– А ещё был тоже такой человек. Он ездил на запад и писал в журнал статьи и книги, фотографировал там, он был известный. Ты знаешь, у нас на западе есть пустыни. Очень большие. Там нечего есть, там мало воды. И он туда всё время ездил. Ему говорили – ты можешь умереть в этих пустынях. Но он был упрямый, и всё равно поехал опять. – Снова укоризненный взгляд мне в глаза. – И он умер там.
Если бы этот человек видел, как Монгэ Цэцэк возмущена его идиотскими поездками, то он бы, я уверен, отказался от них и спокойно писал бы занимательные книжки в своём рабочем кабинете в городе. Она до самой проходной шла молча, переживая выходки романтиков. У двери остановилась уже с улыбкой:
– До свидания, спасибо.
Я ещё посмотрел сквозь решётку ворот, как она идёт, помахал рукой её спине. Как замечательно блестел снег под фонарями. Она была очень красивая, и впереди её ждало всё самое что ни на есть интересное, радостное, жизнь была такая праздничная, а какие-то люди убивают жён или убиваются сами из-за каких-то своих идей. И я чувствовал, как это, должно быть, оскорбительно выглядит со стороны, когда всякие недоумки не знают, что делать со своими и чужими жизнями.
Я всё ждал, думал, может, обернётся. А потом она уже отошла слишком далеко, и я не мог разглядеть, оборачивалась или нет.
Я стал стирать носки каждый вечер. Перечитал книгу об экспедиции Козлова в Монголию и Тибет. Широкие пояса и подвески с нашитыми на них серебряными монетами там не упоминались, ну и что? Какая разница, носили их монголки или нет. Главное, что я согласен был работать у Суна, даже если бы он мне и вовсе не платил денег. К тому же он хорошо меня кормил.
Нет, деньги всё же были очень нужны. Мне необходимо было купить хотя бы новые джинсы. Так странно, что сейчас я уже не могу вспомнить лицо Цэцэк, но отчётливо вижу вытянутые коленки, желтизну моих стареньких левисов, серую безрукавку, которую связала мне мама.
Вместо лекций я сидел в университетской библиотеке и листал подшивки газет с объявлениями. Мне нужны были «КамАЗы» в обмен на сахар, мне нужны были теодолиты и два двигателя для «ТУ-154».
Сун меня об этом не просил. «Твоё основное дело – это учёба в университете», сказал он мне. Только когда я убедил его, что мне это не помешает учиться, он отдал мне список тех товаров, которые были ему нужны, и с интересом наблюдал, как я дозваниваюсь по тем номерам, которые выписал в свою тетрадь. Сначала после каждого звонка он спрашивал меня, что это за организация такая, куда я звонил, с кем я разговаривал, и что мне ответили. Потом ему надоело, и он удалился в кухню готовить ужин. В этот вечер он впервые сходил в магазин за продуктами в одиночку, оставив меня в своей квартире. Мистер Сюй где-то шлялся в сопровождении Монгэ Цэцэк.
– Большинство продавцов хотят не бартер, а деньги, – сказал я Суну, когда мы уселись за стол и принялись за жареную картошку и шампанское. Я никогда в жизни до этого не запивал жареную картошку шампанским. – Сделкой «КамАЗы на сахар» заинтересовалась пока что только одна фирма – «Квадра Плюс». Директор – господин Савельев, с ним можно встретиться на этой неделе, только необходимо предварительно созвониться.
– Хорошо, позвони ему завтра и скажи, что мы можем придти в любой день.
– С двигателями и теодолитами пока что хуже. Но мне дали несколько советов, куда стоит позвонить. Я могу делать отсюда междугородние звонки?
– Междугородние звонки? Да, хорошо, звони, но говори мне, куда ты хочешь звонить. – И мой начальник подлил мне вина.
Договориться о встрече с господином Савельевым мне удалось. Пришлось, правда, в этот день раньше уйти с занятий, но я чувствовал себя ответственным за это мероприятие, я своими руками продвигал бизнес мистера Суна.
Я заехал за ним, и мы отправились на станцию метро «Лубянка», около которой где-то в переулочках нам предстояло найти «Квадру Плюс». Мы немного прошли по Мясницкой и свернули направо. Так, розовый трёхэтажный дом, завернуть во двор и вниз по лесенке. Позвонить в дверь.
– Да, проходите, пожалуйста, раздевайтесь. Игорь Аркадьевич сейчас подойдёт к вам.
Сун поворачивает ко мне лицо, и я перевожу. Мы раздеваемся и вешаем пуховики на вешалку, присаживаемся у стола, который стоит в центре комнаты. Сун достаёт визитную карточку и кладёт её на стол рядом с собой, оглядывает офис. Мне почему-то немного неловко перед ним за не слишком презентабельный вид помещения – вдоль стен громоздятся картонные коробки из-под оргтехники, вспученный линолеум на полу, окошко, расположенное ниже уровня тротуара, завалено с улицы мусором.
– Добрый день, вы ко мне?
Высокий молодой директор «Квадры» огибает стол, становится лицом к нам, опираясь костяшками пальцев о столешницу. Волосы ниже плеч, широкие полы спортивного пиджака разлетаются над бумагами, мы смотрим в пряжку его ремня.
Я начинаю говорить, а Сун подцепляет свою приготовленную визитку с чёрного пластика стола и кладёт её перед Савельевым.
– Я звонил вчера, и ваша секретарша назначила нам встречу сегодня на четыре часа. Мистер Сун представляет китайскую экспортно-импортную компанию, которая хотела бы купить у вас «КамАЗы».
– Так это вы вчера звонили? Ясно. – Савельев откидывает длинную прядь со лба и возвращает карточку Суну. – Значит, слушайте, господа из экспортно-импортной компании, я очень сожалею, но с китайцами я работать не буду. Так что извините, и до свидания.
Сун бесстрастно выслушивает мой перевод, встаёт и, глядя в лицо директору, говорит:
– Мне кажется, что вы допускаете ошибку…
– Я понимаю по-английски, можете не переводить. (брезгливо мне). Я уже сказал, что не хочу работать и не буду работать ни с китайцами, ни с вьетнамцами. Мне неинтересно, что вы мне хотите предложить, я просто не хочу с вами работать. Я хочу иметь нормальный бизнес. – Директор распалился и почти кричал на Суна.
Мы встали. Мистер Сун снял с вешалки свою куртку, впопыхах уронив мою, но затем вернулся к директору и снова положил перед ним визитку.
– Когда вы научитесь делать нормальный бизнес, вы передумаете. Я жду вашего звонка.
Савельев, наверное, тоже захотел сделать что-нибудь театральное, как и Сун, поэтому он схватил карточку и швырнул её в сторону корзины для мусора.
Из «Квадры Плюс» мы шли очень быстро. Было видно, что Сун переживает. Хотя он всегда старался не выставлять напоказ свои эмоции, по нему запросто было видно, в каком он находится настроении. А здесь было из-за чего расстраиваться – только что при своём подчинённом он чуть было не потерял лицо.
– Мистер Сун, я очень сожалею, что так получилось. Когда я разговаривал с секретаршей, то она…
– Ничего страшного, ты не виноват в том, что делают эти люди. Но я не понимаю, почему они так делают.
Дальше мы шли молча, перепрыгивая через лужи с грязным снежным месивом, через сколотые с крыш сосульки, перешагивая через верёвки ограждения с красными тряпочками, протянутые в тех местах, над которыми сбивали эти сосульки.
На эскалаторе Сун всё-таки не выдержал:
– Он сказал, что не хочет работать с китайцами и вьетнамцами. Он думает, что мы одинаковые? Хочет иметь нормальный бизнес! Все хотят иметь нормальный бизнес. Я тоже не стал бы работать с вьетнамцами, вьетнамцы – это вьетнамцы. Они же вот… – Он сделал себе пальцами узкие глаза и в который раз пожал плечами. Я тоже пожал плечами.
Сун сказал, чтобы я больше не искал для него партнёров. Он сам позаботится об этом.
Я полагаю, что ключом к его принципам ведения бизнеса могли бы стать слова одного из учителей Дзена по имени Юнь-мэн: «Сидишь – и сиди себе; идёшь – и иди себе. Главное – не суетись попусту». Сун сидел и ждал появления партнёров, или, может быть, ждал, пока у нас научатся делать правильный бизнес и отличать китайцев от представителей прочих народов, населяющих Юго-Восточную Азию. Поэтому мы продолжали жить и работать в прежнем несуетливом режиме.
