В нашем полку служил один человек, который к Колесникову относился с обожанием. Это было второе лицо в полку после командира – подполковник Вилков, замполит полка. Обожал он Колесникова по вполне понятной причине. Вилков жил с женой и двумя детьми в солдатской казарме. В часть он пришёл недавно, очередь на жильё не продвигалась. Для Вилкова эта ситуация могла продолжаться лет 5, а точнее, до его увольнения на пенсию. Но, как и любой офицер, он не был застрахован от того, что за год-два до увольнения в запас его могут перевести туда, где с жильем проблем не бывает, только вот ехать туда никто не хочет (например, Забайкалье или Средняя Азия). Колесников пообещал Вилкову, что при первой же возможности предоставит ему квартиру в обход всех очередей. Но за это последний должен быть на 300 % предан ему, делать всё, что ему будет поручено. А главное – постоянно докладывать через голову командира полка обо всём, что происходит в части, особенно о настроениях и разговорах среди старших офицеров. Проще говоря, быть штатным стукачом. Тут следует учесть, что процент семей бесквартирных офицеров в Калининграде был одним из самых высоких в Советском Союзе. Почти половина офицеров полка жила прямо на территории части. Трёхэтажная солдатская казарма гитлеровской постройки 30-х годов представляла собой многофункциональный комплекс: в подвале и на чердаке – склады, третий этаж – солдатские казармы, второй этаж – служебные помещения полка и классы для занятий, первый этаж – склады вперемешку с жилыми комнатами для семей офицеров. Про элементарные удобства типа горячей воды, ванны и душа говорить не буду – не было таковых. Скажу только, что меня поразило поначалу: почти всё руководство полка живет в казарме – командир, замполит, начальник штаба… Правда, потом оказалось, что все они недавно приехали, к тому же семья командира осталась на старом месте под Ригой, а сам он решил перебраться к себе на Родину – на Украину – в Николаевский военкомат. Вот временно и живёт пока в казарме. На этом фоне мои жилищные условия (1-комнатная квартира с удобствами в расположенной рядом пятиэтажке, которую мне сдал на 5 лет уехавший в Германию офицер) казались райскими. К тому же, как не имеющий своего жилья, я стоял в списке на квартиру под № 1, так как служил в Калининграде уже 4 года, да в придачу имел льготы по жилью, поскольку в 1986 году был ликвидатором аварии на Чернобыльской АЭС.
А вот теперь уже пора и историю начинать.
I
В тот момент, когда я собирался везти материалы дознания в прокуратуру, раздался звонок от командира дивизии. Не требующим возражений тоном Колесников приказал мне быть через полчаса у него в кабинете с материалами дела. В итоге он забрал материалы и приказал прибыть к нему на следующий день.
– После изучения материалов я пришёл к выводу, что вы, майор, предвзято отнеслись к солдату, воспитывавшемуся в неполной семье, – охарактеризовал он на следующий день верзилу-мордоворота. – Ведь посадить Якушева в тюрьму легко, а наша задача состоит в том, чтобы воспитать из него полезного члена общества. И вообще, я понял, что это была всего лишь обоюдная драка, поэтому ваш командир полка – порядочный м***к, раз направляет такие дела в прокуратуру. Ему, конечно, всё равно, он решил перевестись в военкомат. Но надо и о дивизии думать.
Комдив нажал кнопку селектора.
– Слушаю, товарищ полковник, – раздался в динамике знакомый голос замполита.
– Вилков, почему вы до сих пор сидите в кабинете? – недовольно поднял голос Колесников. – Поднимайте свой заплывший зад. Почему сержант Солонин до сих пор не изменил показания?
– Я был у него в санчасти, товарищ полковник… Но он не хочет…
– Это вам жена, Вилков, может сказать, что она Вас не хочет! – заорал комдив, – И, кстати, правильно сделает! Вам времени сутки! Уговаривайте его, как хотите, можете отпуск пообещать, перевод в другую часть, что угодно! Там была драка, обоюдная драка, и сержант должен в этом признаться.
– Но…
– Никаких но! Я и так потратил столько нервов, не говоря уже об остальном, чтобы информация о вашем мордобое не ушла в Ригу.
Комдив отжал кнопку селектора и брезгливо сплюнул на пол.
– А Вы, майор, лучше бы подумали о своей карьере и оформляли дела так, как нужно тем, от кого Вы зависите.
– Я вообще-то оформляю дела так, как они имели место быть на самом деле, – возразил я.
– Да-да, конечно, я знаю – расплылся в ехидной улыбке Колесников, – сержант у вас из отпуска опоздал из-за того, что летом самолёты не летают, а механика инвалидом Вы сделали по причине плохой видимости в 10 утра. Вы бы со своим командиром того обормота, который его задавил, ещё медалью наградили «За усердие и старание в поиске солярки для печки командира полка». Я Вам вот что скажу, майор: мне из Вас сделать козла отпущения – в принципе раз плюнуть. В дивизии нет человека, которого я не мог бы сломать с самыми тяжёлыми последствиями для него. Но Вы для меня пока слишком мелкая рыбёшка. Будете упираться, Вас съедят другие. Да, кстати, в следующем году мы заканчиваем строительство дома для дивизии. Кажется, Вы стоите первым в списке на трёхкомнатную квартиру?
Я промолчал.
– Ладно, пока идите и подумайте над тем, что я сказал. Адъютант! – в дверях показался прапорщик. – Подготовьте мне машину на выезд. Весь день сегодня насмарку пошёл. Может, хоть вечер пройдёт нормально.
II
Здесь следует ещё освежить кое-что из событий в СССР в 1989 году. Прошедший I съезд Народных Депутатов приковал к телеэкранам всю страну. Избранный от Северо-Западного округа (в том числе Калининграда) депутат Оболенский выдвинул себя на выборах альтернативой Горбачёву. Казавшаяся монолитом власть партийных бонзов дала трещину. В армии, как и в стране, начинались брожения. Обстановка становилась, мягко говоря, неспокойная. Про плановые мобилизационные учения с привлечением людей из литовских военкоматов речь уже не шла. Калининградская область постепенно становилась анклавом.
Когда я рассказал в части офицерам о решении, которое сообщил мне Колесников, я услышал много различных мнений о нём и об армии вообще. Если оставить за кадром мат и непристойные выражения, то будем считать, что собеседники мои почти ничего толком не сказали. Впрочем, предложение выйти на высшее руководство страны и довести о факте сокрытия преступления всё-таки прозвучало.
На следующий день после обеда замполит Вилков нашёл меня и помахал перед моими глазами каким-то листочком, написанным от руки.
– Вот, – удовлетворённо сказал он, – никакого дела нет. Всё произошедшее – обоюдная драка, оба виноваты и будут наказаны.
– А кто провёл такое расследование? – прикинулся непонимающим я.
– Как кто провёл? Я и провёл. Комдив ознакомился и утвердил. Вот и корректировки кое-какие внесены его рукой. Можешь взглянуть. Кстати, в следующем году полку должны выделить три 3-комнатных квартиры. А у нас реально претендуют на них четверо. Как думаешь, кого кинут?
– Замполита, естественно, – съязвил я, рассматривая бумагу, написанную Вилковым, – за грамматические ошибки. Кто ещё мог написать слово «ПрецеНдент»? И, кстати, почему комдив ошибку не исправил?
– Очень смешно, – сделал строгое лицо замполит. – Кстати, на следующей неделе я проверяю конспекты лекций по политзанятиям. Будь готов представить все темы.
– Всегда готов! – сделав пионерский салют и включив в композицию поворота кругом подскок и двойной голубец, я отправился к себе. Вслед доносилось что-то непристойно-нелицеприятное, слышное в деталях только самому замполиту.
III
Бумага, показанная замполитом, подействовала на меня возбуждающе и привела к тому, что на полпути я спонтанно изменил решение и отправился в машинописное бюро, где чинно восседала девушка Оля, красавица из Сибири. Она была наполовину китаянкой, достаточно высокого роста. Когда она была на каблуках, я со своими 180 сантиметрами смотрел на неё снизу вверх. В машбюро воинской части её устроила тётя. До этого Оля работала где-то в Сибири на буровой вышке поваром, а когда ей исполнилось 25 лет, приехала в Калининград в поисках приличного мужа. Оля дружила с Верой, библиотекарем части, восьмым, но не последним ребёнком в семье. Кажется, всего в их семье было 13 детей. Вера недавно вышла замуж за парня, который имел звание старшего лейтенанта милиции и служил в Туркмении. Вера собиралась перебраться к нему, но не знала, как оставить родителей и многочисленных братьев и сестёр. К тому же она была дружна с Олей и хотела ей помочь выйти замуж. Но Оля была разборчива в людях, когда речь шла о её потенциальном избраннике. Братья Веры Оле не нравились, ей хотелось большой и чистой любви, при этом её будущий муж должен был непременно хорошо зарабатывать и иметь квартиру. Но таких мужчин Оле почему-то не попадалось. Думая об этом, Оля вздыхала и поглядывала на часы. До конца рабочего дня оставалось 50 минут. И тут Олин покой был нарушен мною.
