– Ах да, – отвечаю я и снова быстро посматриваю папку.

– Кейт, – говорит Джулия, и в ее голосе мне слышится легкая досада. – Там всё на месте.

Я захлопываю папку.

– Знаю. Спасибо. – Делаю глубокий вдох. – Все хорошо. Увидимся позже.

– Удачи тебе. – Она было уже снова повернулась к компьютеру, как вдруг останавливается. – Тебе тут звонили. Думаю, тебе захочется ответить на звонок, когда ты уже сядешь в такси. – Взглядом ищет блокнот с телефонными сообщениями. – Ага, нашла. Каролин Хорридж. «Пожалуйста, перезвони». Она не сказала, по какому поводу звонит.

Каро. Звонила мне. Неужели?

– Ты шутишь.

Джулия смотрит на меня. Лицо ее серьезно.

– Если это шутка, то до меня она не дошла. – Она протягивает мне сообщение.

Я беру у нее листок.

– Мы вместе учились в университете, – поясняю, на-хмурившись. – Я бы не сказала, что мы с ней близкие подруги. Последний раз я видела ее лет пять назад, на какой-то вечеринке… – Смотрю на телефонный номер, записанный аккуратным почерком Джулии, и удивленно говорю: – Ой, да ведь это же номер фирмы «Хафт и Вейл». В последнее время я набирала его так часто, что выучила наизусть.

– Может, она задумала спрыгнуть с корабля?

Может быть. Какие еще могут быть у адвоката причины звонить в бюро по подбору юридического персонала? Но я с трудом представляю себе, чтобы Каро просила меня о помощи. Я сажусь в такси и думаю о призраках: о бедной мертвой Северин, о ее косточках, сложенных, словно меха аккордеона, чтобы поместиться в темном колодце; о бедном мертвом Тео, разорванном в клочья на поле боя; о Томе, каким он когда-то был, когда смеялся чаще; обо мне самой, какой когда-то была я; о Ларе, о Каро, о Сéбе… Всегда, всегда о Себе.

Мы познакомились с ним летом 2000 года, когда я окончила второй курс в Оксфорде. Мы с Ларой пробыли там уже достаточно времени, чтобы не чувствовать себя юными и наивными, но еще недостаточно долго, чтобы ощутить маячившую перед нами ответственность: никаких экзаменов в течение года, по крайней мере таких, какие шли в зачетку. Никакой необходимости до третьего курса думать о будущей работе. По мнению наших преподов, это был прекрасный год для того, чтобы заложить прочные основы знаний, необходимых для успешной сдачи экзаменов в следующем году. Мы же считали, что этот прекрасный год предназначен для того, чтобы подольше поваляться в постели после очередного загула в ночном клубе.

Нашим любимым занятием того лета было на халяву ходить по летним балам. Теперь такое с трудом укладывается в голове: нарядиться в коктейльное платье и без всякого билета прошмыгнуть в зал, чтобы, не заплатив ни пенни, без зазрения совести накачаться всем, что было в баре. Теперь, когда я слишком много размышляю на темы закона и права, я сочла бы это воровством. Тогда же это был своего рода спорт.

В любом случае нашей целью был не бал как таковой – в конце концов, все они были примерно одинаковы. Где-то лучше играл оркестр, где-то чуть короче очереди в баре, но в общем и целом все одно и то же. Нет, главной задачей было проникнуть туда без билета, ощутить приятное волнение от того, что мы обманули охрану, и безнаказанно смыться. Этот кайф значил куда больше, чем незаконно выпитый алкоголь.

В ту ночь, когда я познакомилась с Себом, нашей целью был бал в Линакре. Линакр – не самый богатый из оксфордских колледжей и не самый большой. Не было никаких оснований полагать, что там будет приличный бал. Главная отличительная черта Линакра – это колледж магистрантов. В этом и заключался главный вызов. Они против нас, магистры против бакалавров, охранники против студентов. К тому же студентов пьяных, ибо перед тем, как брать штурмом этот бал, они уже провели военный совет дома у одного из студентов, жившего по ту сторону спортивного поля Линакра. Потому что на этом совете дешевое вино лилось рекой. Помню, как я пошла в туалет и споткнулась на моих высоченных шпильках. Я бы точно врезалась лбом в стену, но чьи-то незнакомые мне сильные руки поймали меня и не дали упасть. Мне тогда подумалось, что нам стоит отправиться в Линакр до того, как все мы упьемся в стельку, иначе мы не только не перелезем через стену, но и не преодолеем поле.

И тогда мы пошли туда. Гуськом вышли из недавно построенного дома и собрались на спортивной площадке. Темноту время от времени озаряли вспышки света из колледжа, до которого было метров двести. Трава на миг становилась изумрудно-зеленой, а ворота для игры в регби отбрасывали через все поле невероятно длинные тени. Кто-то взялся на военный манер отдавать приказы. Это жутко рассмешило Лару. Захихикав, она споткнулась и, чтобы не упасть, схватила меня за локоть. Повертев головой, я с удивлением увидела, что уже тридцать или сорок наших студентов берут Линакр штурмом. Мы с Ларой оказались в одной группе с теми, кого мы почти не знали. Хотя в темноте было плохо видно, там имелось как минимум двое парней с определенным потенциалом. Лара тотчас переключила на них все свое внимание, а ее улыбка мгновенно прибавила в ваттах.

Впрочем, времени, чтобы пустить в ход ее магию, у нас не было – нам предстоял штурм. План сработал благодаря численности наших рядов. Мы шли на приступ волнами, быстро перебегая поле человек по десять-двенадцать – и как только мы умудрялись делать это на шпильках? Не знаю как, но, видимо, смогли. Если призадуматься, то как Лара умудрилась при этом не порвать свое узкое платье в облипку? Лично я свое была вынуждена задрать едва ли не до трусов. Помню, как по жилам струился смешанный с алкоголем адреналин. Вокруг меня раздавались боевые выкрики и какие-то невнятные вопли. Время от времени огни высвечивали бегущую по полю орду в вечерних нарядах. Добежав до стены Линакра, мы с Ларой сделали передышку, насколько это позволяло хихиканье, с которым мы обе никак не могли совладать. Наверное, это и помогло нам пробраться внутрь. Охранники были заняты тем, что разбирались с первой волной захватчиков, преодолевших стену. Когда мы забрались на стену, я потеряла Лару из виду. Мне жутко мешали совершенно не подходящие для этого платье и обувь. Я вскарабкалась уже почти до самого верха, когда чья-то протянутая рука и широкие плечи помогли мне преодолеть последние сантиметры. В темноте я сумела разглядеть непослушные темные волосы и блеск белых зубов под горбатым носом. Схватив протянутую руку, которая довольно бесцеремонно дернула меня вверх, я оказалась на стене как раз в тот момент, когда, ослепив меня, блеснула очередная вспышка. Беспомощно заморгав, я попыталась поблагодарить моего помощника, а заодно вернуть себе устойчивость и зрение.

– Прыгай! – крикнул кто-то снизу. Я едва расслышала его из-за бьющей по ушам музыки. – Я тебя поймаю.

Я оглянулась на моего спасителя. Тот кивнул и жестом указал на стоявшего внизу парня в вечернем костюме. На мое счастье, свет вспыхнул снова, и я посмотрела в бездонно-голубые глаза. Себ. Ну конечно, это был Себ.

Я прыгнула. Он меня поймал.

Примерно посередине моей встречи с мистером Гордоном Фарроу, старшим партнером юридической фирмы «Хафт и Вейл», когда тот, глядя куда-то вправо от меня, в сотый раз перекладывает бумаги, я понимаю, что сделка уплывает из моих рук. Вскоре после этого, пытаясь объяснить ему достоинства моей фирмы перед нашими более именитыми конкурентами, я понимаю, что никаких шансов у меня не было с самого начала. Я нужна ему лишь для отвода глаз – конкурент, приглашенный лишь для сравнения, дабы убедиться: фирма, на которую пал их первоначальный выбор, действительно того стоит. Я умолкаю на середине предложения и вместо этого быстро кладу в рот овсяное печенье. Спустя пару секунд мистер Гордон Фарроу это замечает и впервые пристально смотрит на меня.

– Что-то не так? – спрашивает он.

Я поднимаю вверх палец и дожевываю печенье. Он терпеливо смотрит на меня, вопросительно выгнув брови.

– Нет, – отвечаю я, проглотив печенье. – Просто я только что поняла, что понапрасну трачу и ваше время, и свое, так как вы уже приняли решение. Мне понятны ваши мотивы, вы пригласили меня сюда для сравнения, но если это так, то я лучше угощусь вашим печеньем и выпью вашего чая, чем буду из кожи вон лезть, расхваливая сделку, которой мне никогда не видать.