– Ту, что со стрелками? Да, в последнее время она часто сюда заглядывает. А что, она тебе мешала?
– Она немного странная, не находишь?
– Да не особо, – пожала плечами Кармен. – Ты же знаешь, кто тут только не шастает.
Она умолкла, я надеялась, Кармен пытается вспомнить что-то важное о девушке. Вместо этого она спросила, не могу ли я поработать за нее денек в кофейне на следующей неделе, пока она будет на приеме в женской консультации. Я ответила не сразу. Я старалась соблюдать диету. Сидеть за столиком в углу, ограждая себя от соблазнительных запахов и вида пищи, осушая бесконечные кружки чая и кофе, – это одно, но стоять за прилавком – совсем другое.
– Конечно, я тебя подменю, – наконец ответила я. В какие-то дни Кармен была единственной, с кем я разговаривала. Это была лишь болтовня, но в нужное время она спасала меня от мрачных мыслей. За это я была в долгу перед ней.
Кармен вернулась к работе, а я, будучи прилежной «дозорной», откусила лишь малюсенький кусочек от овсяного печенья. Две девчонки за соседним столиком согнулись пополам от смеха, наблюдая за мной. Я положила печенье обратно на тарелку и решила работать быстрее, чтобы поскорее уйти. Лучший способ – нырнуть в письма с головой, нащупывая путь в темной воде слов и не позволяя ничьим щупальцам схватить себя и утащить на дно. Пусть течение несет меня.
Почему все модели в вашем журнале такие тощие девкам повезло я всегда буду жирной дурой он сказал мне после школы но он мне все еще нравится я знаю что это глупо потому что он груб со мной и моя подруга хочет избавиться от этой отвратной красной сыпи на руках можешь помочь мне пожалуйста потому что мои ноги выглядят в купальнике как сардельки уйти ли мне из команды по плаванию и что мне делать если никто не пригласит меня на танцы а мой двоюродный брат попросил меня пойти с ним и это вроде как инцест или нет все ли любят рыжих у меня волосы на вагине несексуальные титьки мой учитель истории сказал мне когда я была в фиолетовой футболке он извращенец и теперь я боюсь что потолстею на каникулах и что мне делать если я не могу позволить себе ринопластику ни один парень не полюбит меня с таким носом это тайна для меня как ты можешь спать по ночам тупая шлюха почему он так сказал я не шлюха я не понимаю почему мама не разрешает мне пользоваться тампонами я сказала что все еще буду девственницей если использую тампон можешь написать ей у меня был секс потому что мой парень заставил меня но потом сказал что ему жаль это считается изнасилованием или нет потому что я все еще люблю его и непонятно почему когда я крашусь красной помадой она прилипает к моим передним зубам.
И последнее письмо, от заключенного: «Мне нравится дрочить, когда смотрю на твои фотки. Пришлешь мне свои трусики?» Удалить.
Дома ждала посылка. Я села на кровать – ремешок сумки от ноутбука неприятно врезался мне в грудь – и нетерпеливо разорвала коричневую оберточную бумагу. Внутри свертка покоилось отрезное платье до колен, белое с фиолетовой отделкой по подолу. Оно было еще прекраснее, чем на фотографиях в каталоге.
В углу моей спальни стояло огромное зеркало в полный рост в медной раме. Обычно оно было накрыто простыней, но сейчас я отбросила ее в сторону, чтобы можно было держать платье перед собой и любоваться им в зеркале, представляя, как чудесно оно будет выглядеть на мне, когда я похудею. Насмотревшись вдоволь, я повесила его в шкаф вместе с другой слишком тесной для меня одеждой.
Моя повседневная одежда была беспорядочно забита в комод или валялась на полу. Кипы бесформенных стретчевых тряпок с тоннами эластичных вставок – они не были модными или не модными, они не были похожи на одежду вообще. Я всегда носила черное и редко сворачивала с «пути праведного», выстеленного юбками макси и хлопчатобумажными кофтами с длинными рукавами, даже летом. Волосы мои тоже были почти черными. Много лет я ходила с волосами длиной до подбородка, с объемными боковыми прядями и прямой челкой. Мне нравилась эта прическа, но она делала мою голову похожей на шарик, который можно открутить от тела, подобно колпачку с флакона духов.
Внутри шкафа же не было ничего черного, лишь свет и цвет. Уже несколько месяцев я покупала одежду, которую смогу носить после операции. Два-три раза в неделю шкаф пополнялся лавандовыми и мандариновыми блузами, юбками-карандаш, платьями и различными поясками. (За всю жизнь я ни разу не надела поясок.) Одежду я заказывала, никогда не ходила за покупками лично; если кто-то моего размера заглядывает в «обычный» модный магазин, все остальные покупатели непременно глазеют. Лишь однажды я купила платье в бутике – увидела его в витрине и не смогла устоять. Вошла, заплатила и попросила упаковать наряд в подарочную упаковку, как будто я делала покупку для кого-то другого.
Никто не знал про одежду, даже мама и Кармен. Кармен и про операцию понятия не имела. А вот мама была в курсе. И против. Она беспокоилась из-за потенциальных осложнений. Она даже прислала мне статьи, где были описаны все трудности и опасности данной процедуры, а также слезовыжимательную историю о детях, которые остались сиротами, когда их мать умерла после подобной операции.
– Но у меня нет детей, – пробурчала я в трубку, не желая потакать ей.
– Дело не в этом, – сказала она. – А как же я?
«Но это моя жизнь!» – хотелось мне крикнуть; после этого я обрывала наши разговоры, если она снова пыталась меня отговорить.
Проведя пальцами по ярким, нежным тканям, разгладив складки и поправив рукавчики, чтобы не помялись, я закрыла дверцу шкафа. Я прекрасно понимала, что глупо покупать одежду, которую не могу носить. Когда придет время, что-то может и не подойти. Но я все равно покупала. Мне достаточно было открыть шкаф и посмотреть на это радужное великолепие, чтобы знать – на этот раз все будет иначе. Перемены были неизбежны. Настоящая я, женщина, которой я мечтала стать, женщина, которой я должна быть, уже в пределах досягаемости, только руку протяни. Я поймала ее, как рыбку на крючок, и вот-вот собиралась выудить. И в этот раз она не уплывет от меня.
Позвонила Кармен и спросила, не хочу ли я присоединиться к ней и ее подруге за ужином в пиццерии, но я не могла сорваться сейчас, когда следовала программе похудения, поэтому отказалась. Вместо чудеснейшей, ароматной пиццы я приготовила лазанью по новому рецепту «Худого дозора», в котором вместо говяжьего фарша использовался фарш из индюшатины с обезжиренным сыром и пастой из цельнозерновой муки. Пока она готовилась, она пахла как настоящая лазанья, но на вкус… Я поставила ей три звездочки. Я съела небольшую порцию (230 ккал) с овощным салатом (150 ккал), остальное порезала кубиками и убрала в холодильник. Мои руки все еще слегка дрожали от голода. «Буду хорошей и больше ничего не съем», – повторяла я себе.
Переодевшись в пижаму и почистив зубы, я приняла свою ежедневную дозу Y, маленькую розовую таблеточку. Это был мой ритуал перед сном, почти как молитва. Запив таблетку, я подошла к окну и откинула занавеску, всматриваясь в сумрак улицы: не сидит ли девушка на крыльце, погрузившись в музыку. Но ее там не было.
* * *
Почти все праздничные выходные, неофициальное начало лета, я проторчала дома, выбираясь лишь в библиотеку или в кино. Странной девушки я больше не видела. Во вторник утром я, как обычно, направлялась на работу в кофейню; свернув на Вайолет-авеню, я, видимо, задумалась о чем-то своем и не смотрела, куда иду. Столкновение было неизбежным. Я врезалась в нее, или, может быть, она в меня.
– Извините, – пробурчали мы одновременно; и тут, к своему удивлению, я заметила ее. Стояла передо мной со своими глазами панды и в вишневых колготках.
– Ты! – ахнула я. Мое сердце мотыльком затрепетало перед пламенем.
Девушка загадочно улыбнулась, пробормотала «Добрдень» и услужливо открыла передо мной дверь кофейни.
