Жарко. Высоко в небе беспечно поёт жаворонок, а здесь, внизу, – нечеловеческая жара восьмой час выжимает пот под солдатскими касками и бронежилетами. Никак это не походило на обычные учения, впереди были отчетливо видны несметные полчища китайской армии. Жирное марево раскалённого воздуха недвижно лежит, стараясь раздавить людей в их выгрызенных в камнях окопах. Все уверены – их прислали умереть здесь. По ночной тревоге "вертушки" забросили сюда роту зеленых юнцов, месяц как закончивших учебку, против полумиллиона взбесившихся хунвейбинов.

Шальников стоял на вершине невысокого холма, широко расставив ноги и вперив взгляд в раскинувшуюся перед ним степь. Нервное возбуждение пробивало его от макушки до пяток, адреналин так и кипел в жилах. Никто и ничто не могло заставить его так сильно рисковать и присутствовать здесь в нескольких шагах от вражеской армады под защитой только лишь боевых установок сомнительного свойства. Но таков уж он был. Его довольно мало интересовало новое оружие, разработанное в лабораториях его центра, это был пройденный этап. Ощущение смертельной опасности, прогулки по краю пропасти и игра на лезвии ножа вот что действительно будоражило его. Сделать то, о чем простые смертные не посмеют даже и подумать никогда в своей жизни.

Неизвестно откуда появился разморённый жарой облезлый пёс. Высунув длинный розовый язык, он с вожделением смотрел на флягу, висевшую на ремне Шальникова, в которой, пёс знал наверняка, плещется живительная влага. Поразмыслив немного, Шальников порылся в нагрудном кармане френча и извлёк оттуда новую игрушку. Патрон с пулей со смещённым центром был в шестидесятые годы в диковинку. До сих пор не выдавалось случая посмотреть его эффект. И не успел новомученик что-либо сообразить, как его мозги полетели в одну, а кишки в другую сторону.

По склону холма, обливаясь потом, бежал грузный прапорщик, пытаясь ещё издалека сообщить, что профессора Шальникова срочно вызывают по спец связи. Разговаривать с кем бы то ни было совершенно не хотелось, но спец связь обязывала. Указав на растерзанные куски мяса и шерсти, Шальников коротко распорядился: "На шашлык".

На связь вышел академик Абрикосов.

– Кирилл Алексеевич, на "Арарате-22" – авария. Голубчик, только Вы в состоянии помочь. Скорее, у нас уже есть пострадавшие. Необходимо срочное снятие режима особой секретности для ускорения всеобщей эвакуации. Распорядитесь где надо.

Шальников недовольно поморщился. Ему никогда не нравился этот сухонький бойкий старичок, франт и моралист. Тот самый гнилой интеллигент, который со своими глупыми принципами мог подставить ножку любой наполеоновской идее.

– Так, Иван Николаевич, глубоко вздохните и спокойно объясните, что там произошло, и, главное, в любом случае запишите безопасное положение.

Голова Абрикосова была чрезвычайно ценна, и Шальников это понимал. Люди, оборудование – всё восстановимо, но не эта гениальная голова.

Абрикосов не унимался и продолжал упрекать в бездействии и простое. Время уходило. Наконец Шальников не выдержал и громким матом послал коллегу в безопасное место. В ответ академик с чувством плюнул на монитор с изображением ненавистного ученика, и, надев противогаз, выбежал вон из щитовой. Прирождённая пунктуальность и исполнительность все же заставили его предварительно подключить центральный процессор через спутник к отдалённой периферии. Через несколько секунд из печатающего устройства в штабной машине за тысячи километров от "Арарата-22" вышел отчёт о работе интеллектуальной системы слежения.

С досадой Шальников отшвырнул большой рулон бумаги.

– Ну почему, почему опять неудача? Система должна была не только найти, но и устранить ошибки, допущенные при подготовке опыта.

– Сварщиков всех в кандалы! – мелькнула мстительная мысль.

Но в следующую секунду Шальников весь в холодном поту снова схватил измятую бумагу. Внезапная догадка озарила молнией мозг. Последние анализы воздуха показывали почти 50% окислов азота в зонах, прилегающих к установке. Шальников не был дураком и сразу понял, что вырвавшееся чудовищное поле в сотни миллионов эрстед активизировало реакцию азота и воздуха, в результате которой образовались ядовитые газы. Это было невероятно, но на экране было видно, как щитовая затягивается клубами бурого дыма. В мощном, всё увеличивающемся поле росли токи в приборах. Тончайшие приборы систем управления не выдерживали, сгорали контакты, выстреливая снопами искр. Передача сигнала становилась всё более неустойчивой. Разрывая барабанные перепонки, взрывались осциллографы. На полу и столах в помещении лежало несколько человек – операторов установки. Некоторые из них ещё тяжело дышали, вдыхая газы, вызывающие отёки лёгких, и приближали тем самым свою гибель. Было видно, что некоторые пытаются покинуть здание, но поле, воспринимаемое простыми смертными как нечто эфемерное, уже обрело плоть. Плотность среды была примерно в 5000 раз больше плотности воздуха. Это было равносильно замене воздуха железом. Трупы в щитовой стремительно обугливались под воздействием поля. В следующую секунду сам экран ярко вспыхнул. Шальников инстинктивно бросился на пол, но тревога была ложной, – это взорвалась камера на том конце спец связи. Нельзя было терять ни секунды. Боевые установки были смонтированы тем же предприятием, что и установка, накапливающая электрическую энергию, и можно было предположить, что там устроен такой же подвох. Дрожащими руками Шальников начал выкручивать винты, крепящие кожух установки. Отвёртка сорвалась и со всей силой ударила по пальцам, но боли не было, её заглушал страх перед бесславным концом.

В этот момент явился дозор, объявив о том, что передовой эшелон китайцев примерно в десяти километрах от позиции, и минут через пять рота окажется на линии прямого огня противника. Шальников прервал работу, как будто поражённый громом. На какое-то время он потерял всякую способность реально оценивать ситуацию. Офицеры, подошедшие выслушать донесение дозора, уже с сожалением смотрели, как здоровенный мужик бьётся в истерике головой о свою глупую установку.

Немного успокоившись, Шальников вновь бросился к схеме и установке. Медленно шевеля толстыми губами, он бормотал как молитву принципиальную схему. На двух тороидах, помещённых в жидкий гелий, выполнена обмотка. Оба тороида заключены в теплоизоляционную оболочку. Бессонными ночами, полу эмпирически, со страшной угрозой для жизни устанавливалось такое взаимоположение торов, чтобы гигантские магнитные поля, генерируемые ими, взаимогасились, вновь превращаясь в электрические токи силой в миллион ампер. Эту конфигурацию знал лишь один Шальников, не доверяя никому главной тайны своего оружия. Беглым взглядом профессор осмотрел автоматы – переключатели и скользящие щитки, которые перебрасывали ток с накопительных тороидов на тороид, магнитное поле которого системой специальных линз, преломляющих линии распространения магнитного поля выбрасывали концентрированную смерть далеко за пределы установки.

Наконец, в мешанине проводов Шальников каким-то шестым чувством почуял неладное. Сверка по схеме сразу выявила, что два контакта надо поменять местами, и сейчас, если в накопитель подать ток, то два поля не загасят друг друга, а наоборот, наложатся одно на другое. Последствия этого Шальников уже видел. Нырнув в глубь установки, он, с проворством фокусника, за один ухват поменял провода местами.

– Кирилл Алексеевич, – гнусаво обратился старший техник. – Нужно же припаять контакты. Да и, вообще, зачем вы их поменяли местами?

–Ну-ка, ты, умник! – злобно рыкнул Шальников, – если не хочешь, чтобы китайцы тебя поджарили, обеспечь переброс контактов на втором накопительном тороиде.

Техник Жорж был от природы человеком сообразительным и знал, что Шальников может под горячую руку пристрелить кого угодно, а ещё хуже покалечить путём рукоприкладства. Конечно, он будет сожалеть о содеянном, но будет слишком поздно.

Поэтому Жорж сделал на своей чёрной лоснящейся физиономии выражение абсолютной покорности, отдал честь и развернулся через правое плечо, за что в следующую секунду получил ускорение пинком под зад. Летя в направлении бытовки, техник уже не слышал сообщения Шальникова о том, что Жорж – грязная черномазая макака.