Я договорился с охранником, и мы спрятались в его постовой будке на заднем дворе тюрьмы.

Оставшись наедине, я обнял ее и стал целовать в щеки, губы, шею. Сердце колотилось в бешенном темпе, внутри все сжималось от счастья снова находясь с ней, хотелось кричать… Слова любви чуть не вырвались из меня. Ее рука проникла ко мне в штаны и стала ласкать мой член. Я… я хотел ее, безумно хотел, но усилием воли остановил ее руку и отстранился. Ведь я надеялся поговорить, узнать ее лучше. Теперь я действительно хотел знать о ней всё. И мы говорили. Лежали обнявшись, сначала просто болтали и смеялись, а потом я попросил ее рассказать о себе.

Ая открылась, что ей пришлось рано покинуть родительский дом, она стала гейшей в элитном районе Японии, получала хорошие деньги и могла многое себе позволить. Но вскоре, заведение, где она работала, пришлось закрыть и, много девушек остались ни с чем, вынужденные идти на улицы. И вот ей, ничего не оставалось, как опуститься на самое дно, лишь бы не умереть с голоду. Ей еще не было 18, когда судьба привела ее в нашу тюрьму, где мы и познакомились.

– А ты еще говоришь, что не достоин меня? – рассмеялась Ая, закончив свой рассказ.

Я крепко обнял ее. Печаль и радость одновременно переполняли меня. Печаль – за ее искалеченную юность, а радость, потому что она хочет быть со мной.

– Знаешь, ты мог бы вести себя хорошо. Может быть, тогда твое дело отправят на пересмотр и амнистируют? Тогда мы сможем начать новую жизнь вдвоем, на свободе.

Она погладила меня по руке и тепло улыбнулась.

Луч надежды вновь заплясал в моей душе. Черт, да ради нее, ради того чтобы быть с ней, я в лепешку расшибусь, но все сделаю!

Сам я давно уже плюнул на свою жизнь и готов был встретить старость в этом богом забытом месте. Надо сказать, что временами, задумываясь о жизни на воле, я приходил к выводу, что быть за решеткой очень даже удобно и мне это в каком-то смысле нравится. Ведь когда живешь на свободе, надо постоянно принимать какие-то решения, порой жизненно важные. Нести ответственность за все подряд, работать и самому планировать каждый свой день. Это кажется невероятно сложным. Здесь же, в тюрьме, ты живешь от звонка до звонка. Есть установленный режим дня: подъем – еда – не сложная работа – еда – прогулка – отбой. Ничего сложного, просто действуй по распорядку. Единственное с чем нужно справляться – это вечная скука в мыслях и думы, как скоротать кучу времени до освобождения. Но я любил подебоширить. Любил бить, смотреть на мучения людей и любил чувствовать боль самому, когда избивали меня, а потом я все равно побеждал их и вдалбливал в грязь, унижал и издевался, пока они не захлебывались в собственном дерьме.

Но ради Аи, ради моей ненаглядной девочки, я готов был на все! Я порву любого, но добьюсь амнистии!

А вдруг и правда получится? И мы сбежим с ней вдвоем из этой грязной жизни в лучшее будущее! У нас будет свой собственный дом на берегу реки. Мы будем сидеть на лавочке в тени цветущей сакуры и любоваться на воду и горы вдали. А на плите будет ждать нас вкусный ужин, а после него уютная постель.

С того дня я стал примерным пай мальчиком. Вел себя как подобает, согласно правилам японской тюрьмы. Начал работать сверх нормы и завязал с драками.

Ая продолжала приходить ко мне. Может быть не так часто как раньше, но я понимал, что это время нужно пережить. Так прошло около года и меня, наконец, заметили. Начальник тюрьмы вызвал меня к себе и сказал, что если так пойдет и дальше, то он отдаст мое дело на пересмотр.

– В конце концов, Япония для японцев, нечего вам, иностранцам, занимать тут места, – подытожил он.

Я вышел из его кабинета в смешанных чувствах. Уж не собирался ли он меня просто депортировать в тюрьму моей страны? Но если собирался, зачем поощрять тогда мое примерное поведение?

На следующей неделе Ая пришла в субботу, так что мы опять прятались в постовой будке на заднем дворе. За это пришлось достать охраннику изрядную порцию травки. Зараза просек, что помогать нам прибыльно и поднял цены.

– Милый, ты очень рискуешь. Нельзя доставать наркотики, когда ты уже так близок к освобождению! Кстати, я ушла с работы. Не хочу больше изменять тебе. Хочу, чтобы только ты был моим единственным!

– Солнце мое… – от счастья слова застряли в моем горле. – Я же тебе говорил, что не считаю это изменой, ведь тебе надо на что-то жить… Это всего лишь работа.

– Не переживай, на сбережения я сниму себе нормальное жилье и устроюсь на честную простую работу. Буду как все нормальные люди. Хоть даже полы мыть, но это будет в сто раз лучше, чем все мое прошлое. И… я буду ждать тебя!

И время потянулось, а может быть, стремительно понеслось. Смотря для чего. Понеслось, потому что рассвет сменял закат и снова был рассвет. Серые тюремные будни окрашивались лучами восходящего солнца, освещая мою жизнь. Дело лежало на пересмотре и оставалось только ждать вердикта и приглашения в суд на повторное слушание.

Но ожидание казалось не выносимо долгим. Прошло несколько лет, за которые Ая сменила кучу домов и всевозможных работ. В наши свидания она все чаще плакала, порой от нависающей безысходности или просто от усталости. Тогда я притягивал ее к себе, она клала голову мне на плечо, и я обнимал ее, гладил по волосам и успокаивал. Я вселял в нее уверенность, говорил, что все наладится и, она улыбалась. Целовала меня, сначала благодарно, потом нежно переходя в страстно и, мы занимались любовью.

Я наверное был законченный идиот, если смог испортить всю свою жизнь. А может быть, и не только свою. В один из дней я получил не хорошее письмо от Аи. Я получал подобные и раньше, ведь она была человеком настроения, и все свои накопившиеся эмоции тут же выплескивала. Она могла признаваться мне в любви и писать, как сильно скучает, а в следующей строчке давать понять, что мы больше никогда не увидимся из-за каких-то мелочей ею же придуманных. Но я знал по себе, что если любишь, то никаких преград не существует, тем более бытовых. А значит, она просто лгала мне про свои чувства.

После таких писем я ходил несколько дней в полном смятении. Работа валилась из рук, сон не шел, хотелось забиться в темный угол и тихо умирать. Одна только мысль о том, что я никто для нее, словно нож вонзалась в сердце, а осознание того, что я ее больше никогда не увижу, не смогу коснуться ее, почувствовать тонкий аромат ее волос и просто быть рядом, проворачивала этот нож до самого нутра, вырезая органы и опустошая душу.

В этот раз я получил подобное письмо, которое подкосило меня на месте. Я был зол на нее, на себя и на все остальное. А до кучи, заседание по поводу меня хотели отложить еще на пару лет.

Я вышел из своей камеры и побрел по коридору, невидяще смотря вперед. Какой-то отморозок, проходя мимо ляпнул: «Эй, ну как там твоя подружка-проститутка? Может одолжишь ее на выходной?» Я просто вытащил заточку и распорол ему живот, а потом заставил жрать его же собственные кишки. Потом последовал карцер на 30 дней, и личное дело было отправлено в архив с печатью: «Пересмотру не подлежит».

Через месяц Ая приехала ко мне как обычно. Естественно бытовые проблемы не заставили ее отказаться от встречи со мной. Я рассказал ей, что произошло и, умолял простить, если она конечно сможет. Она горько улыбнулась и обняла меня.

– Эх ты! Столько лет, а ничему не научился. Ну ничего, когда-нибудь ты расплатишься за все свои грехи сполна, – сказала она и я заметил озорные огоньки в ее глазах. «Значит, простила», – подумал я.

– Ха! А что же я по-твоему делаю сейчас? Я сижу в этом богом забытом месте и не имею возможности жить с любимой, разве не это плата за всё содеянное?