- Свои не утопят, - ответил Долинин невесело.
Мысль была высказана не совсем ясно, но перевозчик понял.
- Похоронили? - спросил он.
- Похоронили.
Перед глазами Долинина вновь возникли два красных столбика на свежих могилах. Раскаленным гвоздем на столбиках было выжжено: "Петр Васильев, 1927 года рождения, тракторист" и "Анна Копылова, 1900 г., бригадир-полевод". Легли они рядом, на краю старого деревенского кладбища, под нависшими густыми ивами. По соседству, в таких же фронтовых могилах, лежали зенитчики, павшие осенью в поединке батареи с "мессершмиттами". Было это соседство точно символ того, что и маленький тракторист, и сорокалетняя полеводка, пережившая зиму в землянке под развалинами деревни Коврино, тоже погибли на боевом посту: один - возле своей машины, другая - в поле, где обмеряла в тот час участки под озимые.
Анна Копылова и Петр Васильев были первыми жертвами, понесенными колхозом в его борьбе за то, что в штабе, дивизии Лукомцева приравнивали к боеприпасам. Первыми, но последними ли?
Выйдя из лодки, Долинин поднялся на берег, где его уже ожидал Ползунков с машиной.
- Парнишку жалко, - сказал Ползунков, распахивая дверцу. - Грудь навылет... А хороший был паренек. Вместе же работали, Яков Филиппович, на посевной. Озорной, конечно. Да кто из ребят без этого? Разве только тот, кого бог обидел. Мы раз всхрапнули с Казанковым на припеке - разморило, - а он связал нас вместе телефонным проводом, потом как свистнет в четыре пальца... Ну, что было!
"Эмка" свернула на дорогу к заводу, который и в трудных условиях осады строил бронекатера и понтоны. На завод сегодня должна была прибыть комиссия для приемки продукции.
На заводском дворе, где стал разворачиваться Ползунков, Долинин увидел уже несколько длинных вместительных машин; по цехам расхаживали военные, семенил короткими ножками хорошо знакомый Долинину генерал - начальник штаба армии, сутулился угрюмый Лукомцев.
Осмотрели комбинированные - из дерева и стальных листов - тяжелые понтоны, остались довольны, благодарили рабочих, мастеров. Директор завода Базаров пригласил гостей к себе в кабинет. Большая комната, оборудованная в полуподвальном помещении одного из цехов, скорей походила на крепостной каземат, чем на кабинет. Прямо за директорским столом в кирпичной стене были пробиты амбразуры, закрытые фанерными листами. К амбразурам вели деревянные ступени.
- Не удивляйтесь, - сказал Базаров, предлагая садиться на мягкие диваны, расставленные вдоль стены. - Готовились встретить врага по-своему, по-заводскому. Но дело до этого не дошло, так что бойницы - как бы архаизм, памятник сорок первому году. А диваны - отнюдь не стремление к фантастической роскоши изнеженного Востока... Смотрите, сколько их: один, два... восемь...
Это просто наши койки. Здесь и живем.
Гости допрашивали директора с пристрастием, их интересовали все мелочи жизни, все детали истории принятых сегодня понтонов и строившихся бронекатеров.
История этих плавучих средств была и историей завода. В начале августа тысяча девятьсот сорок первого года, когда немцы были уже близко, завод эвакуировался в глубь страны.
Эшелоны с основным оборудованием и с рабочими ушли куда-то в Среднюю Азию. Уехал и директор. На месте осталось только несколько старых мастеров да с полсотни учеников. Они должны были присматривать за сохранностью остатков оборудования, за тем, чтобы ничто не расхищалось, чтобы поддерживать порядок в опустевших цехах. Прежнего директора стал замещать его помощник - он же и главный инженер - Базаров. На завод часто приезжал Долинин. Вместе с Базаровым они строили планы обороны завода. Окрестное население и рабочие рыли вокруг противотанковые рвы, траншеи, воздвигали дзоты; тогда же были пробиты и амбразуры для автоматчиков в директорском кабинете, перенесенном с третьего этажа главного здания в полуподвал цеха. По замыслу Долинина завод должен был стать одним из основных опорных пунктов обороны района и прикрыть восточные подступы к Ленинграду вдоль Невы. Но гитлеровцы были остановлены частями фронта в пяти километрах от завода.
Потом Долинин ушел с партизанским отрядом, и на заводе наступило затишье. Потянулись длинные зимние недели. Каждый день в стороне Славска и села Никольского ухали немецкие орудия, с глухим воем, высоко в небе, к Ленинграду проносились над заводом тяжелые снаряды. Иногда они били по заводу, разбрасывая железный лом на свалке, отламывая углы зданий, пробивая стены. После каждого разрыва на пол цехов сыпалось искрошенное стекло с ажурных кровель.
Обстрелы и голод загнали людей в подвалы. Там докрасна калили чугунные времянки, варили в солдатских котелках горькие щи из капустных кочерыжек. Старики, чтобы подбодрить молодежь, рассказывали истории из времен гражданской войны и обороны Красного Питера; был среди этих словоохотливых стариков специалист по неудобным для печати рассказам о русских царях, особенно о Екатерине Второй...
В феврале из немецких тылов вернулся Долинин и первым делом приехал на завод. Осмотрев цехи, оставшееся там оборудование, поговорив с мастерами, Долинин и Базаров решили пустить завод. Но встал вопрос: что же он будет изготовлять? Военные подсказали: попробуйте понтоны - очень нужны.
Это будет наш вклад в дело победы, - говорил Долинин на многолюдном собрании рабочих. - Подарок для армии, подарок неожиданный и тем более приятный.
- Только чтоб никто не знал о нем до времени, - высказался кто-то из учеников. - В секрете будем работать.
- Немец, чтоб не знал, это верно, за этим последить надо. А кому полагается, пусть знают, - возразил мастер корпусного цеха. - Пусть знают, что мы тут не зря небо коптим. И нашим уехавшим товарищам напишем. Еще соревноваться будем, кто кого перетянет.
После ледохода первую партию понтонов приняли представители фронта. Теперь вторая партия изготовлена для армии, расположенной на территории района.
- После такого пути, - сказал Базаров в заключение, - мы имеем два завода: один - в Средней Азии, второй - на Неве. Готовы к любым новым заданиям. Взялись, как известно, даже бронекатера строить.
