Я махнул ему рукой, пожал плечами и отправился прочь. Ник уже лапал телку за сиськи, говоря что-то о том, что он сможет нарисовать ей на всю грудь бабочку или что-то в этом роде. Интересно, что он делал, когда цыпочки, которых он обманывал, обнаруживали это.
А может, он не обманывал?
Может быть, он действительно мог нарисовать крылышки на сиськах.
С сумкой на плече, в которой лежала винтовка, я прошел через турникет и запрыгнул в поезд на Красной линии. До моей остановки было далеко, поэтому я нашел себе местечко в задней части вагона, лицом вперед. Я ненавидел, когда были свободны только сиденья, стоящие спиной вперед. Сидеть боком было вполне нормально, но от езды задом мне хотелось блевать.
Я на самом деле ненавидел это ощущение.
На следующей остановке в поезд сели две монахини в традиционных одеждах, и я стал внимательно за ними следить. Меня воспитывали монахини, и хотя большинство из них были вполне порядочными, но те, кто стоял у власти, были такими же коррумпированными, как и власть имущие в любой организации. Это был урок, который я узнал из первых рук в очень раннем возрасте.
— Вы превращаетесь в очаровательного молодого человека, господин Арден.
— Спасибо, матушка, — отвечаю я с улыбкой. Я не чувствую любви к этой конкретной женщине, но у меня есть план, который я намерен увидеть воплощенным в жизнь. — Вы знаете, у меня так много к Вам вопросов…
Прошло несколько месяцев, но в конце концов я загнал ее в угол. Найдя ее коллекцию секс-игрушек, я в итоге убедил ее выпустить меня из этого ада в качестве освобожденного от опеки подростка. Либо так, либо я расскажу всем о вибраторе в стиле «Харли» в верхнем ящике комода.
Эта вещица была просто устрашающей.
Монахини даже не присели, а вышли на следующей остановке и последовали своей дорогой. Их уход позволил мне подумать о чем-то другом. Я наблюдал за ними, как вдруг мои глаза заметили у двери что-то круглое и блестящее.
Четвертак.
При том, что я нечасто признавал такие вещи про себя, но я проделал неплохую работу, удерживая некую брошенную в пустыне брюнетку подальше от моих мыслей. Пока я продолжал себя занимать чем-нибудь, я был в порядке, но каждый раз, когда я видел гребаный четвертак, казалось, что все воспоминания вдруг снова захлестывали меня.
— Не буду делать этого, — сказал я себе, в то время, как меня так и подмывало подобрать монету.
Пара ребят из колледжа взглянули на меня и быстро отвернулись.
Чертовски круто. Теперь я стал разговаривать сам с собой в присутствии других людей. Я встал и вышел из поезда на следующей остановке, прошел двенадцать кварталов, а затем поехал на автобусе. К тому времени, как я вернулся к себе, О́дин выглядел так, будто был уже готов обоссать ковер.
— Извини, — пробормотал я. — В этот раз я даже не могу винить работу – просто свалял дурака.
Он чихнул и подошел к двери, пока я пытался схватить его поводок. Я выгулял его, и, прежде чем уйти, чтобы встретиться с Джонатаном в баре, несколько минут чесал ему голову.
Гриль-бар «Свитуотер» был вообще не в моем вкусе – большой спорт-бар с сотней телевизоров со всех сторон и парнями в бейсболках, разносящих напитки. Почти девяносто процентов времени он был забит туристами и местными жителями, и это означало, что бармены никогда не имели возможности ни с кем поговорить. Они быстро подавали напитки, но место было слишком людное.
Джонатану это нравилось, так как он серьезно увлекался футболом.
Однако, чтобы пойти выпить, это было самое удобное место около моего дома, поэтому мне приходилось бывать там довольно часто. Я сразу же узнал барменов – девушку, которая мне нравилась, и парня, которого я ненавидел. Имени парня я не помнил. Но обратил внимание, что с того дня, когда это место открылось, он всегда был слишком занят, чтобы делать что-нибудь кроме, как вежливо улыбаться и заботиться о том, чтобы все, что ты ни попросил, было оперативно налито.
Ладно, это была его работа, но мне бы понравилось чуть больше усилий с его стороны.
Цыпочка была темнокожей, и у нее было огромное количество косичек. Я не мог вспомнить ее имя – только то, что оно началось с «T». Она была намного приятнее, чем парень, и ее улыбка была более искренней, но все равно это была та же «я слишком занята» аура, что окружала и других.
Это место также было наполнено проститутками.
Джонатан встал, чтобы покурить на крыльце, а я остался за нашим незаконно полученным столиком.
— Привет!
Я лишь мельком взглянул на девушку, когда она подсела ко мне на диван. У двери была огромная очередь, и когда я заходил, то видел, что она тоже вошла. Понятное дело, Джонатан использовал какую-то программку, которую написал в своем телефоне, чтобы взломать список ожидания, и, как только освободился столик, его имя оказалось первым, так что нам не пришлось очень долгого стоять у двери.
Она бросила взгляд за спинку дивана, вероятно, чтобы подать зрительный сигнал блондинке, с которой пришла, а затем сосредоточилась на мне. Меня только раздражало, как она улыбалась своим накрашенным ярко-красной помадой ртом, и особенно когда она придвинулась ближе и наклонилась, из-за чего ее торчащие соски еще сильнее стали выпирать из-под блузки.
— Смотришь игру?
— Не фанат, — ответил я, поднял пол-литровую кружку какого-то пива из мини-пивоварни, налитого из крана, и сделал глоток.
— А что тебе нравится? — она устремила на меня то, что, я так подозреваю, было ее версией томного взгляда, но я просто не был заинтересован. У меня не было желания сегодня трахаться. В противном случае мне пришлось бы всю ночь покупать ей напитки и потратить на нее почти столько же, сколько и на Бриджет.
— Иди и подожди свой столик, — пробормотал я, видя, что Джонатан уже возвращается. Девушка свирепо взглянула на меня и отошла.
— Эй, старик, у нее могла быть подружка!
— И что с того? — задал в ответ я вопрос.
— Даже Ник помог бы мне, братан!
— Ник ушел бы домой с ней и с ее подругой.
— Намек понят, — Джонатан вздохнул, свалился обратно на диванчик и стал ритмично стучать пальцами по столешнице, отбивая ритм звучащей песни. — Разве мама не учила тебя быть милым с девушками?
— Я даже не знаю, кто моя мама, — сказал я, попивая свое пиво.
Джонатан рассмеялся, но потом посмотрел на мое лицо, и его смех затих.
— Чувак – ты серьезно?
— Понятия не имею, кто она, — ответил я. — Никогда ее не видел. Даже не знаю ее имени.
— Мужик, прости, — сказал он. — Я понятия не имел, брат.
— Все нормально.
Официант вернулся и поставил на стол его шоколадно-молочный коктейль, и я тихо фыркнул.
Джонатан любил шоколадное молоко, просто не мог им насытиться. Он довольно скоро переходил на спиртное, но всегда начинал вечер с большого стакана шоколадного молока, который обычно заказывал из ресторанного меню для детей.
— Так кто тебя воспитывал? — спросил Джон. — Отец?
— Не-а. Никогда с ним не встречался.
— Тогда кто же? — немного надавил он. — В смысле, если ты не против моего вопроса – я не хочу соваться свой нос куда не надо.
Я отхлебнул пиво, немного подумал, а потом приговорил его одним глотком.
— Я вырос в монастыре.
— С кучей монахинь? — Джонатан громко рассмеялся. — Ты серьезно?
— Почему ты спрашиваешь меня об этом? — я посмотрел на него, допивая остатки пива. — Когда я вешал тебе лапшу на уши?
— Понял, — кивнул Джон. — Я просто не знал.
Он вытащил сигарету и прикурил прямо в баре. Я поднял бровь.
— Если они начнут быковать, то ты просто закажи еще одно пиво.
Я медленно покачал головой и посмотрел на стол, сделал глубокий вдох и подумал: «Смогу ли я быстрей засыпать, если снова начну курить».
— И как это было? — спросил Джон.
Я снова задумался и удивился: «Какого черта?». Мой психиатр интересовался только сраной войной и так и не дошел до «расскажи мне о своем детстве» дерьма. Его гораздо больше интересовало то, как меня пытали в плену.
