Взаимоотношения с местным сообществом разные и зависят от размера деревни. Если в ней остались только бабушки, то они, как правило, начинают опекать москвичей и сами сильно от них зависят (в том числе для передвижения в другие деревни, в церковь, в город), так как большинство дачников приезжают на машинах. Зимой они присматривают за домами горожан. В более крупных деревнях отношения местных и дачников сложнее, последних недолюбливают. О жизни дачников в городах местные жители имеют очень смутное представление и не очень этим интересуются. Зато все, что делают горожане по обустройству домов, вызывает сильный интерес.

Опросы местного населения показали, что отношение к московским дачникам у него в основном положительное (61%). Никто не ответил отрицательно. Остальным просто все равно. Главным достоинством пришлых горожан они считают то, что те поддерживают и облагораживают дома, тем самым сохраняя деревни, иначе бы их просто разорили (так считает треть опрошенного местного населения). Каждый четвертый ценит общение с приезжими: «Приятные люди, стало веселее». Лишь 3% отметили дачников как покупателей продукции или работодателей. Очевидно, что преобладает отношение не тактически-потребительское, а дружеское с элементами стратегического подхода. Всего два человека отметили, что их не устраивает то, что дачники собирают грибы и ягоды, составляя им конкуренцию.

И все же дачники чувствуют себя своеобразной диаспорой и стараются поддерживать друг друга даже в разных деревнях, формируя новую социальную среду. Они ведут иной образ жизни, и им трудно вписаться в местное сообщество, хотя есть примеры дружеских отношений и бескорыстной взаимопомощи между дачниками и местными. Но чаще отдельные местные жители подрабатывают у дачников при ремонте домов. Однако найти работников не просто. При высокой безработице желающих плотничать, косить траву и т.п. – единицы. В летний сезон у дачников они нарасхват, многие оставляют им заказы и на зиму. Именно дачники способствуют тому, что последние работящие мужики пока еще не уезжают из деревни. Некоторые местные жители продают дачникам картошку, овощи. Прежде было много молока, творога. При увеличении числа дачников в летние месяцы и малочисленности оставшихся у местных коров молока уже не хватает.

Особая категория москвичей – те, кто остается зимовать в деревне (сохраняя и московскую квартиру). На все поселение при большом количестве дачников таких примеров пока единицы. В основном это интеллигенция пенсионного или предпенсионного возраста. Основные мотивы либо идеологические (опробовав несколько профессий, люди приходят к убеждению, что жизнь в деревне и крестьянский труд – это самое правильное), либо прагматические (смена обстановки при уходе на пенсию, более дешевая жизнь в деревне и т.п.). Но так или иначе, это люди, сохранившие романтизм, тягу к природе, тишине, в основном, творческие, хотя творчество может проявляться в разных ипостасях. Их опыт показал, что даже в таком случае вписаться горожанину в местное сообщество очень трудно. Привитая городской средой активная позиция и творческий потенциал москвичей встречают глухое сопротивление местных жителей, даже если человек пытается работать в школе или заниматься сельским хозяйством.

В процессе постепенного сжатия местной жизни и расширения второй дачной социальные пространственные структуры на локальном уровне подвергаются значительному изменению. В настоящее время производственная сеть сведена на нет, зато появились новые неформальные центры социальной жизни, порой более активные и часто не зависящие от размера деревень. В депопулировавшем и разреженном пространстве сельской глубинки на этапе постиндустриальной трансформации размер населенного пункта в отличие от предыдущих этапов перестает играть решающую роль. Именно социальные сети в целом (сети акторов в смысле Б. Латура [14]), а не отдельные элементы хозяйственных и социальных структур становятся на локальном уровне движущей силой развития сельской местности, способствуя созданию новой социальной среды и зарождению элементов малого бизнеса.

Несмотря на все увеличивающееся число дачников и тесное взаимодействие с ними, подавляющее большинство сельских жителей не рассматривают помощь дачникам как возможную постоянную работу (отчасти из-за сезонности дачного проживания). Сельскохозяйственная ориентация местного населения на этих северных территориях оказалась очень устойчивой. Половина сельских респондентов призналась, что они не знают, что здесь может быть, кроме колхоза. Еще 8% видят здесь частное сельское хозяйство. Среди остальных видов деятельности почти каждый третий называл вырубку и переработку леса, по 5% – производство стройматериалов и туризм.

Районные, региональные и тем более федеральные власти, несмотря на уже значительный срок дачного заселения нечерноземной глубинки, не готовы к этой инновации. Их мышление тоже консервативно. Областные и районные власти сезонное летнее население не воспринимают как свое и не заинтересованы в сохранении постоянной инфраструктуры ради него, да и не имеют на это средств. В результате дачного заселения стабильной сети услуг не создается, хотя есть отдельные жители, готовые подработать у дачников. В программах развития сельской местности, создаваемых региональными и федеральными властями, также нет места дачникам.

Роль дачного развития удаленной от городов местности, а не только пригородов, явно недооценивается. Массовость российской сезонной дачной дезурбанизации не фиксируется статистикой. Общее количество таких дачников в отличие от садоводов в более близких к Москве районах определить невозможно. До середины 2000-х годов все сведения об аренде и собственности земельных участков поступали хотя бы в местные поселковые администрации, и по адресам владельцев можно было на местах выявить число и долю горожан-дачников. Теперь такие сведения администрации собирать не обязаны. Районные земельные кадастровые палаты такие материалы не обобщают. Так что изучение дачного заселения возможно лишь на отдельных примерах путем утомительного обследования деревень.

Несмотря на современный бум дачного заселения удаленной глубинки, перспективы этого процесса не ясны. Как показали опросы дачников, в такие районы стремится определенная прослойка интеллигенции чаще всего среднего и пожилого возраста. Столичная молодежь явно имеет другие ориентиры, предпочитая оставлять деньги на курортах, а с детьми – отдыхать и жить на благоустроенных подмосковных дачах. Так что смены поколений автоматически может не произойти, а возраст современных дальних дачников скоро может стать препятствием для передвижения на столь большие расстояния.

Хотя большинство дачников (72%) отметили, что к ним иногда приезжают взрослые дети, утверждать с уверенностью, что они так же «прикипят» к этим местам, как и родители, смогли лишь 7%. Еще 20% ответили уклончиво: дети, скорее всего, будут приезжать. 13% считают, что не будут, а около 50% не могли ответить на вопрос, подхватят ли дети их эстафету [11]. Все зависит от того, в каком возрасте они получат в наследство эти дома, каково будет их материальное положение, какова будет ситуация в стране и в Москве. Пока очевидно лишь одно: помимо желания временно сбежать от полной стрессов жизни в огромном мегаполисе на тяге к дачной жизни в удаленной деревне сказываются поколенческие различия. Проводить значительную часть времени в деревне на природе больше готовы дети и люди в более преклонном возрасте.

Конечно, дачники сельскую глубинку не спасут, тем более что, как уже говорилось, в таком разреженном социальном пространстве они тоже концентрируются в отдельных наиболее живописных очагах и могут существовать только в симбиозе с местным населением. При уходе местного населения, как правило, уходят и дачники.

Из всех моделей, связанных с занятиями местного населения в таких районах, спонтанно осуществляются модели экономики пространственного сжатия при ее диверсификации [9; 10]. Они не остановят уменьшения населения, сокращения крупноплощадного сельского хозяйства и сжатия освоенных территорий, но, увеличив очаговость освоения и разнообразие занятий, они спасут от тотального забрасывания земель и деревень.