— Она оказалась настолько плоха?

— Что? Нет! — Драко очень старался не показать смущение, но отца он, разумеется, не обманул. — Совсем наоборот, все было здорово... Ну, то есть в первый раз было странно, у нас же не было опыта, но мы старались, и кажется, потом начало получаться, хотя я... Ты смеешься надо мной?

— Самую малость, — улыбнулся отец.

— Я имел в виду ее характер, — Драко постарался справиться со смущением. — Она устроила публичный скандал, да и потом постоянно пыталась меня ревновать... Все время требовала, чтобы я уделял ей внимание... Мне кажется, что такое поведение не вполне подобает моей будущей супруге. Да и поговорить с ней, честно говоря, было не о чем.

— Я понял, — кивнул Люциус. — И ты мог бы не подыскивать настолько формальные выражения, сын. Если ты хочешь сказать, что Панси Паркинсон — тупая ревнивая истеричка, то так и говори.

— Я не могу так говорить о девушке, с которой... — начал было Драко.

— Это похвально, — перебил его отец, — но было бы гораздо лучше, если бы ты не играл словами, а сразу отказался бы от отношений с ней. Ты обязан был это сделать!

Он вскочил на ноги и принялся расхаживать по кабинету, не глядя на сына.

— Ты представляешь, каких трудов мне стоило отбиться от Сирила Паркинсона, когда он заявился ко мне с требованием немедленно объявить о вашей помолвке? — воскликнул он. — Я с трудом уговорил его подождать до твоего выздоровления, но больше тянуть не могу. Завтра они с Панси прибудут к нам в гости, чтобы услышать ответ, а после ваших столь долгих отношений я не смогу оскорбить их отказом. Так что можешь начать привыкать к тому, чтобы называть Панси «моя будущая любимая супруга».

— Но папа... — начал было Драко.

— Раньше надо было думать! — жестко ответил Люциус. — Пойми, в том, что ты начал в столь юном возрасте, нет ничего плохого, ни один мужчина тебя за это не осудит. Но Панси Паркинсон принадлежит к благороднейшему семейству, и ты поступил очень необдуманно, когда не порвал с ней сразу же после того, как понял, что у вас не может быть совместного будущего. Мы одно из безупречных семейств, Драко, а это накладывает определенные обязательства. После полугода публичных отношений отказ будет воспринят...

— Она бесплодна, — прервал Драко отца.

Люциус Малфой осекся на полуслове и изумленно посмотрел на сына.

— Она что?!

— Панси Паркинсон бесплодна, — повторил Драко. — У нее не может быть детей. Если мы поженимся, род Малфой пресечется.

— Ты уверен? — спросил Люциус.

— Не на сто процентов, — ответил Драко, — но скорее всего, так и есть. Том сказал, что немного ошибся в формуле, когда накладывал на нее заклинание взросления, и теперь Панси для него бесполезна. Он не сказал, почему, но когда я узнал суть ритуала...

Малфой-старший глубоко задумался.

— Ты никому не говорил об этом? — спросил он после долгого молчания.

— Разумеется, нет! — воскликнул Драко. — Хотя я думаю, что Эл... Олсен может сама догадаться, она достаточно умна, чтобы сложить два и два. Но она не знает, что бесплодие — результат заклинания, а не врожденный порок.

— Хорошо... — Люциус кивнул. — В таком случае, конечно, помолвки не будет, хотя истинную причину отказа ты им не назовешь. Понятно, почему?

— Потому что если они узнают о бесплодии, то обвинят меня... — Драко осекся. — Прости, папа, мне на секунду показалось, что ты хочешь, чтобы это я отказал Паркинсонам...

— Да, именно так. Ты сам будешь с ними говорить, — ответил отец. — Тебе пора привыкать к тому, что я не всегда буду тебя прикрывать. За свои необдуманные проступки ты и расплачиваться будешь сам. Ты скажешь, что у вас слишком большой процент общих предков. В обычных случаях троюродное родство считается безопасным, но поскольку ты единственный наследник и от тебя зависит существование всего рода, то после долгих размышлений ты решил не рисковать.

Драко представил себе, какую истерику закатит Панси, и пришел в ужас. Одна надежда на то, что в присутствии взрослого она будет сдержаннее, чем обычно... Впрочем, с нее станется попросить отца оставить их наедине...

— И если она захочет поговорить с тобой наедине, — словно прочитал его мысли Люциус, — а она захочет, не сомневайся... Так вот, ты к ней пальцем не притронешься, ты понял? Делай что хочешь, умоляй ее о прощении, говори, что твое сердце разрывается от отчаяния, но интересы рода превыше чувств. И запомни, отныне никаких отношений с этой девушкой у тебя быть не должно. Если я узнаю, что ты не сдержал свои руки... или другие части тела... Я лично найду тебе невесту по своему вкусу, не считаясь с твоим мнением, и возьму с тебя такие обеты, что ты даже смотреть на других девушек не сможешь. Ты понял?

— Да, папа, — понурился Драко.

— Вот так! — Люциус постепенно успокоился и вернулся в свое кресло. — Если бы ты просто пару раз приятно провел с ней время, все было бы нормально. В конце концов, все понимают, что у молодых людей есть определенные потребности, сдерживать которые не просто бесполезно, но и вредно. И если бы ты связался с девицей попроще, из тех, кому можно спокойно отказать, я бы тоже слова тебе не сказал. Но полгода с девушкой из древнейшего и благороднейшего рода, при том, что все окружающие уже видели вас парой и ждали лишь официального подтверждения — это уже не простая интрижка! Ты обязан был быть готовым к серьезным обязательствам. Постарайся запомнить это, сын, и не заставляй меня больше краснеть за тебя.

— Да, папа, — повторил Драко.

1 июля 1993 года, Азкабан

— Так это, стало быть, и есть знаменитый Сириус Блэк?

Скорчившийся в углу Бродяга уставился на незнакомца в зеленом котелке. Еще один друг? Но этого человека он не знал. Зато стоявшего рядом с ним Зеда Мэйнарда, старшего надзирателя сектора содержания неисправимых преступников, наоборот, знал слишком хорошо. И уж он-то совершенно точно не был его другом.

Бродяга бросил взгляд на свернутую газету, торчавшую из кармана Зеленого Котелка. Что-то привлекло его внимание... Он не мог понять, что, но Хозяин, который последнее время чувствовал себя намного лучше и уже мог смотреть на мир его глазами, вдруг забился внутри черепа и зашелся беззвучным криком.

— Совсем спятил, господин министр, — произнес Мэйнард. — Воображает себя собакой, бегает по камере на четвереньках, гавкает, вшей ищет...

— В точности, как Локхарт... — задумчиво произнес Фадж. — Хм. Не поэтому ли Дамблдор им заинтересовался?

— Этого нам господин Верховный чародей не докладывал, — ответил Мэйнард. — Он только посмотрел на него и назад пошел. Я ж все время рядом с ним стоял, все видел.

— Н-да... Ну что ж, сумасшедший он или нет, я обязан спросить, — министр принял официальный вид. — Господин Блэк, есть ли у вас какие-нибудь жалобы или пожелания?

Впервые за много лет Хозяин смог взять контроль над их с Бродягой общим телом.

— Господин министр, — прохрипел он. — Газета... пожалуйста, дайте мне!

— Надо же, — усмехнулся Мэйнард. — Молчал столько лет, а как вас увидел, так заговорил! Уважает, видать, власть-то. Хоть и пожиратель, а тоже соображение имеет.

Удивленный министр опустил взгляд и только сейчас заметил, что из его кармана торчит свежий номер «Пророка». Он смутно припомнил, что читал его перед самым отъездом в Азкабан. Потом его отвлек Дамблдор, заглянувший в Министерство по пустяковому поводу, и он, должно быть, машинально сунул газету в карман.

— Ну, полагаю, от этого не будет вреда, — произнес он, бегло просматривая заголовки.

Ничего особенного в этом номере не было — статистика чемпионата по квиддичу, фотография выигравших в лотерею Уизли, очередной пересказ истории со зверем в Хогвартсе, обсуждение запрета на импорт ковров-самолетов, светская хроника... Но, конечно, для того, кто просидел двенадцать лет в Азкабане, любая строчка будет глотком свежего воздуха.

Свернув «Пророк» в трубочку, он просунул ее сквозь решетку. Блэк, вцепившись в газету, бросился в дальний угол, повернулся к решетке спиной и скрючился над своей добычей, словно боясь, что ее сейчас отнимут.