Хелен сказала, что главным редактором Daisy Chain была назначена Китти Монтгомери. Все остальные журналы для девочек-подростков в «Остене» закрыли, так что на плечи Китти легла ответственность за последнюю «нить Ариадны в темном лабиринте» для молодых американок.

– Она просто бомба, – подмигнула мне Хелен. – Мистер Остен так доволен, что даже дважды приглашал ее в «Виньярд»[2].

Хелен объяснила, что в ежемесячной колонке Китти любила делиться фотографиями и трагическими, душещипательными историями подростковых лет, когда она была долговязой, плоскогрудой неудачницей из пригорода Нью-Джерси. Пока Хелен отвечала на телефонный звонок, я взяла на себя смелость пролистать свежий выпуск и прочитать в колонке Китти о том, как ее избивали одноклассницы, а парни запирали в школьной раздевалке. Ее мать только приумножала страдания, не позволяя дочери пользоваться косметикой и даже бритвой. В конце каждой колонки, напротив фотографий из счастливой юности, помещалась фотография Китти такой, как она выглядела сейчас. Гламурная, сногсшибательная женщина, которой удалось, подобно змее, сбросить старую, отвратительную подростковую кожу и выйти победительницей из всех передряг. На одной из фотографий она сидела в офисе в Остен-тауэр, взирая с огромной высоты на равнины Нью-Джерси, земли ее бывших мучителей, такие маленькие и незначительные сейчас.

– Учитывая популярность Китти, она просто завалена письмами от читательниц, – объяснила Хелен, когда закончила свой звонок. – Они вдохновлены чудесным преображением Китти. Жаждут ее совета. Пишут ей через раздел «Привет, Китти» на сайте журнала. Письма льются рекой.

Я все ждала, когда же Хелен скажет, какое отношение все это имеет ко мне. Я подозревала, что мне хотят предложить работу, но думала, отошлют куда-нибудь в отдел подписки.

– Юридический отдел предпочел бы, чтобы мы рассылали читательницам шаблонные ответы, автоматически сформированные по ключевым словам, но Китти об этом даже слышать не хочет. В конце концов они сдались, и мы решили нанять кого-нибудь, кто будет отвечать ее «девочкам», как она их называет, раздавая советы, предлагая сестринскую поддержку и все такое. Это частная переписка, она не появляется в журнале. – Хелен на мгновение замолчала и впилась в меня взглядом. – Я думаю, ты идеально подходишь для этой работы. Я уже посылала Китти других девушек, но ни одна из них надолго не задержалась. Но ты… – Хелен поправила очки, – ты другая.

Вот тогда-то я поняла, что бывшая работодательница рассказала про меня.

– Вы хотите, чтобы я отвечала читательницам, притворяясь Китти?

– Притворяться – не совсем то слово. Ты будешь частью команды. – Хелен сложила руки на груди, которая была не двумя отдельными частями, а скорее огромной полкой. – Ты старше, чем другие девушки, которых мы рассматривали для работы. Ты во многом отличаешься от них. Большинство из них… Ну ты знаешь. Я слышала, ты умная, но не это главное. Ты будешь писать от лица Китти, говорить ее голосом. Тебе не обязательно верить в то, что пишешь; главное, чтобы в это верила Китти. Пиши так, как писала бы она, если бы у нее было время. Я думаю, что ты прекрасно сможешь понять страхи и тревоги наших девочек, вот что важно.

Знаю, что должна была быть благодарна за такую работу, но меня обидели слова Хелен, а я старалась всячески скрыть это.

– Почему вы решили, что я смогу понять ваших девочек? Вы меня едва знаете.

– Я просто предположила, – сказала она, но мы обе знали, что она имела в виду. Я терпеть не могла, когда мне намекали на мой вес, несмотря на всю его очевидность. Как будто они ставили клеймо «что-то не так» на мне, когда я всей душой мечтала стать такой, как все.

Я поблагодарила Хелен за предложение, но мысль о работе в сверкающей башне «Остен Медиа» меня совсем не привлекала. Все равно что вернуться в старшую школу – пятьдесят два этажа шепотков, сплетен и компашек, в которых мне нет места. Хелен, должно быть, начала работать в «Остене» за десятилетия до того, как превратилась в огромную женщину в постменопаузе.

Интуиция словно кричала мне: «Беги!» Я продолжала отказывать Хелен на настойчивые предложения встретиться с Китти. Когда я сдалась, Китти предложила мне работать на дому.

– Это идея отдела кадров, – сказала она. – Как видишь, стол моего ассистента едва помещается в коридоре. Нам не хватает рабочего пространства.

Идея работать на дому делала для меня эту должность привлекательной, но я сказала, что мне нужно подумать. Я не очень-то хороша в раздаче советов, да и не была уверена, что обладаю нужными навыками для этой работы. Китти, видимо, полагала, что мое «подумать» – не более чем попытка набить себе цену, так что она принялась заваливать меня цветами, сердечными письмами и даже прислала через курьера шикарную ароматическую свечу. Прежде никто не хотел так заполучить меня. Ощущение было слегка пьянящим. Я сдалась.

Три года прошло с тех пор, как я взялась за эту работу. Три года сообщений в кофейне. Я приехала на свою ежемесячную встречу с Китти, выйдя из лифта на тридцатом этаже, где меня встретили гигантские плакаты-обложки Daisy Chain, развешанные там, возможно, для запугивания врагов, совсем как здания и памятники в Вашингтоне, округ Колумбия. По привычке я опустилась на диван в форме губ у входа в кабинет Китти и принялась ждать. Наши встречи редко длились больше десяти минут, но каждый раз я просиживала в Остен-тауэр не менее двух часов, спасибо адскому графику Китти. Я бы могла и по телефону ей все рассказать, но Китти всегда настаивала на личной встрече.

Пока я ждала, ассистент Китти, Эладио, рубился на компьютере в игру. Когда я приехала к Китти в первый раз, Эладио отвел меня в огромный конференц-зал с панорамными окнами и указал вниз на крошечных людей, суетящихся под нашими ногами.

– Вот что я люблю в своей работе, – ухмыльнулся он. – Могу смотреть на всех свысока.

Он был единственным мужчиной в штате из двадцати одной белой женщины; он также был латиноамериканцем и геем, такое к-к-комбо. Однажды он сказал мне, что в определенное время месяца он становится раздражительным и капризным, склонным к вспышкам неспровоцированной ярости, ровно в то же время, когда к его коллегам в офисе приходят «эти дни». «По ошибке природы скачу на гормональных американских горках» – как он это называл. Он держал на столе коробку из-под «Мидола ПМС», но, насколько мне известно, внутри там были мармеладки. Китти как-то поделилась с читательницами в колонке, что циклы обитательниц офиса постоянно совпадали. Она утверждала, что в такие дни «массового кровопролития» мусорные ведра в дамской комнате были заполнены до отказа.

Пока я ждала Китти, я успела пролистать свежий номер Daisy Chain, проверяя выходные данные. А там – мое имя, напечатанное более миллиона раз и распространенное по всей Северной Америке. «Специальная помощница главного редактора: Алисия Кеттл». Да, мое настоящее имя – Алисия, но никто никогда не называет меня так.

Наконец, в поле зрения появилась Китти. Выглядя совершенно загруженной, она как стрела ринулась в кабинет, сбросив на стол кипы журналов и папок, успев на ходу сказать: «Плам, заходи».

На ней были черные брюки и укороченная футболка, которая оголяла плоский животик. В пупке блестел красный камешек, подобно ошибочно расположенному бинди. Я села напротив, пока она лихорадочно наводила порядок на столе.

– Дай мне еще минутку, – сказала она, внимательно изучая зеленую клейкую записку.

Вертолет завис напротив ее окна, большой и черный, как гигантская муха. Я закрыла глаза. В Остен-тауэр я всегда чувствовала себя неуютно, иногда у меня даже кружилась голова и к горлу подступала тошнота. Мне не нравилось находиться на таком огромном расстоянии от земли, подвешенной в воздухе, между пластами стали, стекла и бетона. С закрытыми глазами я представляла, как пол у меня под ногами растворяется, плавно опуская меня вниз, на землю.