— Значит, у нас ни на что нет времени, - вздохнул Себастьян. — Вас скоро найдут. И… я не очень понял, сколько у тебя вообще осталось времени. Немного.

— У меня есть время, чтобы зацеловать тебя, так что не отвлекайся, — Барнс перевернулся, укладывая Себастьяна на себя, взял его лицо в свои ладони и нежно коснулся губ своими.

Они целовались и целовались, и впервые за долгое время Себастьян ни о чем не думал. Его оставили и печаль, и тоска, и даже надежда. Были только здесь и сейчас, только тяжесть тела Баки и его горячие губы.

Барнс провел ладонью по щеке Себастьяна и почувствовал, что выпадает из сна.

— Прости, — успел прошептать он, и открыл глаза, глядя на встревоженного Стива. — Если ты меня разбудил просто так, потому что тебе скучно, я тебе сам шею сверну, не буду ждать Черепушку, — беззлобно сказал он ему.

— Тони разгребает завал. Думаю, нам надо помочь ему изнутри, — немного виновато сказал он.

— Ладно, пойдем, — вздохнул Барнс и поднялся.

Перед предпремьерным показом Себастьян принял успокоительное. Хотя больше всего хотелось хлопнуть пару-тройку бокалов коньяка.

Он смотрел на Баки и Стива на экране, на все, что для него было зеленым фоном, а для них - реальными домами и развалинами, какими-то бункерами, горами, пещерами, товарными поездами и хелликэрриерами.

Последнее столкновение на крыше длинного низкого здания, чего-то вроде гаража, почему-то в Монголии. Цифровые верблюды на фоне низких холмов. Баки вдвоем со Стивом против Красного Черепа. Красный Череп стреляет в Стива, Баки отталкивает его, бросаясь наперерез синей вспышке. Стив падает с крыши, а Баки… просто исчезает.

Себастьян ахнул вместе со всем залом. Он даже не вспомнил, что после этого дубля сам свалился с крыши и сломал ногу, которая ныла на непогоду до сих пор.

Отчаянный вопль Стива “Ба-а-а-аки!!!”. Его щит, снесший Красному Черепу голову.

В заднем ряду кто-то всхлипнул. Себастьян ненадолго закрыл глаза.

Как и все, он досидел до титров, ожидая послетитровую сцену. Баки в ней не было. Был Питер Паркер, был Муравей, была Оса.

Из зала Себастьян выходил, понимая, что начался финальный отсчет. Три недели до мировой премьеры. А потом… потом или Себастьян останется совсем один, или не будет один больше никогда.

Он поулыбался фотографам. Вместе с Чейзом поехал отметить премьеру. Домой Себастьян вернулся поздно и поддавший. Но все же выгулял Кайла, покормил его и упал спать.

Барнс понимал, что уже скоро для него все закончится. Или, наоборот, начнется. Он уже устал ждать, устал каждый раз пытаться не подставиться, устал волноваться и переживать, заглядывая в глаза Себастьяна в те редкие часы, которые им удавалось урвать. Последнее время они спали совсем вразнобой.

Какая-то очередная крыша в очередном всеми богами забытом месте, по которой он снова бежал, видя впереди спину Стива, навевала апатию. Барнс устал от всего этого, несказанно устал, он никак не мог дождаться, когда же этот Красный Череп наконец попадется им и сдохнет смертью храбрых, или еще как-нибудь так же бездарно.

Он не сразу сообразил, что делает, просто увидел опасность, которая угрожает Стиву, увидел, что успеет его спасти, даже подставляться не придется, они просто рухнут с этой невысокой крыши, уйдут с траектории огня Красного Черепа. Барнс побежал, ни о чем не думая, но внезапно понял, что вот оно, то, чего они с Себастьяном так долго ждали. Тот самый момент истины.

Барнс мог бы прыгнуть вместе со Стивом, но задержался на какую-то долю секунды, видя, как ему навстречу летит смертоносный голубой заряд, и остановился. Замер, принимая на себя удар энергии Тессеракта.

— Прощай, Стив, — прошептали губы, и Барнса накрыла темнота.

С первой европейской премьеры Себастьян засел дома. Как обычно, премьера в США запаздывала на неделю, и, наверное, не было смысла дергаться до нее, но Себастьян просто не мог. Его не отпускало напряжение, он почти не ел и не спал, с трудом заставлял себя выйти с Кайлом утром и вечером - минут на двадцать, не больше.

Он знал, что этот период отшельничества обернется тем, что потом ему придется давать по три-четыре интервью в день, наверстывать все, что он упустил, но сейчас Себастьян просто не мог заставить себя выйти в люди. Он ждал Баки.

В день американской премьеры ничего не произошло. Себастьян лег спать и долго ворочался, не в силах уснуть. Пытался вспомнить, на который день после начала широкого мирового показа “Войны бесконечности” Баки появился тогда, пять лет назад, но никак не мог.

Наконец снотворное подействовало, и Себастьян провалился в сон.

Пляж на маленьком карибском острове был пустынен и тих. Как всегда, плескались волны о берег, как всегда, дул легкий ветер, как всегда, садилось солнце. Вот только Баки так и не пришел до самого утра. Себастьян просидел на песке под звездами всю ночь, глядя на воду. К утру он немного замерз.

Когда запищал будильник, который Себастьян решил не отключать, чтобы не расклеиться совсем, оказалось, что он просто скинул одеяло во сне.

Зеркало в ванной показывало всякие гадости: впалые щеки, синяки под глазами и глубокие морщины у глаз, побледневшие губы, седину в бороде и на висках. Себастьян вздохнул и взял бритву.

Барнс снова погружался в черное ледяное ничто, за четыре года он успел забыть это жуткое ощущение сенсерной депривации пополам с ощущением растворения в мерзкой, какой-то даже маслянистой субстанции. Он, видимо, обернулся, видя, как маленькая точечка света скрылась, погрузив его в полную темноту, в которой было совершенно ничего не видно. Потому что и смотреть было совершенно не на что. Барнс успел подумать, что все действительно закончилось ничем, и он не сможет сдержать обещание, данное Себастьяну, когда внезапно вспыхнул яркий маленький огонечек, и Барнс рванулся к нему изо всех сил, так, как никогда еще ни к кому и ни к чему не рвался. Яркий свет ослепил его, когда ничто прекратило поглощать его тело, и он почувствовал все сразу: мягкий рассеянный свет, тепло, чье-то присутствие. Руку оттягивало что-то тяжелое, и Барнс выпустил это что-то, жутко ему мешающее.

В ванной раздался грохот, и Барнс открыл глаза. Как тогда, пять лет назад, он увидел мужчину, который стоял и грустно пялился на себя в зеркало, вертя в руках бритву. Только если пять лет назад это был незнакомец, то сейчас перед ним стоял единственный в мире, самый любимый и желанный человек.

— Наконец-то, — Барнс шагнул к Себастьяну, оплетая его руками, вжимаясь в него всем телом, укладывая голову на плечо.

— Баки! - выдохнул Себастьян, роняя бритву в раковину. — Баки, господи, наконец-то! Ты в порядке? Ты цел?

Барнс взял выроненную Себастьяном бритву и вложил ему в руку.

— Ты, конечно, прекрасен в любом виде, но не думаю, что такая наполовину небритая рожа сейчас в моде, — улыбнулся он, продолжая сжимать его рукой в доспехе в объятиях.

Себастьян рассмеялся, глядя на свое отражение.

— Что с твоей рукой? - спросил он, быстро заканчивая бритье.

— Ничего, — Барнс стянул с себя доспех, уронив его на пол. — Все с ней в порядке. Тебя только это интересует?

Себастьян ополоснул лицо и повернулся к нему. Обнял, поцеловал, чувствуя, что от Баки странно пахнет - не только потом и усталостью, но еще и какой-то горькой высохшей травой, пылью, металлом и озоном.

— Я рад тебе, - сказал он. — Я так соскучился!

“И постарел, - подумал Себастьян, но не стал произносить этого вслух. — Мне уже сорок, а ты все так же молод, и больше тридцати тебе не дашь”.

Барнс чувствовал, как его захлестывает эйфория, накрывает, словно цунами, жестко и неотвратимо. Он сжал Себастьяна еще сильнее, вжался лицом в стык шеи с плечом и просто дышал, пытаясь хоть немного успокоиться, прийти в себя, поверить в происходящее.

— Помоги мне оторваться от тебя и запихай в ванну, — попросил Барнс. — И если у тебя на сегодня есть хоть одно дело, отмени его, потому что я тебя никуда не отпущу. Просто не смогу.