И Белоруссия, и Казахстан считают, что передача в будущий Союз суверенных полномочий по широкому списку невозможна. Это, в общем, противоречит ви́дению России, которая полагает, что интеграционные процессы в будущем союзе только начинаются, и нет смысла ограничивать их распространение [Беларусь и Казахстан.., 2013].

Президент Казахстана прямо заявил, что охрана госграниц, миграционная политика, системы обороны и безопасности, а также вопросы здравоохранения, образования, науки, культуры, правовой помощи по гражданским, уголовным, административным делам «не относятся к экономической интеграции и не могут быть перенесены в формат экономического союза». Он предложил «не включать в договор о ЕАС положения, не попадающие в сферу экономической интеграции». В частности, он высказался против пунктов об унификации наказаний по уголовным и административным нарушениям. По его мнению, сотрудничество между партнерами по ТС должно ограничиваться соглашениями «исключительно в экономической сфере». Казахский лидер отмечает также слишком высокую долю россиян на руководящих постах в межгосударственных комиссиях [Швец М., 2013].

Н. Назарбаев полагает, что договор о союзе не должен также мешать отношениям стран-участниц с другими государствами. В частности, Казахстан пытается воссоздать существовавший ранее формат центральноазиатской интеграции под новым названием «Союз центральноазиатских государств», к которому готовы подключиться Кыргызстан и Таджикистан.

Однако здесь следует напомнить, что любая идея «локализации» интеграции может нанести непоправимый ущерб процессу в целом [Интервью О. Осиповой, 2008]. Есть пример африканской интеграции, которая развивается практически полвека. В африканских интеграционных образованиях постоянно занимаются обсуждением каких-то программ, но видимых результатов этих процессов нет. Их отсутствие объясняется тем, что множество интеграционных образований накладываются друг на друга. Сами африканские государства идут на различные соглашения в политических целях (чтобы не потерять возможное поле влияния).

Сейчас центральноазиатские страны значительно различаются по структуре экономики и по динамике происходящих процессов. Поэтому их отдельная «интеграция» мало вероятна. Кроме того, интеграционные процессы на постсоветском пространстве во многом связаны с открытием внутреннего российского рынка для других стран. И здесь значение имеет участие всех стран, а не отдельных интеграционных «кусков».

Беспокоят лидера Казахстана и некоторые прикладные экономические вопросы. В частности, Н. Назарбаев жалуется, что РФ не пускает к себе казахские товары и при этом, словно «бульдозер, утюжит конкурентов» на внутреннем рынке страны. Специалисты считают, что это нормальная и неизбежная часть процесса притирки и поиска приемлемого для всех баланса интересов [Ростоцкий М., 2013].

В свою очередь, президент Белоруссии хочет добиться от России бóльших уступок в области торговли и меньшего числа политических требований. Он заявляет, что участники ЕврАзЭС должны «рассматривать товары друг друга как свои собственные», и «никаких изъятий и ограничений», в том числе по газу и нефти, не может быть. «Кроме того, нужно прописать компетенции, кто за что отвечает, чтобы потом не говорить, что кто-то лезет не в свой вопрос», – подчеркнул А. Лукашенко [Швец М., 2013].

Некоторые основания для претензий Белоруссии к России есть. Периодически возникают «торговые войны», которые между членами ТС запрещены. До сих пор не отменены экспортные пошлины на поставляемую в Белоруссию российскую сырую нефть. При этом речь идет о нескольких миллиардах долларов, которые могли бы сбалансировать государственный бюджет Белоруссии. Кроме того Белоруссия нуждается в прямой финансовой поддержке России, поскольку национальная валюта близка к очередной девальвации [Цыганков В., 2013]. Но Москва в настоящее время платить за «дружбу» не торопится [Швец М., 2013]4.

Ряд претензий Астаны и Минска к Москве носят не тактический, а стратегический и даже фундаментальный характер. По мнению Н. Назарбаева, в работе ЕЭК наблюдаются явная политизация работы и распыление средств и усилий на углубление интеграционных процессов, несмотря на наличие нерешенных вопросов в рамках ТС. Высказываемые упреки основываются на доктрине известного французского экономиста Ж. Монне, который задумывал в 1950-е годы то, что сейчас известно как Европейский союз, имея в виду максимально возможную степень интеграции. При этом Ж. Монне предлагал сначала сосредоточиться на конкретных практических договоренностях между странами, с тем чтобы способствовать возникновению между государствами «аутентичного чувства солидарности» [Ростоцкий М., 2013].

У России и комиссии ЕЭК более широкий, чем у представителей Казахстана и Белоруссии, горизонт планирования. Российская сторона оставляет в проекте договора максимум возможностей для текущих корректировок, трактовок и «ручного управления», очевидно, рассчитывая на то, что в уже функционирующем союзе договорные позиции всех сторон будут определяться преимущественно соотношениями ВВП участвующих в союзе стран и балансом поставок энергоносителей. При этом предлагается продолжать курс на сближение норм регулирования экономик России, Белоруссии и Казахстана. По словам В.В. Путина, «в условиях неустойчивой глобальной конъюнктуры единый евразийский рынок становится одним из основных источников роста экономик» [Беларусь и Казахстан.., 2013].

Эксперты считают, что российский подход к интеграции прямо противоположен «доктрине Монне». Отечественная политическая элита продолжает мыслить категориями «великих планов», а не двигаться от одного практического решения к другому [Ростоцкий М., 2013].

По мнению ряда специалистов, у евразийской интеграции большое будущее. Об этом свидетельствует, прежде всего, то, что ряд стран активно наблюдают за интеграционными процессами на постсоветском пространстве и готовы в дальнейшем присоединиться к ЕАС, а многие страны (их несколько десятков) заявили о желании создать с ТС Зону свободной торговли. Однако для успешной реализации этого проекта необходимо синхронизировать законодательные, нормативные и другие процессы, что, в свою очередь, должно способствовать осознанию «общности пространств» [Напольский Г., 2014].

Евразийская интеграция как новый тренд на постсоветском пространстве может заметно повлиять на многие аспекты функционирования экономик тех государств, которые станут участниками будущего регионального объединения [Сиротин А., 2013]. Однако нет основания полагать, что этот тренд проявляется заметным образом [Евразийский союз.., 2012]. Например, в Кыргызстане работа в сторону интеграции ограничивается круглыми столами, число которых можно сосчитать по пальцам. В медиапространстве страны данная тема освещается мало. Поэтому представляются сомнительными результаты исследований о том, что 63% жителей страны осведомлены об этом проекте. Видимо, опросы проводились в г. Бишкеке. Вряд ли в остальных регионах республики жители вообще знают о евразийской интеграции.

Успешность реализации евразийского проекта во многом зависит не от официальных договоренностей, а от реального участия в нем представителей бизнес-среды и гражданского общества. Одним из проблемных вопросов является изменение систем государственной поддержки национального бизнеса. Актуальность обсуждения инструментов финансирования реального сектора экономики, в частности предприятий малого и среднего бизнеса, связана с различного рода ограничениями, которые накладывает вхождение государства в интеграционные группировки. Считается, что для реализации интеграционных процессов необходимы дополнительные финансовые инструменты. Поэтому в соответствии с Концепцией сотрудничества государств – членов ЕврАзЭС в валютной сфере создается Интеграционный финансовый рынок государств – членов ЕврАзЭС [Белова Г.И., 2013].