Литмир - Электронная Библиотека

– Если таковой вообще существует!

Элизабет промолчала. Она бы охотно задремала сама, было раннее утро, но она понимала, что до прибытия на место он не даст ей и глаз сомкнуть. Придется всю дорогу объяснять ему, что летать самолетом не опасно и не стоит бояться, что он упадет. Потом на ее плечи ляжет забота о багаже, потом ей придется договариваться в гостинице, чтобы еду подали в номер – причем еду такую, что устроила бы даже Лео с его инфантильными пристрастиями. А ближе к вечеру Элизабет еще предстояло удостовериться, что Лео будет готов к тому моменту, когда его заберут и поведут читать доклад.

– Кажется, началось! – воскликнул он.

Впереди, у выхода из зала, девушка заняла место за одной из стоек. Несколько человек привстало с мест; подхватив ручную кладь, они поплелись к стойке.

– Это долгий процесс, – сообщила Элизабет.

– Мы опоздаем на рейс!

– Они ведь только начинают регистрацию. Еще полчаса впереди.

– Они улетят без нас!

– С какой стати им…

Но Лео уже подскочил и поспешил занять место в очереди. Скрестив на груди руки, она глядела, как его худощавая фигура медленно продвигается вперед. В конце концов подошла его очередь. Лео предъявил посадочный талон и исчез в коридоре трапа. Она не спешила. Прошло пятнадцать, двадцать, тридцать минут, а очередь все не кончалась. Наконец, когда не осталось больше ни одного пассажира, она встала с места – и через несколько секунд уже была в салоне. Протиснувшись по узкому проходу, Элизабет заняла место рядом с ним.

– Как ты можешь так со мной поступать! Я думал, ты не придешь. Уже начал придумывать, что бы такое сделать, чтобы самолет не взлетел, но тут ведь никто меня не понимает – я даже объяснить ничего не могу!

Она извинилась.

– Нет, я серьезно. Это все и так стоит мне кучи нервов, не могу же я еще и… Видела двоих детей впереди? Это ужас просто. Особенно та маленькая девчонка. Зеленоглазая! Они одни летят, без родителей.

– Надо же, – ответила она.

Лео пристально взглянул на нее.

– Я просто невыносим, – произнес он. – Да?

– В общем, да.

– Я совершенно несносен!

Она покачала головой.

– Если тебе хочется домой, я все могу понять. Разумеется, я тогда тоже полечу обратно. Без тебя я бы не справился. Все это с самого начала было ошибкой, мне не стоило соглашаться, ни в коем случае, – как глупо с моей стороны! Может, повернем назад? Прямо сейчас?

– Прошу тебя, помолчи. Хоть пятнадцать минут.

Он умолк – и действительно, ему удалось взять себя в руки и в течение десяти минут, пока самолет разгонялся, взлетал и набирал высоту, не произнести ни слова.

Они познакомились шесть недель тому назад, на одной особенно скучной вечеринке, разговорились, и лишь спустя какое-то время Элизабет стало ясно, что этот странный, но остроумный мужчина, вечно потирающий руки и обращающий свой блуждающий взор куда-то в потолок, был не кто иной, как Лео Рихтер, писатель, сочиняющий запутанные рассказы, изобилующие зеркальными конструкциями и неожиданными поворотами, – блестящие, хоть и слегка стерильные. Она как раз незадолго до того прочла его истории о докторе Ларе Гаспар и, разумеется, была знакома с самым известным сочинением Рихтера – о пожилой даме и ее путешествии в швейцарскую клинику, в которой проводят эвтаназию. На другой день они встретились вновь, и уже вечером она вошла в его квартиру – обстановка там царила спартанская. Но в постели Лео проявил неожиданную настойчивость, к которой она была не готова. Она бороздила ногтями его спину, закатывала глаза, впивалась зубами ему в плечо, а несколько изнурительных часов спустя, ранним утром, пока ехала домой, Элизабет поняла, что хочет увидеться с ним еще раз – и что, возможно, ему даже найдется место в ее жизни.

За прошедшие полтора месяца она успела познакомиться со всеми сторонами его характера: приступами тревоги и страха, эйфорией, временами охватывающей его совершенно без причины, и периодами глубокой сосредоточенности, во время которых он, казалось, терялся в самом себе и, когда она обращалась к нему, смотрел на нее так, словно не мог понять, как она вообще оказалась рядом.

Лео, в свою очередь, был под впечатлением от ее профессии. Неужто она и впрямь во время работы с «Врачами без границ» прыгала с парашютом? Что, с настоящим парашютом? Да к тому же еще и в зоне военных действий?

Тут она обычно старалась сменить тему. Элизабет понимала, что любопытство – часть его натуры и его ремесла, но были темы, которые она просто не хотела обсуждать. Всякому, кто не испытал этого на себе, ее слова могли показаться пустыми, то есть не более чем болтовней; нет, не было таких слов, что сумели бы описать, каково это на самом деле. Каково это – за несколько метров до посадки в поджидающий вертолет потерять пациента, которому перед этим сама ампутировала обе ноги, причем в условиях нехватки обезболивающего, а потом тащила на себе по полям, над которыми воздух дрожал от жары. Каково это – когда все усилия оказываются напрасными и лишь по пути назад замечаешь, что события последних дней частично стерлись из памяти. Что в ней остались пробелы, словно ей довелось пережить нечто столь жуткое и необъяснимое, что никак не вписывалось в окружающую действительность, а потому и запоминать голова отказывалась. Как она могла это описать? Еще много лет тому назад один пожилой доктор сказал ей: «Кто ничего не пережил – хороший рассказчик; стоит многое пережить, как делиться вдруг становится нечем». Но Элизабет знала, что Лео о многом догадывался. У нее была та же профессия, что и у его героини, Лары Гаспар, возраста они тоже были одного, и если постараться припомнить не изобилующие подробностями описания Лариной внешности, можно даже было сказать, что они похожи. Наверняка Лео еще и поэтому ей увлекся. Элизабет то и дело замечала, как он следит за ней с почти что исследовательским пристрастием, шевеля губами, словно подмечая что-то.

Пару недель назад он читал доклад в Академии наук и литературы в Майнце, в котором заявлял, что культура действительно приходит в упадок, но сокрушаться не стоит: когда человечество избавится от ненужного бремени знаний и традиции, ему станет легче жить. Настанет эпоха образов, ритмичного шума и мистического транса, зависания в бесконечном настоящем – благодаря могуществу техники воплотится религиозный идеал. Никто толком не понял, говорил он это всерьез или с иронией, был он консерватором или нигилистом, но именно поэтому текст выступления решили напечатать. Посыпались комментарии, и германские культурные институты по всему миру принялись приглашать его выступить. Что-то на него, видно, нашло, и Лео Рихтер поддался на уговоры отправиться в поездку по странам Центральной Америки, а когда он предложил Элизабет сопровождать его, та, к собственному изумлению, без раздумий согласилась.

Незадолго до посадки он забылся беспокойным сном. От мыслей о том, что их вскоре ожидает, Элизабет содрогнулась. В последний раз при виде директора института, облаченной в толстый шерстяной свитер, его одолела такая неприязнь, что он еще в аэропорту впал в настоящий ступор. В машине он ехал молча, стиснув зубы, и, когда их тормознул полицейский, даже схватил сидевшую рядом Элизабет за руку. Разумеется, ничего страшного не произошло, их тут же пропустили, но к тому моменту, как они добрались до гостиницы, взмокший Лео от отчаяния пребывал в полнейшей прострации. Всю вторую половину дня он просидел, закрывшись в их двухместном номере; вечером пришлось выступать в плохо освещенном помещении перед двадцатью семью земляками, а затем директриса настояла на том, чтобы отвезти их в единственную в городе пиццерию – только чтобы расспросить, как ему в голову приходят такие идеи и предпочитает ли он работать по утрам или после обеда. После этого он полночи бегал взад-вперед по комнате, стенал, клял свою судьбу, пока они наконец не упали на постель, сжимая друг друга в объятиях – больше от отчаяния, чем в порыве страсти. В пять утра ее разбудил звонок на мобильный, и она узнала, что в Африке похитили троих ее ближайших коллег.

4
{"b":"628883","o":1}