И вмиг меня охватило ощущение нереальности. Того, что сайлов никогда не было… совсем. Я просто напился в дугу, уснул в чьей-то чужой квартире и скоро хозяин, злой и похмельный, будет курить на балконе и ворчать, что всё вокруг засрано до предела. И организует мне завтрак.

Аккуратный пушистый диванчик кирпичного цвета подпирал мне ноющий бок, одеяло в неровную пёструю клетку — укутывало. Горел светильник на зеленоватых обоях в полоску. На ковре валялись геймпады от томящихся в тумбе приставок. Телевизор, немного в пыли. Полки, полные книг. Стол, заваленный ерундой. Чуть покосившийся шкаф.

Незнакомое всё, до самой последней детали.

Я сел, правый бок и руки свело полосующей болью. Не сон. Я не напился, и ленты-бинты — не результаты драки. В воздухе пахло. Тонко, неуловимо. Смертью и кислотой. Вкрадчиво, ненавязчиво. Бескомпромиссно.

Ненастоящий мир. Теперь я расслышал уже и шум Улья, и рассмотрел, из чего сделан потолок. Иллюзия улетучилась, оставив после себя только ломоту во всём теле и горечь то ли лекарств, то ли разочарования во рту.

В комнате, оказывается, была дверь, или очень уверенная её имитация, потому что открылась, впустив Белоснежку:

— О, Спящая Уродина проснулась. И почему в мою очередь караулить?

— Да так, — разлепляю пересохшие губы, — случайно.

Передатчик у меня почему-то по-прежнему за ухом. С другой стороны, зачем кому-то было бы его снимать?

— Знаешь, — альбинос садится на диван рядом, шарит в поисках нужного игрового контроллера, — я, на тебя глядя, кое-что понял.

— Сейчас ты скажешь, что я не очень умный, — разминаю пальцы, пытаюсь повернуть кисти так, чтобы не болели, тщетно.

— Я скажу, что нас всех вместе взятых сайлы так не уродуют, как тебя. А ты всё равно сейчас спросишь, как там твой.

— Ну и как? — стараюсь, чтобы голос не выдал.

— Маркус ещё не поделился столь радостной новостью, — кривит рот Белоснежка, — так что «жертвоприношение» удалось.

— И стоило того. Но тебе, — изменяю голос на презрительный, — не понять.

А что. Если альбинос позволяет себе насмехаться над тем, что мне небезразлично, отплачу той же монетой.

— Куда уж мне, — парень уставился в экран с ползущей полоской загрузки на нём, — не у всех такие добрые сайлы.

— Пробовал поговорить?

— По душам? Ха, — Белоснежка кажется полностью сосредоточенным на отстреле пиксельных монстров. — Я не жалуюсь. У меня тут никакого режима. Сам себе занят. Браслет засветится — тогда уже иду… сам знаешь, для чего.

— Потерпел, подышал и всё? — я опускаю ноги на пол, пальцы блаженно утопают в густом ворсе ковра.

— Угу. Купаюсь, и снова сам по себе. Сайл не знает, что со мной делать.

— Но ты хоть питаешься там, спишь?

— Спасибо за заботу, — альбинос косится на меня, отвлекаясь, и тут же какая-то страхомордия убивает его аватара, но парень спокойно запускает загрузку с чек-поинта. — У меня, как и у всех, ещё и такая же почти комната есть. А это, получается, твоя теперь. «Имитация естественной среды обитания», как Дракула говорит.

— Удачная. Уютно.

— Ты уже как эти твари говорить скоро сам начнёшь, — ухмыляется Белоснежка. — Ещё бы плохая. Это вся квартира почти. Того, кто был до тебя. Даже унитаз рабочий!

— Не расскажешь мне… ну… о том парне?

Представился случай, хотя я планировал у Влада спросить.

— О Принце-то? Он недолго с нами пробыл. Красивый, — издевательски подмечает альбинос, — только очень шуганный. С нами как бы сидел, но разговаривал редко.

— Молился? — я встал, и, осторожно перемещая свою многострадальную тушку, передвигаюсь в пространстве, оглядывая разные безделицы.

Взгляд зацепился за распятие на стене, и несколько книжечек в углу стола. Письменная форма посланий к богу, которого нет. Который нас — не спас.

Белоснежка кивает:

— Угу. Только это ему не помогло.

— Мой сайл его…

— Сложно сказать, что произошло. Видишь ли… он сайлов чуть ли не демонами считал. И когда один из них его… — парень замолкает, подбирая слова.

— Изнасиловал?

— Этим никого не удивишь. Искусил. Возможно, ему даже понравилось.

Хорошо, что он следит за благополучием своего протагониста, да и я отвернулся, изучая рамки с засушенными бабочками на стене — не замечает, какое у меня лицо. К тому же, уверен, что я ещё и покраснел. Не мог не вспомнить себя, униженно выпрашивающего ласку.

— Но морально… — продолжает альбинос. — В общем, повесился. В ванной, не здесь.

Как будто это имеет значение. Отчаянная надпись: «он убьёт меня», нацарапанная на полу, вполне могла принадлежать этому же юноше. К тому же, теперь полностью понятно, почему так испугался мой са… Мэлло, когда я сиганул в воду. Решил, что я тоже счёты свожу с жизнью. Плохо знал меня. Даже если и подохну, то точно не так.

— Понимаю, почему вы меня недолюбливаете.

Белоснежка, кажется, задумывается, прежде чем выдать:

— Вышло так. Просто Принц он… такой ранимый был. А сайл тебя, как замену, чуть не через неделю привёз. Уверенного, расслабленного, смирного. И… обычного.

— Какой есть, — пожимаю плечами, — не надо мне завидовать.

— Посреди уродов — уродлива нормальность.

Я открыл было рот возразить, но альбинос обернулся, поставив паузу в игре, и сощурил лилово-алые глаза в обрамлении белоснежных ресниц:

— Только не вякни о том, что «ты и не заметил», «все одинаковые».

Я потупился, смолчав. Действительно, сказать такое — бестактная, фальшивая глупость. Если меня в «цивилизованном человеческом обществе» часто подкалывали по поводу роста, то как травили их всех — лучше не задумываться. Что сто́ит только один пример Влада, даже в обществе безразличных сайлов заматывающего лицо шарфом, и постоянно прячущем руки? Разговор дальше, кстати, как раз о нём:

— Ты лично мне не нравишься. Что ты с Дракулой сделал?

— С Владом? — изумляюсь. — Ничего.

— Ах, для тебя теперь он Влад… — глаза Белоснежки сужаются в две щёлки, полыхающие багровым пламенем чистой ненависти.

— Кто меня звал?

Лёгок на помине. В неизменном шарфе, но прикрывающем теперь только кончик подбородка. Длиннющие волосы забраны в косу, и всё равно даже она доходит парнишке чуть не до колен. Рапунцель он, а не Дракула.

— Заходи давай, — внезапно меняет голос Белоснежка.

На неестественный, преувеличенно-весёлый. И дело не в нашей недавней ссоре, совсем… неужели.

— Ник, ты как? — Влад внимательно осматривает меня, тянет руку.

Но я, поймав незамутненную ненависть фиолетовых зрачков альбиноса напротив, отступаю, не даю до себя дотронуться:

— Поживу ещё. Есть новости?

— Только хорошие, — искренне улыбается «вампирёныш», бросив взгляд на таблицу игровых достижений, выведенную на экран, — Маркус говорит, его сайл вообще не беспокоится. Хотя сам он не ходил, не смотрел.

Видно, что Белоснежка хочет отпустить какую-то колкость в адрес меня и моего отношения с инсектоидами. Но молчит. Ещё бы. Для Влада же сайлы — «родители», причём оказавшиеся лучше биологических, мальчик сильно привязан к ним.

— Тогда я ещё посижу здесь, раз всё хорошо, — позволяю себе крохотную колкую улыбочку, адресованную альбиносу.

Но я только на словах — герой. На деле — силы просто кончились. И упругая поддержка диванчика мне как нельзя кстати. Странно. Ни есть, ни пить, ни даже в туалет не хочу. А вот ещё немного посидеть оцепенелым комочком под одеялом — как раз то, что нужно.

— Ты ему рассказывал? – спрашивает Влад у Белоснежки.

— Угу, — кивает тот, ероша ёжик бесцветных волос.

— Ну, может, зря, — тянет «вампирёныш» — но так уж получилось. Уверен, твой сайл перестроил бы здесь всё, как ты хочешь!

— Мне и так нравится, — пожимаю плечами, и тут же жалею — боль в боку взрывается сотней огней.

Представить, что здесь будет точная копия моей комнаты, квартиры… где всё напоминало бы о родителях, сестре, друзьях… остаться в ней в одиночестве… Я не возьмусь осуждать Принца, что бы им ни двигало.