контексте всей предшествующей духовно-идеологической и эстетической культуры, начиная с античности, – образ мыслей, который В. Дильтей в 1880-е годы объяснял тем, что «германский дух, в отличие от духа английского или французского, живет сознанием исторической преемственности», поскольку в немецкой традиции острее, чем во всякой иной национальной традиции, «минувшее выступает как момент сегодняшнего исторического сознания»31. Если решающим общественно-политическим событием в становлении историзма была Французская революция (1789–1794) с последовавшими за нею наполеоновскими войнами, перекроившими карту Европы, то «гениальная стадия» историзма, как эвристического принципа мировоззрения, приходится на те же 1790-е годы, когда в Германии произошла «духовная» революция в переживании и осмыслении исторического опыта – событие, в значительной степени обусловившее появление в XIX в. новой философии и новой филологии, «романтизма» и «реализма» в литературе и литературной критике (а равно и в политическом и теологическом мышлении), институционализацию гуманитарных наук («наук о духе») в их современном статусе. «Мы пережили восстания в духовном мире, точно так же, как вы – в мире материальном, – обращался Г. Гейне в 1830-е годы к своим французским читателям, – и при ниспровержении старого догматизма мы горячились не меньше, чем вы при взятии Бастилии»32.

вернуться

16

Oscar Wilde. Stories. Plays. Poems. Essays. – London and Glasgow, 1957. – P. 17.

вернуться

17

Renthe-Fink L. Geschichtlichkeit: Ihr terminologischer und begrifflicher Ursprung bei Hegel, Haym, Dilthey und York. – Göttingen, 1964. – S. 30.

вернуться

18

Шлегель Ф. Сочинения: В 2 т. Т. 1. – М., 1983. – С. 363.

вернуться

19

Цит. по: Жирмунский В.М. Жизнь и творчество Гердера // Он же. Очерки по истории классической немецкой литературы. – Л., 1972. – С. 223.

вернуться

20

Гердер И.Г. Идеи к философии истории человечества [1784–1791]. – М., 1977. – С. 447.

вернуться

21

Цит. по: Мейнеке Ф. История историзма. Цит. изд. – С. 334.

вернуться

22

См.: История в энциклопедии Дидро и Д’Аламбера. – Л., 1978.

вернуться

23

Пыпин А.Н. Гердер // Вестник Европы. – 1890. – Кн. 4. – С. 651.

вернуться

24

Бахтин М.М. Автор и герой в эстетической деятельности [1922–1923] // Он же. Собр.соч. Т. 1. – М., 2003; Perpeet W. Historisches und Systematisches zur Einfühlungsästhetik // Zeitschrift für Allgemeine Ästhetik und Kunstwissenschaften. Bd. XI (1), 1966, S. 193–216; Лукач Г. Литературные теории XIX века и марксизм. – М., 1937. – С. 124–127.

вернуться

25

Гердер И.Г. Идеи к философии истории человечества. – М., «Наука». – 1977. – С. 132.

вернуться

26

Гёте И.В. Общие размышления о мировой литературе [1827–1830] // Он же. Об искусстве. – М., 1975. – С. 567–576. Ср.: Тураев С.В. Гёте и формирование концепции мировой литературы. – М., 1989.

вернуться

27

Dilthey W. Das achtzehnte Jahrhundert und die geschichtliche Welt [1901] // Idem. Gesammelte Schriften, Bd. III (1927), S. 209 ff.; Кассирер Э. Философия Просвещения [1932]. – М., 2004 (глава V: «Завоевание исторического мира»); Бахтин М.М. Роман воспитания и его значение в истории реализма [1938] // Он же. Собр. соч. Т. 3. – М., 2012. – С. 313.

вернуться

28

Кант И. Ответ на вопрос: Что такое Просвещение? // Он же. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 1. – М., 1994. – С. 127.

вернуться

29

Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика: В 2 т. Т. 1. – М., 1983. – С. 294.

вернуться

30

Гегель Г.В.Ф. Первая программа системы немецкого идеализма [1796; опубл. 1917] // Он же. Из ранних произведений. – М., 1970. – С. 211–213.

вернуться

31

Дильтей В. Введение в науки о духе [1883]. – М., 2000. – С. 405.

вернуться

32

Гейне Г. К истории религии и философии в Германии [1834] // Он же. Собр.соч.: В 10 т. Т. 6. – М., 1958. – С. 106.

2
{"b":"629061","o":1}