Он бы так и сделал, если бы не встреча, изменившая самоубийственный план.
На дороге Артёму попался эвакуатор, тащивший на свалку разбитый автомобиль. Практически куча металла: ужасное зрелище, но в этой куче еще просматривался облик того, чем она была до роковой катастрофы. На платформе эвакуатора стоял черный «ранглер».
Вид разбитых машин тяжело действует на нервы, Артём резко обогнал эвакуатор, но «ранглер» почему-то не выходил у него из головы. «Он как я. Или я как он», – подумал Артём. Он гнал вперед, но что-то скребло внутри. В конце концов Артём остановился, подождал эвакуатор и поехал следом.
«Его еще можно восстановить», – бредовая идея засела в башке так, словно от его решения зависело что-то жизненно важное. Или даже так, словно груда металла, от которой он почему-то не мог отвязаться, еще жила, обладала собственной волей, и он – парень с сорванной напрочь крышей – был ее последней надеждой.
Следом за эвакуатором Артём доехал до свалки металлолома, при которой работала фирма, занимавшейся разбором на запчасти автомобильных трупов. Артём обменял машину отца на «ранглер». Его бессовестно обсчитали с доплатой, но ему было все равно. Главное, что денег хватало на то, чтобы оплатить хозяину эвакуатора 1 600 километров трассы до Чебаркуля. Там у армейского друга Бориса Гнездилова был дом и автомастерская.
Вечером следующего дня, выйдя из мастерской, Борис спокойно оценил проблему.
– Сгружай, – скомандовал он водителю эвакуатора.
Друзья договорились, что Артём будет работать в мастерской, а в свободное время восстанавливать «ранглер». Борису нужен был напарник. Дела шли хорошо, и с надежным напарником можно было бы расширить бизнес. Но Борис быстро понял, что с Артёмом что-то не так. Угрюмый и напряженный, он избегал общения даже с женой Бориса Катей. За что и получил обратку: Кате он тоже не нравился. Но она терпела, понимая, что армейский друг – это святое.
Катя видела Артёма Дегтярева до того, как он появился, на фотографиях в раме, висевшей у Бориса в мастерской. Муж и его друг служили в вертолетном полку в батальоне технического обеспечения. Механики – в своих черных комбинезонах они стояли рядом с Ми-24. На этих фотографиях Дегтярев оказался куда как симпатичней, чем в жизни.
Насколько все плохо, стало понятно, когда Артёма внезапно, без всякого повода накрыло волной бешенства. Он сбил передвижной верстак и начал крушить все вокруг себя. Борис чудом успел перехватить железяку, летевшую в лобовушку клиентской машины.
– Артём! – заорал он.
Совершенно невменяемый, Артём громил мастерскую, как машина разрушения.
Борис шагнул к нему – мощный в своем черном комбинезоне, расстегнутом на широченной груди, обтянутой грязной майкой. Артём развернулся – легче Бориса килограмм на двадцать, но быстрый и опасный, как безбашенный танк. И тут точно в челюсть прилетел здоровенный кулачище Бориса.
Артем рухнул на пол и замер в позе морской звезды.
– Боря, ты убил его! – совершенно дурным голосом завопила Катя.
Она услышала грохот в мастерской, вошла посмотреть, что происходит, и увидела финал разгрома, когда Борис нокаутировал Артёма.
– Ничего, – сказал Борис, – только вырубил.
Катя подошла к мужу и с ужасом посмотрела на Артёма.
– Боря, это же просто жуть какая-то. Я так и знала, что он псих. Ты пустил в дом психа с его разбитой машиной. Выгони его, наконец, пока он тебе мастерскую не разнес и дом не сжег.
– Нет. Артём – мой армейский кореш. И ему нужна помощь.
– Ты хоть понимаешь, что с ним?
– Сорвало болты.
– Вот, я и говорю, его место в психушке. А у нас семья, дом. Ну какое нам до него дело?
– Катя, ты соображаешь, что сейчас делаешь? Уговариваешь меня сдать в психушку друга.
– Зачем его куда-то сдавать. Просто пусть уходит.
– Я сказал нет. Ему нужна помощь, и Артём знает, что может на меня положиться.
Катя покачала головой.
– Ты уверен, что можешь помочь?
– Да, я знаю, что делать. И Артём знает. Потому и машину разбитую притащил. Восстановит машину, восстановит себя.
– Не знала, что у меня муж – идеалист.
Исцеление заняло не один месяц. Срывы у Артёма еще случались, но становились все реже. Борис подумал было, не взять ли друга с собой в тренажерку. Но, к счастью, понял, что это плохая идея – тащить в зал, полный стероидных суперменов, парня, у которого сорвало болты с крышки его персонального ада.
Каждый вечер после окончания рабочего дня Артём брался за «ранглер». Машина серьезно пострадала, и для ее восстановления требовалось много дорогостоящих запчастей. На них уходила значительная часть того, что Артём зарабатывал в мастерской. Но «ранглер» стал для него целью, своего рода путеводной звездой, которую он постоянно видел перед собой и знал, что делать, куда двигаться.
Ментальная связь с машиной становилась все более ощутимой. Работая, Дегтярев вел с «ранглером» мысленный разговор. Никакой шизы. Это был вполне деловой разговор механика с машиной. И эти трезвые, внятные, реальные мысли блокировали хотя бы на время разрушительный хаос, царивший у него в голове. Хаос, состоящий из попыток доораться до отца и получить хоть какой-то отклик оттуда, где он находился. Из боли, от которой не спасал алкоголь. Из ненависти к себе.
«Ранглер» защищал его.
Однажды случилось нечто, чему не было рационального объяснения и не стоило искать. Артём только что установил лобовое стекло. Ночью в одиночестве и тишине он возился в салоне с электрикой. Возможно, он заснул и сам этого не заметил. Он видел лобовое окно перед собой и приборную панель, но за стеклом почему-то была лесная дорога и ночь. Свет фар выхватывал асфальтовую ленту, летящую под капот, кусты и деревья по обочинам. У Артёма не было ощущения, что это он гонит по лесному шоссе с какой-то немыслимой скоростью. Скорей, это было похоже на то, что он смотрит кино. У него возникло ощущение, что в машине, той машине, сидят двое – мужчина и женщина. Артём их не видел, но он услышал голоса.
«Скорей… Уже просто невтерпеж… Хочешь, трахну тебя прямо сейчас на капоте?… Нет. Это уже было. Хочу перед камином на медвежьей шкуре».
Дорога впереди круто заворачивала вправо. Поворот под 90 градусов терялся в темноте. Фары выхватывали продолжение дороги вперед по прямой. Это была просека, перегороженная бетонными блоками. Машина на бешеной скорости врезалась в блоки. Картинка за стеклом рассыпалась и погасла.
Дегтярев пришел в себя. Он не понимал, что это было: сон или он действительно увидел ту аварию?
Его отношение к «ранглеру» и так было особенным, теперь он поверил, что между ним и машиной существует некая сверхъестественная связь. Само собой, он никому об этом не стал рассказывать.
Пришел день, когда под лучами прожектора, который Артём зажег дополнительно к обычному свету, «ранглер» засверкал свежей черной краской.
– Нарекаю тебя Крокодил, – сказал Дегтярев, салютуя бутылкой пива.
– Как наш Ми-24? – одобрительно усмехнулся Борис.
– А то как же.
Всю ночь Дегтярев пил и смотрел кошмарный триллер, который с упорством маньяка киномеханика крутила его память.
«Уж точно не мне осуждать этого парня. Он недосмотрел за своей девушкой, а я подставил отца», – Артём научился смотреть в глаза своим демонам.
Нормальная хозяйка, не колеблясь, выкинула бы за дверь такой поломанный и опасный хлам, как Егор Вереск. Хороший был парень, но теперь надо бы поскорей от него избавиться, и пусть сходит с ума, спивается, убивает себя где-нибудь подальше от процветающего заведения. Но Ольга была другой породы. Люди, которые приживались в «Щучьей Заводи», становились частью команды. Ольга не бросала членов своей команды, если они попали в переделку в порту и получили удар ножом или их смывало за борт волной. Их притаскивали на борт или бросали спасательный круг.
Ольга нашла в хозяйстве чистые рабочие штаны и рубашку и поручила Данко с Ритой заставить Егора помыться и переодеться. А главное – проследить, чтобы дурень не свалил втихаря и не продолжил свой путь на дно, как субмарина с пробоиной в борту и заклиненными рулями. Приставания Данко и Риты не вызвали у Егора ничего, кроме тупой злости и раздражения. Но ему было так плохо, что он просто не способен был сопротивляться.