«Отче небесный! Как мог Ты взирать,

Чтобы евреи украинские претерпели такие бедствия?...

Да предстанут пред тобой злодеяния гайдамаков,

Владыка мира!

Помоги всем, кто за нас заступился,- аминь!»

(Из книги Феликса Канделя)

-Поговаривали, что Гонта помог укрыться нескольким панянкам и детям, среди них сыну и дочери Младановича, еврейских детей он не спасал.

-Неужели никто из осаждённых не попытался скрыться?

-Попытались, детка, небольшая группа евреев всё же смогла убежать и укрыться в Балте, но отряд гайдамаков настиг их и там уничтожил.

Казаки стали обозом под Уманью, так как в самом городе стоял ужасный трупный запах, пировали, стреляли из пушек, празднуя победу, вновь делили награбленную богатую добычу. На казацкой раде Железняк и Гонта, поделив между собой посты, разослали отдельные отряды для захвата следующих городков. Полыхала вся округа, горели барские усадьбы, мельницы и корчмы, слетевшееся, крикливое вороньё кружило над убитыми.

Ашер и Хана отсиживались в своём укрытии, воду пили из ручья. Через день, доев последние хлебные крошки, перешли на лесные ягоды. День шёл за днём и от чувства голода у обоих темнело в глазах. Нежданно-негаданно им улыбнулась удача- в расставленные силки, наверное кем-то из жителей ближайшей деревни, попалась молодая куропатка, но увы, её быстро съели и острая проблема голода возникла вновь. Сразу за лесом, в километрах десяти на север от Умани, располагалось село Войтовка. В надежде раздобыть в нём продукты питания, голодные дети залегли у кромки леса, пытаясь разведать обстановку.

К плетёной изгороди крайней хаты были привязаны осёдланные лошади. Дверь резко распахнулась и из дома, пригнувшись, вышли двое молодых крестьян в сопровождении седого старика.

«Диду, что это вы надумали с нами до Железняка податься, вы небось на коня последний раз садились лет двадцать тому назад, как же вы со своей спиной в седле трястись будете? Лучше оставайтесь дома, за хозяйством приглядите.»- подтягивая подпруги, уговаривали молодые пожилого.

«Вам желторотым не понять, что в душе старика огонь за правое дело бушует не меньше, чем у вас, ещё не иссяк «порох в моей пороховнице». Я гайдамачил задолго до того, как вы на свет появились, а с хозяйством баба Матрёна с Ганусей справятся сами. Давайте, подсобите на коня сесть и гайда в дорогу, небось в отряде нас уже заждались.»

В этот момент на пороге появилась пожилая женщина с девочкой лет семи и, перекрестив отъезжающих, напутствовала:

»Поезжайте, Бог вам в помощь!»

Взбудораженное село, провожая мужчин, ещё долго смотрело вслед густому облаку пыли, поднятому ускакавшими.

«Пойдём, Гануся, скотину покормим, а потом в доме приберёмся»- обратилась к девочке Матрёна и обе скрылись в хлеву.

Ашер и Хана, не теряя времени, пробежали по двору и забрались в пустую хату. Запах только, что испечённого хлеба ударил им в нос. Схватив каравай и все оставшиеся на столе продукты, оголодавшие воришки, под лаянье проснувшегося дворового пса, помчались назад в лес.

Гайдамацкий бунт охватывал всё большую территорию, вызывая крайнее недовольство, как польского монарха, так и русской императрицы, боявшейся, как-бы пламя восстания не переметнулось на левый берег Днепра. В тот период Екатерина хотела видеть рядом с Россией слабую Польшу, а не познавших свою силу гайдамаков, и на подавление восстания были посланы регулярные войска, жестоко расправившееся с бунтовщиками. В одной лишь Лысянке без суда и следствия были повешены 600 человек, вдоль дорог стояли для устрашения виселицы с повешенными гайдамаками.

-А что же произошло с казацкими главарями?

-Их обманом поймали на пиршестве, Железняка клеймили и отправили на каторгу, с которой он бежал, но вновь был схвачен, как умер- неизвестно, Гонту, как польского подданного, передали полякам. Он стойко держался под пытками и был привселюдно казнён. Так плачевно закончилась эта двухнедельная резня.

Майя, ты читала поэму Тараса Шевченка « Гайдамаки»? Нет, прочти, у него есть такие строки:

«Испокон веков Украина не знала покоя.

По степям её широким кровь текла рекою...

Багровеют реки кровью евреев и ляхов,

Горят хаты и палаты. Заодно всё прахом...»

Евреи и украинцы прожили на одной земле несколько веков, но так и не стали добрыми соседями. В глазах украинцев гайдамаки и их предводители являются национальными героями, в глазах евреев – бандитами и душегубами. Крестьяне, страдая от непосильного труда, годами копили к хозяевам неуёмную ненависть и она, вырываясь, как магма из вулкана, уничтожала всё на своём пути. Не разбираясь в тонкостях того, что часть евреев находиться в прослойке посредников между ними и польским дворянством из-за запретов заниматься другим делом, они ненавидели евреев не меньше, чем шляхту и отождествляя господскую власть, как зло, совершали ещё большее зло, обагряя руки кровью ни в чём не повинных людей. Справедлива борьба каждого народа за свою свободу, но путь за независимость украинского народа вымощен многотысячными трупами еврейского и не принёс покоя ни одному из них, ибо нельзя строить своё счастье на крови и боли других. Какой бы не была благородной идея, она не служит оправданием истреблению беззащитных и время не снимает с убийц ответственности за содеянное, как не позволяет строить будущее без должного покаяния!

Пересидев бунт в лесу, Ашер и Хана вернулись в Лысянку. Каким же тягостным было это возвращение: ни родных, ни дома. Картина пепелища навеяла Хане пережитое восемь лет тому назад, когда будучи маленькой девочкой, она точно также стояла и безрадостно смотрела на обуглившиеся головешки сгоревшего крова, оплакивая вместе с остальными, зарубленных гайдамаками мать и сестру, не в силах ещё постичь горечь утраты. Дом Брухи уцелел и дети, выкопав припрятанный узел, поселились в нём. Медленно, ещё не оправившись от резни и казни, приходил в себя городок, а с ним и крайне поредевшая еврейская община. Живые думают о живых. Через два года Ашер и Хана поженились. В дальнейшем у них родились два сына. Они назвали своих мальчиков в честь безвременно почивших отцов: Авраам и Моше. Гораздо позже появилась любимица Либа, получившая своё имя в честь погибшей бабушки Леи. Когда девочке исполнилось 16 лет, Хана подарила дочери на счастье свои серьги. Она всегда считала, что кроме Божьей воли, в те страшные дни, их с Ашером оберегали эти выполненные с огромной любовью миниатюрные виноградные гроны. С тех пор и повелось в семье дарить эти серьги старшей дочери в день её шестнадцатилетия.