Не искушай меня без нужды.

Я отпустил тебя давно.

Прости, прощай, и врать не нужно,

Не трогай, что не зажило.

Я помню трепет рук, однажды

Согревших лед в моей душе,

Я помню тихий шепот, важно

Мне бормотавший, как во сне.

Я помню всё, что нас связало.

Я помню лоск твоих волос.

Я помню, как же ты ругала

Меня за то, что на износ

Давал я каждому пороку,

Дарил я каждому греху

Свою прекрасную дорогу,

Свою блаженную мечту.

Не искушай меня без нужды.

В душе моей теперь темно.

Да, пламя чувств тушить не нужно,

Но сердце просит одного…

Люблю тебя, но осторожно,

Скрываю всё я в светлой мгле.

Смогу я полюбить, возможно,

Другую. Милая, тебе

Не нужно трогать то, что должно

Однажды утонуть во мне.

Не нужно трогать то, что должно однажды умереть во мне…

Два брата сидели в комнате, освещённой старой новогодней гирляндой. Стояла приятная тишина. Казалось, что ещё немного, и можно будет услышать, как они думают. Старший сидел за столом и вертел в руках пустой бокал. Алкоголя в этом доме никогда не водилось, а сок уже закончился.

– Сколько мы с тобой не виделись?

– Года два.

Ревнивая тишина снова облокотилась на комнату и собиралась защищать свои владения до последнего вздоха.

– А ты почти не изменился.

– Да и ты не постарел.

Гробовая снова начала захватывать власть над комнатой. За 2 года столько всего произошло, что всё рассказать – невозможно, а что-то одно – бесполезно. Братья сидели молча и думали. Каждый о чем-то своём и одновременно обо одном и том же. Они чувствовали, что понимают. Каждая секунда тишины была понятна и многозначительна.

– Люди просят от меня доверия. А с чего я должен его им дарить? Доверие нужно заслужить.

– Не должен. И никогда не позволяй себе такую роскошь. Люди просят доверия, чтобы безнаказанно и безболезненно врать. Или ещё чего хуже, продавать тебя за гроши со спокойной душой.

– Да знаю я. Давно уже знаю.

– Вот что есть доверие? Скажи мне?

Старший молчал, прокручивал в голове свои мысли – жевал свою мысленную жвачку.

– Молчишь? А я скажу, что есть для меня это самое пресловутое доверие. Доверие – это рассказывать о вещах, о которых никому нельзя рассказывать. Не скрывать чувства! Не носить масок. Не прятать слёзы, горе, радость. Доверие – это быть рядом и знать, что и с тобой всегда будут рядом. Вот – доверие. Это и только это есть доверие.

Старший очнулся от глубоких дум и смотрел сквозь бокал на новогоднюю гирлянду.

– Так и есть. А знаешь, для чего они используют это слово? Они надеются, что прикрываясь доверием, они утаят ложь и бл*дство. Но я их вижу насквозь. Я чувствую. Их стеклянные глаза ничего не скрывают. Доверие… Ошибёшься раз – не разгребёшь за жизнь.

– Ты как никогда прав, брат. Как никогда.

Долго сидели молча и думали, каждый о своем, о светлом, о хорошем. Всё было впереди, а что было позади – о том и жалеть не стоило. Было. Ещё будет. Лучше будет. Больше будет.

Это произошло так быстро, что он всё ещё не мог сообразить, где и почему он находится.

Черная, влажная и холодная земля, стенки, плотно укрепленные досками, над головой крыши нет. Он понимал, но не мог и не хотел в это верить. Ещё в прошлый понедельник лежал в своём доме на большой кровати и грустил, что одеяло не полностью прикрывает ноги. То, что произошло, и то, что лишило его отца, теперь стояло за спиной. Ледяное и одновременно пламенное, острое и одновременно тупое дыхание костлявой колыхало редкие волосы на его шее. Скоро всё решится. Из оружия выдали только старенький пистолет и пару патронов. На двух-трех врагов хватит, если очень повезёт. А дальше и не надо будет. Волнение сочилось отовсюду. Время на стареньких часах с сильно исцарапанным стёклышком видно плохо. Ясно лишь одно – очень рано. Солнце не взошло и пока не собиралось. Холодная, угловатая рукоять пистолета приятно тяжелила запястье. Этот пистолет был как поручень в трамвае. Держись за него – тогда при повороте не упадёшь и не уронишь товарища. Обувь обменял вчера на те самые часики, что висят на левой руке. Когда ему казалось, что все в мире остановилось или что он уже не жилец – он прикладывал их к уху и слышал: «тик, тик, тик».

Скоро всё решится! Скоро…

Вдруг по рядам солдат прокатилась неуверенная волна команд. Приказ последний – «проверить оружие». Страх, ужас, нетерпение и необъяснимый азарт разгорелись внутри, как соломенная масленица, политая керосином. Вспыхнули от одной неуверенной искры. Всё, что до этого удавалось подавлять, вырвалось наружу и загорелось в полную силу. Трясущимися руками он вытащил магазин, пересчитал пули, вставил на место, взвел курок. Всё, сейчас всё решится. Замёрзшие ноги тёрлись о влажную землю и обрастали шмотками грязи. Волнение, бывшее на пределе, нарастало и тянуло вперёд. Он взял пистолет в обе руки и приготовился шагнуть. Сейчас все решится. «В атаку», – пронеслось по окопам.

«В атаку!» – проревело в голове. От одного этого слова всё, что было внутри него: страх, ужас, нетерпение – в одно мгновение слилось воедино и обрело невероятную и необъяснимую силу. Ярость вспыхнула в глазах тех, кто едва ли мог убить муху. Только что голубые, зелёные, карие, серые глаза в одно мгновение залились черной краской. Не видно на лицах наступавших глаз. Видно лишь белые шарики с большими чёрными, бездонными кружками. Дуло пистолета было безобидной детской игрушкой, в сравнении с тем, что можно было увидеть в этих глубоких колодцах. Из страшных глаз, которые говорили: «всё, что можно было потерять – мы потеряли, всё, что можно защитить – мы защитим. Нет пути назад, мы не вернёмся домой живыми, мы будем убивать вас, пока есть земля под нашими ногами». Из этих глаз вылетали самые страшные пули. Прилипшая к ногам грязь отскакивала при каждом шаге. Мокрая от росы трава щекотала, напоминая родную деревню, мать с отцом и беззаботное детство. За все это он рвался вперёд. Он не чувствовал боли или страха. Сейчас это больше не нужно. Все решено – он сегодня умрёт, но продаст свою жизнь очень дорого. Товарищи, обезумев от ярости, набрасывались на врагов и разгрызали наивные глотки. Больше нет никакой красоты, эстетики, морали. Все решено – они идут убивать и умирать. Туман опустился на землю. В пустеющем поле было слышно, как хрустят кости и льётся кровь. В большой воронке он вступил в свой последний бой с врагом. На левой руке уже было 6 засечек ножом. Перед ним стоял седьмой. Седьмой смотрел в чёрные глаза и понимал: живым ему не уйти. Наш солдат сжимал в руке пустой пистолет. Поручень больше не спасёт его. Истекая кровью, сделал последнее усилие и рванулся вперёд на седьмого. Удар в челюсть с левой и в затылок рукоятью пистолета с правой. Седьмой вцепился в шею солдата, но было уже поздно. Ярость, протекшая в руки, пробила голову седьмого и закончила этот глупый и ужасный бой. Солдат отшатнулся от седьмого и свалился на край воронки. Роса на траве окрасилась в красный. Туман начинал таять. На поле уже было тихо. Часы ещё тикали. Где-то вдали зарождался рассвет. Он знал: там, далеко, на горизонте восходит солнце, но не мог поднять голову, увидеть его. Он видел только, как наливаются золотом ещё зелёные травинки, и радовался. Он не чувствовал боли. Он чувствовал радость. Чёрная пелена медленно вытекла из его глаз, и на траву снова смотрели счастливые карие глаза. Скоро всё решится. Скоро всё закончится…

Омммм. Омммм.

Саша сидел на песке и пытался медитировать. У него была цель. Он хотел научиться ни о чём не думать. Уметь отключать мысли и сидеть в тишине. Для этого он поехал на море. Много было вариантов: Сочи, Крым, Геленджик. Но он нашёл нечто лучшее. В небольшой стране с красивым названием Абхазия есть посёлок. Местные не очень любят море, а гостей почти нет, поэтому берег обычно пустой. Нашёл человека, живущего в этом посёлке и договорился приехать в гости. Поселили в небольшой комнатке на первом этаже. Море буквально за огородом. Каждое утро и вечер уходил из дома и подолгу сидел на берегу. Медитировал, просто смотрел на море и слушал прибой. Сейчас снова сидел на песке и пытался медитировать.