Тит в этих монологах становится в чем-то подобен библейскому Иову. Иов склонялся в итоге перед могуществом и тайной Бога. После пронзительной картины скорби в образе совместного плача неба, земли и моря: Заплачет небо, – залита земля; Вихрь забушует, – обезумев, море Грозится небу вздувшимся челом. А ты разумности в смятенье ищешь? Я – море; слышишь, как оно вздыхает? Оно, как небо, плачет; я – земля; Меня, как море, вздох ее волнует; Меня, как землю, слез его поток Потопом заливает, наводняя; Я не могу вместить его скорбей… (III, 1, 222–231) – Тит осушает слезы. Отныне ему нужны глаза, чтобы «найти берлогу Мести»: Нет больше слез, чтоб плакать, у меня. К тому же горе – враг и завладеть Глазами, влагой полными, желало б, Чтоб ослепить их данью слез моих. Но как найду тогда берлогу Мести? Все мнится, головы мне говорят, Грозя, что не достигну я блаженства, Пока все злодеянья в глотки тех, Кто учинил их, вновь не возвратятся. (III, 1, 267–275) «За плату – плата»: Мир дохристианской этики Трагедия Шекспира, несомненно, жестока. В ней еще больше трупов и крови, чем в «Испанской трагедии» Т. Кида. В ней к столу матери будут подавать блюда из голов ее сыновей10. Ничего подобного не было в трагедии Кида. И все же Шекспир писал своего «Тита Андроника» вовсе не за тем, чтобы «переиродить самого Ирода», как выразился впоследствии Гамлет11. В самом начале трагедии (I, 1) будущие участники кровавой драмы взывают к «любви» и «милости» Рима: Марк Андроник Вас заклинаем избежать насилья И, отпустив друзей, в смиренье, в мире За право состязаться как истцы. (46–48) Бассиан И милости народа и судьбе Вверяю я мое избранье взвесить. (57–58) Сатурнин И милости, любви моей отчизны Вверяю я избранье и себя. Будь так же милостив ко мне, о Рим, И справедлив, как мною ты любим! (61–64) Тит Хранитель Капитолия великий, Будь милостив обрядам предстоящим! (80–81) Но сами не проявят ни капли милосердия, о котором их будут умолять. И первым откажет в милосердии сам Тит Андроник, отдав приказ принести в жертву сына пленной царицы Таморы: Ты, Тит, Великодушный победитель, сжалься Над матерью, страдающей за сына; О, если дорог сын тебе родной, Подумай! Мне ведь так же дорог мой! …Ты хочешь уподобиться богам? Так будь же в милосердье им подобен; Ведь милосердье – признак благородства. (I, 1, 107–111, 120–122) Отсутствие милосердия (sweet mercy), лишенность мира этой главной христианской ценности и добродетели – главная тема трагедии Шекспира.
В повести «История Тита Андроника, славного римского генерала (The History of Titus Andronicus, The Renowned Roman General), сохранившейся в издании середины XVIII в. (которая, как считают многие исследователи12, и послужила Шекспиру источником для сюжета трагедии), действие происходит «во времена Феодосия» (Theodosius). Это историческое лицо, император-христианин, который действительно воевал с готами и был последним правителем единой Римской империи. После его смерти в 395 г. она окончательно разделилась на восточную (Византию) и западную (Рим) половины. Шекспиру не подходил Феодосий, который боролся с языческими обычаями и заслужил от христианских авторов имя «Великий». Действие своей первой трагедии драматург помещает в странную среду. «Рим императора Сатурнина» крайне исторически недостоверен. Кто этот император13? К какому времени отнесено действие трагедии? На мой взгляд, исторические детали и не были важны здесь Шекспиру (потому «Тита Андроника» едва ли можно отнести к разряду его так называемых «римских» трагедий). Для драматурга здесь важно другое. Его «Рим императора Сатурнина» – это модель дохристианского общества14. Или, точнее, это модель общества, застывшего на пороге трудного, по сей день не завершившегося, перехода от старого к новому евангельскому закону. В этом мире боги «наслаждаются трагедиями» («the gods delight in tragedies»), как точно заметил Марк Андроник (IV, 1, 60). Бог «Тита Андроника» – это гневный Бог Псалма 79, который напитал людей «хлебом слезным и напоил их слезами в большой мере» (Пс. 79:6)15. В этом обществе еще не знают, что любовь и милосердие «есть исполнение закона» (Рим. 13:10). В этом мире властвует ветхий закон: кровь за кровь. И сойти с этого пути не может никто. Люций после гибели Тита так суммирует происшедшее: «There's meed for meed, death for a deadly deed» (V, 3, 65). «Meed for meed» означает «мера за меру» в понимании Ветхого завета: как смерть за смерть, кровь за кровь16. Но в христианском универсуме Lex talionis (закон равномерного воздаяния) отменен, Христос провозгласил закон милосердия (caritas)17. «За плату – плата». Все действие трагедии «Тит Андроник» протекает именно под этим законом. И только в заключительных речах оставшихся в живых героев, возможно, слышится отдаленное эхо надежды на грядущие новые установления: Марк Андроник О, дайте научить вас, как собрать В единый сноп разбитые колосья И в плоть одну разрозненные члены… (V, 3, 69–71) Лексика этого монолога персонажа Шекспира (to knit, scatter'd corn, sheaf, into one body) отсылает к Евангелиям и к посланиям св. Павла: «Ибо, как в одном теле у нас много членов, но не у всех членов одно и то же дело, так мы, многие, составляем одно тело во Христе, а порознь один для другого члены» (Рим. 12:4–5); «Ибо, как тело одно, но имеет многие члены, и все члены одного тела, хотя их и много, составляют одно тело, – так и Христос» (1Кор. 12:12 и далее); «дабы утешились сердца их, соединенные в любви» (Кол. 2:2); «но чтобы и рассеянных чад Божиих собрать воедино» (Ин. 11:52). Марк Андроник очень интересный персонаж. Он как бы раздваивается в трагедии: он и поборник родовой мести18, он и сторонник небесного воздаяния: «Revenge, ye heavens, for old Andronicus!»19. Он единственный «читал» Послание к Римлянам (12:15): «плачьте с плачущими» («To weep with them that weep doth ease some deal» в III, 1, 245). вернутьсяТ. Элиот ошибался, утверждая, что сюжет «Фиеста» Сенеки «не использовал ни один из елизаветинцев» (Элиот Т. Избранное: религия, культура, литература. Т. I–II. – М., 2004. – С. 484. Пер. А. Дорошевича). Использовал, и не один. В «Фиесте» отец ест блюда, приготовленные из его детей, и пьет вино из их крови. Ту же пытку Тит Андроник уготовил и царице Таморе. У Сенеки Атрей приносит на пир блюдо с головами детей Фиеста. Тит запекает в тесте головы сыновей Таморы. Шекспир достаточно точно воспроизводит пир Фиеста. Этот сюжет использует вскоре и другой елизаветинец – Дж. Марстон в «Мести Антонио». Его мститель тоже накормит своего врага мясом его маленького сына Джулио. Помимо пира Фиеста елизаветинцам был известен и ужин Терея, которого Прокна и Филомела накормили мясом сына, а затем бросили в лицо царю его голову («Метаморфозы», VI, 645–660). вернутьсяНе могу согласиться с А. Аникстом, что Шекспир в «Тите Андронике», следуя «запросам зрителей», «поставил себе лишь одну эту задачу». (Аникст А. «Тит Андроник» // Шекспир У. Полн. собр. соч.: В 8 т. – М., 1958. – Т. 2. – С. 517). вернутьсяПоследовательность возникновения сочинений о «Тите Андронике» обычно представляется следующей: повесть – пьеса Шекспира – баллада. Такова точка зрения Дж. Баллоу (Narrative and Dramatic Sources of Shakespeare: 8 vols / Ed. by G. Bullough. 1957–1975. Vol. 6, p. 7–23) и Ю. Уэйта (Shakespeare W. Titus Andronicus / Ed. by E.M. Waith. The Oxford Shakespeare, p. 28–35). Дж. Бейт, напротив, не признает повесть источником пьесы и предполагает моделирование Шекспиром данного сюжета по образцам популярных трагедий Марло и Кида (Shakespeare W. Titus Andronicus / Ed. by J. Bate. The Arden Shakespeare (3 ser.), p. 83–92). вернутьсяИмператор-тиран с таким именем упомянут в «Истории Августов», но является, скорее всего, вымышленным персонажем. О его брате, войнах с готами, женитьбе на царице готов и вовсе ничего не сказано. вернутьсяДовольно часто Шекспир прибегает к анахронизму и использует христианскую образность в этом в целом языческом контексте: «святая вода» (holy water I, 1, 328) известна Сатурнину, Тит упоминает лимб, «далекий от блаженства» (III, 1, 150), Арону предложено «окрестить» младенца, правда «острием кинжала» (IV, 2, 72). Марк Андроник и даже Арон (III, 1, 243 и V, 1, 148–149) знают о вечном пламени ада (ср. Мф. 25:41), правда, мавр не верит в эти вещи, хотя и рассчитывает, что Андроники составят ему там компанию. вернуться«Thou feedest them with the bread of teares; and giuest them plenteousnesse of teares to drinke» (Ps. 80:5). Ср. со словами Тита о дочери в III, 2, 37–38: Толкую я страдальческие знаки, – Сказала: нет питья ей, кроме слез, (She says she drinks no other drink but tears, Brew'd with her sorrow). вернутьсяСм. книги Ветхого завета Исход (21: 23–25) и Левит (24:20), в которых Lex talionis дан как часть закона Моисея. Ранее в книге Бытия он входит в состав Ноева завета: «Кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукою человека» (Быт. 9:6). См. также в пьесе Шекспира «Мера за меру» (V, 1): «An Angelo for Claudio, death for death!» Haste still pays haste, and leisure answers leisure; Like doth quit like, and MEASURE still FOR MEASURE. вернутьсяСм. в Евангелиях: «Не судите, да не судимы будете; Ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» (Мф. 7:1–2); «Итак будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд. Не судите, и не будете судимы; не осуждайте, и не будете осуждены; прощайте, и прощены будете; Давайте, и дастся вам: …ибо, какою мерою мерите, такою же отмерится и вам» (Лк. 6:36–38). См. также Мк. 4:24. вернутьсяПоклянемся все, …Что будем мы осуществлять упорно Жестокую злодеям-готам месть, Что мы их кровь увидим иль умрем С позорной мыслью, что не отомстили (IV, 1, 89, 92–94) вернутьсяНо столь он праведен, что мстить не станет. О небо, за Андроника отмсти! (IV, 1, 128–129) Ср. Рим. 12:19: «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь». |
