Готхольд-Эфраим Лессинг
Басни в прозе
ВИДЕНИЕ
Я лежал у тихого ручья в глубочайшем одиночестве леса, где мне не раз удавалось подслушать речь животных, и старался надеть на одну из моих сказок то легкое поэтическое украшение, которое с такой охотой носит избалованная Лафонтеном басня. Я размышлял, выбирал, отбрасывал, мой лоб пылал - и все напрасно! На бумаге не появилось ни строчки. Разгневанный, я вскочил, и вдруг... сама муза басни предстала передо мной.
И она произнесла с улыбкой:
- Ученик, к чему эти напрасные усилия? Правде нужно очарование басни, но к чему басне очарование гармонии? Ты хочешь самую пряность сделать более пряной? Оставим вымысел поэту, а это повествование пусть исходит от безыскусного историка, как смысл его исходит от философа.
Я хотел ответить, но муза исчезла. "Исчезла? - слышу я вопрос читателя, - ужель ты не мог придумать нечто более похожее на правду! Вложить эти поверхностные выводы - плод своего бессилия - в уста музы! - Да это ж самый низкопробный обман!.."
Превосходно, мой читатель! Муза мне не являлась. Я просто рассказал басню, а мораль к ней придумал ты сам. Я же не первый и не последний из тех, кто выдает свои фантазии за откровения божественного существа.
ОБЕЗЬЯНА И ЛИСИЦА
- Назови-ка мне такого умника среди зверей, которому я не могла бы подражать! - хвалилась обезьяна лисице.
Лисица же возражала:
- А ты попробуй назвать того недостойного зверя, которому придет в голову подражать тебе!
Писатели моей страны!.. Надо ли говорить еще яснее?
ВОЛК И ПАСТУХ
От повальной болезни у пастуха погибли все его овцы. Узнав об этом, волк явился выразить свое соболезнование.
- Пастух, - молвил он, - правда ли, что тебя постигло такое ужасное несчастье? Ты лишился всех своих овец? Милых, кротких, жирных овец! Мне так жаль тебя, что я готов плакать горькими слезами.
- Благодарю, господин Изегрим, - ответил пастух, - я вижу, что у тебя очень добрая душа.
- Его душа, - сказал пастуху пес Гилакс, - всегда такова, когда он сам страдает от несчастья ближнего.
ВОИНСТВЕННЫЙ ВОЛК
- Мой отец, да прославится навеки его имя, был настоящим героем! сказал волчонок лисице. - Какой ужас наводил он на всю округу! Он одержал одну за другой более двухсот побед над своими врагами, отправив их черные души в царство тления. Ничего нет удивительного, если его в конце концов одолел единственный враг.
- Именно так выразился бы оратор на его похоронах, - сказала лисица, а сухой историк добавил бы:
"Те двести врагов, над которыми он одержал одну за другой победы, были овцы да ослы; а единственный враг, одолевший его, был первый бык, на которого он отважился напасть".
СТРАУС
- Сейчас я полечу! - воскликнул гигантский страус, и весь птичий народ собрался вокруг него, в самом деле надеясь посмотреть на такое диковинное зрелище. - Сейчас я полечу! - воскликнул он еще раз, распростер огромные крылья и понесся вперед, подобно кораблю с поднятыми парусами, не покидая земли ни на секунду.
Вот вам поэтическое изображение тех непоэтических умов, которые в первых строках своих длиннейших од щеголяют гордыми крылами, грозятся залететь выше облаков и звезд и все же остаются верны бренному праху земли!
ЭЗОП И ЕГО ОСЕЛ
Осел сказал Эзопу:
- Когда ты опять произведешь на свет какую-нибудь побасенку про меня, дай мне там сказать что-либо благоразумное и глубокомысленное.
- Ты - и глубокомыслие! - ответил Эзоп. - Как можно это сочетать? Разве тогда не скажут люди, что ты учитель морали, а я осел?
ВОЛК НА СМЕРТНОМ ОДРЕ
Волк лежал при последнем издыхании и обозревал испытующим взглядом прожитую им жизнь:
- Конечно, я грешник, однако, надеюсь, не самый великий. Я делал много зла, но много и добра. Помню, как-то раз ко мне подошел отбившийся от стада ягненок, и так близко, что я легко мог задушить его, но я ему не сделал ничего дурного. В ту же пору я выслушал с удивительнейшим равнодушием насмешки и издевательства овцы, хотя поблизости и не было сторожевых собак.
- И все это я могу подтвердить, - перебила его приятельница лиса, помогавшая ему приготовиться к смерти, - ибо я очень хорошо помню все обстоятельства того дела. Это было как раз тогда, когда ты так мучился, подавившись костью, которую тебе потом добросердечный журавль вытащил из глотки.
БЫК И ТЕЛЕНОК
Протискиваясь в низенькую дверцу конюшни, бык разнес рогами в мелкие щепы верхний косяк.
- Смотри-ка, пастух! - воскликнул теленок. - Уж я-то не нанесу тебе такого ущерба.
- Как мне было бы приятно, - возразил тот, - если бы ты смог нанести мне его!
Речь теленка есть речь мелких философов. "Злой Бейль! Не одну праведную душу лишили покоя его дерзкие сомнения!" - Ах, господа! С какой охотой отказались бы мы от нашего покоя, если бы каждый из вас мог стать Бейлем.
ВОДЯНАЯ ЗМЕЯ
Зевс дал лягушкам нового царя: вместо безобидного чурбана - прожорливую водяную змею.
- Если ты хочешь быть нашим царем, - кричали лягушки, - почему ты нас глотаешь? И змея отвечала:
- Потому что вы просили меня в цари.
- А я не просила тебя! - воскликнула одна из лягушек, которую змея уже пожирала глазами.
- Вот как? - сказала змея. - Тем хуже! В таком случае придется проглотить тебя за то, что ты не просила меня в цари.
ЛИСИЦА И МАСКА
Много лет тому назад нашла лисица маску комедианта, пустую изнутри, с широко раскрытым ртом.
- Вот так голова! - промолвила она, разглядывая ее. - Без мозга и с открытым ртом! Не была ли она головой болтуна?
Эта лисица знала вас, неумолчные ораторы, строгие судьи, готовые осудить нас за самые невинные проявления наших чувств.
ВОРОНА И ЛИСИЦА
Ворона несла в когтях кусок отравленного мяса, которое рассерженный садовник подбросил для кошек своего соседа.
И только она уселась на старый дуб, чтобы съесть свою добычу, как подкралась лисица и воскликнула, обращаясь к ней:
- Слава тебе, о птица Юпитера!
- За кого ты меня принимаешь? - спросила ворона.
- За кого я тебя принимаю? - возразила лисица. - Разве не ты тот благородный орел, что каждый день спускается с руки Зевса на этот дуб и приносит мне, бедной, еду? Почему ты притворствуешь? Иль я не вижу в победоносных когтях твоих вымоленное мной подаяние, которое мне твой повелитель все еще посылает с тобою?
