– Я в завязке почти пятнадцать лет, за этот срок все приветы вернулись с кичи, а кое-кто и дубарем (покойником) успел стать.
– Значит, девочка?
– А мальчик? Который там… наверху? – предположил Ирак.
– Мальчик? – задумался Артем. – Будем проверять. Но убивать пришли в твой дом, папаша, в твой… А что за вечеринка вчера была? Кто гости?
Пожалуй, это первый раз, когда Ирак опустил глаза, ему явно стало неловко, через несколько секунд он и голову повесил, еще небольшая пауза и – нехотя ответил:
– Я не знал о вечеринке. Ни о вчерашней, ни о предыдущих.
– А были и предыдущие? – подхватил Артем, Ирак закивал. – То есть вы узнали о вечеринках в вашем доме недавно, да?
– Сегодня, – коротко сказал Бубнов.
– Интересно. Столько народу, и никто… А кто доложил?
– Домработница рассказала, что во время моего отсутствия Лала приглашала друзей. Потом я допросил повариху, она, оказывается, готовила для гостей Лалы, хотя не должна была, мы с ней оговаривали ее обязанности и время работы.
– Ладно, переговорю с ними. Еще вопрос, пока последний: камеры видеонаблюдения есть?
– Конечно. Убийца стер записи.
– Стер… Стер… – повторил Артем, словно это слово никогда не слышал и хотел понять его. – А у вас что, охраны нет?
– У таких людей, как я, есть все. Или почти все.
Бубнов снова поднял глаза на майора: видимо, несмотря на трагедию в доме, бывшего вора задело, что молодой человек низко оценил его возможности. К хвастовству реакция отношения точно не имела, это была, скорее, вырвавшаяся обида, ведь если рассудить, к своему личному «все включено» он рвал на тесемки человекообразных, кто даже случайно оказывался на его пути.
– Ну и как получилось, что охрана есть, а записи стерли?
– Допроси их сам, – ответил Ирак, – я никому не разрешил уходить. Думаю, мне не все выложили. Если я буду с тобой, начнут утаивать правду, чтоб работу не потерять. Охрана в своем кабинете – дверь рядом с парадным входом, ведет в полуподвальное помещение. Домработницу и повариху найдешь на кухне.
– Мы заберем ноутбук Лалы, нужно проверить ее почту, аккаунты.
– Забирайте.
Женщин Артем оставил на закуску. Чтобы совершить преступление и остаться невидимкой, убийце сначала следовало избавиться от всевидящего ока охранников – об этом он должен был позаботиться в первую очередь. Вот с охраны и решил начать Артем, любопытно же, каким образом удался фокус.
После его ухода стало тихо, только стук клавиатуры, которую София трогала шустрыми пальцами, напоминал, что в этой гостиной обосновались не одни музейные экспонаты. Бубнов хмурился, косясь на жену майора, наверное, ему мешал даже легкий шумок от ее ноутбука, мешал сосредоточиться на своем горе и необъяснимых смертях в его доме. Пару минут он наблюдал за Софией, делал это машинально, просто глаз остановился на ней, машинально и произнес:
– А что вы все время пишете? Неужели роман?
Он знать не знал о настоящем призвании гостьи, просто сказал, что первое в голову пришло, но, как выяснилось чуть позже, попал в десятку. На его реплику София подняла голову и улыбнулась симпатичному старичку:
– Пока только записываю сюжет.
– Сюжет? В смысле? Что за сюжет?
– Это канва – что и почему происходит в моей истории, потом по этой канве напишу книжку. Главное, не упустить все линии, которые возникли. Если отложить на потом, забудутся детали, нюансы, все это сейчас переполняет мою голову.
– Вы что… писательница?! – искренне изумился он.
– Ну… уже можно сказать, что да. Правда, у меня только четыре книжки издано, эта, надеюсь, будет пятой.
Бубнов вроде бы включился в диалог, однако говорил вяло:
– Четыре – ого! Никогда не видел живого писателя, тем более женщину-писательницу, к тому же красивую. (Ну, это он загнул, София себя красавицей не считала.) Для меня живая писательница – как оживший динозавр, честное слово. Знаете, когда закончится следствие, я расскажу вам несколько историй… м… сюжетов. Они пригодятся вам, потому что есть в них зерно, ни на что не похожее построение задачи… э… преступления.
– Буду очень признательна вам. Только мои герои живут в девятнадцатом веке, героиней я сделала мою прапрабабушку, там совсем другой мир…
– Думаете, с тех пор что-то изменилось? Ну, появились новые технологии, ими пользуются как правоохранительные органы, так и преступный мир, а суть, потребность в адреналине, вызов всему укладу и даже себе, азарт, жажда взять цель… все это неизменно для любого времени.
Его послушать – говорил о романтической, всепоглощающей страсти, но к чему! Однако старик вновь погрузился в себя, а София опустила глаза в монитор, представляя своих персонажей…
Которые оживали в ее воображении
Атмосфера в спальне князя была удручающе-мрачной: запах ладана и микстур бил в нос, шторы, не пропускающие солнечного света, свечи под образами создавали иллюзию, будто он уже преставился. Многочисленные родственники, окружившие ложе умирающего, расступились, освобождая место для графини. Сдерживая слезы, она наклонилась к Гавриле Платоновичу:
– Крестный, это я, Маргарита… – Он зашевелил губами, ей пришлось склониться ниже, чтобы разобрать слова. Выслушав, она выпрямилась и сообщила присутствующим: – Князь просит оставить нас наедине.
Родственники нехотя попятились, потом бесшумно, как тени в царстве мертвых, убрались. И вдруг его светлость открыл глаза, скосил их на дверь и довольно оживленно зашептал:
– Маргоша, проверь, не подслушивают ли аспиды.
– О-о! – выразила она степень изумления, но заскользила к двери, распахнула ее…
Какая низость! Родственники столпились у двери стайкой! Не смутились! А невинно захлопали бессовестными глазами. Но как же нелепо устроен человек – стыдно стало Марго, будто не она, а ее застали за подслушиванием. Вместе с тем, подавив негодование с презрением, она выпалила первое, что пришло в голову, надеясь, что оценят ее такт и уберутся от дверей спальни:
– Его светлость просит свежей воды и желает, чтобы нас не беспокоили. Прикажите Карпу принести воду с… он знает добавки.
Догадавшись, что здесь творится нечто невообразимое, Марго не зря затребовала Карпа – верного слугу князя, он не позволит подкрасться к спальне и подслушать. Аспиды, выражаясь языком князя, поняли, медленно отступали, поедая ее подлыми очами. Марго стало не по себе от затаенно-хищных взглядов, недобрых, коварных, беспокойных. Метаморфоза, да и только! Немногим ранее эти люди отличались друг от друга, с трудом уживались, кто-то вызывал симпатию, кто-то, напротив, антипатию, но близкая добыча сделала их единым телом, мозгом, душой, единым лицом. Со стороны Марго они почуяли опасность, жаждали знать, чем грозит ее визит, и, не сговариваясь, готовы были не просто к обороне, а к смертельной битве. Она же, набравшись храбрости (или наглости), стояла до тех пор, щуря глаза цвета весенней травы, пока родственники князя не спустились с лестницы, после этого Марго вернулась в спальню, тщательно притворив дверь. Безусловно, она растерялась, не узнавая обитателей княжеского дома, но еще больше ее поразил хозяин:
– Крестный, что это вы удумали сказаться умирающим?
Тот сел и, обмахиваясь краем одеяла, тихонько рассмеялся:
– Уф, упарился. Топят, топят… Жарко, будто в аду! Ты садись, Маргоша, садись, – похлопал он ладонью по кровати. – Дело у меня к тебе. Тайное!
Не заставляя уговаривать себя дважды, она присела на кровать и ждала разъяснений странному поведению родственников, а также самого князя, хотя терпеливой ее никак нельзя назвать. Любопытная Марго всегда в авангарде событий, даже собственных мыслей, но все, что она увидела в доме за несколько минут, несказанно шокировало ее.
Когда князь готов был поделиться тайнами, в спальню ворвался Карп с графином воды и бокалом. Несмотря на почтенный возраст, старого слугу отличали редкая подвижность, предупредительность, а также преданность – ценнейшее качество на все времена. Его рот был постоянно растянут в улыбке до ушей, как у лягушки, а глаза прищурены, как у лиса. Карп поставил поднос на столик с многочисленными микстурами, поклонился Марго и расстегнул щегольской сюртук с чужого плеча: