После месяца работы, когда лето было уже не за горами, я накопила достаточно денег, чтобы стать «баптисткой». Когда я рассказала об этом маме, мы поссорились. «Это слишком!» – отрезала она. За закрытыми дверями я слышала, как они с Делией обсуждают это.

– Будь благоразумна, Констанция, – убеждала маму Делия. – Ей приходится нелегко.

Я бы стала «баптисткой» и без маминого «благословения». Мне было семнадцать, и она не могла меня остановить.

По иронии судьбы филиал клиники «баптистов» находился недалеко от ресторана Делии, окна здания были затянуты плотными белыми шторами, чтобы никто не мог видеть, что происходит внутри. По пути я прошла мимо двух «клубов здоровья» (читай – платных центров снижения веса) – здания «Нутрисистем» и последователей Дженни Крейг, – но на это мне было плевать. «Программа баптистов» подходила мне идеально. В первый день летних каникул, с деньгами, которые я заработала в ресторане, в моем бумажнике, я распахнула двери в «церковь баптистов», где меня встретила фотография Юлайлы Баптист в натуральную величину. В реале выцветшие джинсы казались еще более гигантскими. Когда я открыла дверь, раздался звон колокольчиков, возвещающий о начале моей новой жизни.

Вместе с другими неофитами меня привели в затемненную комнату, где нам показали «Второе рождение» – документальный фильм о Юлайле. Там были кадры хроники: Юлайла получает белоснежную ленту «Мисс Джорджия 1966», выход Юлайлы на конкурсе «Мисс Америка». После того как она вышла замуж и родила ребенка, она набрала много веса, который не могла сбросить. Она опробовала каждую существующую тогда диету, едва не довела себя до нервной анорексии, но ничего не получалось. К пятому дню рождения дочери она весила больше, чем когда-либо. Бывшая королева красоты впала в депрессию, стала подумывать о суициде, умоляла мужа оплатить операцию по ушиванию желудка, но тот отказался. Их соседка умерла после подобной операции, он не позволил бы Юлайле рисковать жизнью.

Аллен Баптист, основатель процветающей евангельской церкви в пригороде Атланты, которую ему не разрешили назвать баптистской по понятным причинам, был предан своей жене и отчаянно пытался помочь ей. Он пригласил двоюродную сестру переехать к ним, чтобы готовить для Юлайлы и следить, чтобы та не ела лишнего. Аллен решил, что нужно полностью оградить Юлайлу от мира еды. Его сестра готовила все блюда для Юлайлы, поэтому самой Юлайле не нужно было ходить в магазин за продуктами. Также он осмелился на радикальный шаг – повесил замок на холодильник. Аллен держал Юлайлу подальше от ресторанов; она перестала общаться с подругами, ходить в гости и даже посещать церковь. По округе поползли слухи, что Юлайла умерла.

После девяти месяцев (читай – кругов) Ада, когда весь рацион Юлайлы состоял из яиц, отварного мяса и творога с консервированными персиками (без сахарного сиропа!), она сбросила пятьдесят два килограмма, которые мешали ей жить, что позволило ей, по ее словам, «родиться заново». Именно тогда она почувствовала в себе призвание помочь другим преодолеть свою тягу к еде и открыть себя новых, как сделала она[4].

При неохотной поддержке мужа Юлайла задумала открыть диетическую клинику, которая предоставит клиентам низкокалорийные коктейли, замороженные обеды и специальную программу упражнений. «Баптисты» не ходят за продуктами и не готовят; «баптисты» вообще не думают о еде, за исключением тех случаев, когда пришло время выпить коктейль или разогреть обед!» – такими словами начиналась первая брошюра. Первый центр по снижению веса, «Клиника баптистов», открылся в Атланте в 1978 году. К концу девяностых, когда к ним готова была присоединиться и я, во всем мире насчитывалось более тысячи филиалов.

Когда фильм закончился, комната наполнилась светом. Незнакомые женщины сидели, оглядываясь друг на дружку, и ожидали начала инструктажа под плач скрипок и звуки разрываемых фотографий из рекламных роликов, которые крутились на повторе на экране[5]. Многие из пришедших на инструктаж женщин были довольно худыми, я не понимала, что они вообще там делали. Но они улыбались мне и были дружелюбны, как будто они были такие же, как я[6].

Грустные скрипки прекратили печальный мотив, и появилась Глэдис, руководительница нашей группы, – чернокожая женщина с начесом в стиле шестидесятых. Она носила шлепанцы, которые хлюпали при каждом шаге. Лучезарно улыбаясь, она раздала каждой из нас по увесистой папке с файлами, «Настольную книгу баптиста» и ламинированные карточки с «Клятвой баптиста», которые мы должны были вложить в бумажники и повесить на холодильник. Клятва гласила:

Я собрала все брошюры, открытки и карточки и поместила их в новую блестящую папку «баптистки», невероятно взволнованная тем, что стала частью семьи Юлайлы. Она так и называла нас – семья.

Когда собрание уже шло полным ходом, какая-то женщина ворвалась в зал и, извинившись за опоздание, заняла место рядом со мной в последнем ряду. Джанин была высокой, но тучной, с мелкими светлыми кудрями, и внешний вид ее шокировал всех нас так, будто она предстала перед нами обнаженной. На ней было яркое платье с узором из крупных цветов, розовые колготки и желтые туфли-лодочки с красным бантиком, как у Минни Маус. Среди других неофиток, облаченных в безразмерные балахоны всех оттенков серого, она была как сияющее солнышко, совершенно неуместное на пасмурном небе. Да и смотреть на Джанин было все равно что смотреть на солнце. Я желала бы, чтобы она не садилась рядом со мной: вместе мы были похожи на двух Шалтаев-Болтаев, готовых вот-вот свалиться со стены. Одним из заданий на собрании было рассказать соседке о себе и о своих страхах и проблемах, связанных с лишним весом; Джанин говорила со мной так, будто мы были близняшками. Она даже пригласила меня выпить кофе после собрания, но я сказала, что занята. У меня никогда не было толстой подруги, я не хотела толстую подругу. Я стояла на пороге новой жизни.

Во время собрания Джанин то и дело перебивала Глэдис и вставляла что-то типа: «В моей семье все толстые. Мы считаем, что всякие диеты – это пустая трата времени». Глэдис передергивало от каждого слова Джанин, она постоянно поправляла ее. «Баптистки» не говорят «толстый», только «полный» или «с избыточным весом». Мы также не произносили это страшное слово «диета», вместо него использовали такие термины, как «программа», «план» или «здоровое питание».

Ближе к концу собрания Глэдис вручила каждой из нас по блокноту с фотографией двух худеньких девиц, гуляющих по торговому центру с яркими пакетами в руках, и надписью «Когда я похудею, я…™» на обложке. Глэдис сказала, что мы должны будем писать в них каждую неделю. Внутри, в верхней части первой страницы, также была надпись «Когда я похудею, я…™», под ней – пять пустых «облачек» для заполнения с предлагаемыми темами: мода, карьера, любовь и т. п. Глэдис попросила нас закрыть глаза и представить себя стройными. Она сказала нам записать в блокнот пять занятий, которые наши «натуры с избыточным весом» не могут воплотить в жизнь.

Все неофитки, включая меня, тут же принялись что-то писать. Все, кроме Джанин. Она словно обалдела.

– Это шутка такая, да? – выплюнула она, пролистывая блокнот. Щеки Джанин пылали, ноздри раздувались от ярости. – Я пришла сюда сбросить килограмм-другой из-за болей в пояснице. Что это еще за гребаная, себяненавистническая мозгоебка?

– Следите за своим языком, – ровным голосом сказала Глэдис. – Баптистки не используют грубую лексику.