Вот и получается: в начале января 1918 г. разогнав Учредительное собрание и в начале марта 1918 г. подписав Брестский мир, эти люди начали новую русскую эпоху. Отменой Учредительного собрания они закрыли (глагол «закрыли» употребляем как синоним уголовного «закрыть на зоне») вековую мечту русских свободных людей. Подписанием позорного мира покончили с традиционными русскими государственностью, территориальностью, амбициями. Впоследствии чудесным образом большевики сумели все это превратить (конвертировать) в новую империю, новый империализм, новую социальность. Сегодняшняя Россия, безусловно, и следствие, и последствие уничтожения Учредиловки и похабного мира (это вновь выражение В.И. Ленина). И по сути дела это единственное, что связывает современную российскую традицию с Российской империей.
Еще раз: это как апофатическое богословие – бытие Божие утверждается через отрицание этого бытия. Так и здесь: преемственность РФ с исторической Россией осуществляется через ряд деяний, в свое время направленных на разрушение последней. Негативная диалектика, негативное преемство.
Нет, есть еще одно. Об этом рассказал известный литературный критик Бенедикт Сарнов. В 1947 г. он ехал в поезде с вернувшимся на родину из Франции русским эмигрантом. Юноша Сарнов спросил этого пожилого мужчину, что осталось в СССР от той России, в которой когда-то жил этот будущий репатриант. Они стояли в коридоре вагона у окна. Дело было зимой. И тот ответил: только снег. Значит, современная Россия связана с дореволюционным разгоном Учредиловки, Брестским миром и снегом.
Правда, современная ситуация доведена до абсурда. Учредительное собрание не созвано вновь. Брестский мир реализовался: в 1991 г. Россия потеряла все те земли, которые ушли от нее и в 1918-м. К тому же (а в это вообще трудно поверить) на новый 2014 г. в России не было снега.
Сочи, или Россия как Новая Канада
После марта четырнадцатого трудно себе представить, что еще несколько месяцев назад все разговоры были о Сочи. Казалось: русская жизнь сведена к Сочи. Эта была замечательная придумка для того, чтобы и людей отвлечь, и потешить, и вызвать гордость и сожаление.
Любой результат Олимпийских игр был на руку власти. Выиграем – президент герой, проиграем – замечательный способ «перебрать людишек». Поддержали бы все – от Немцова до Проханова. Кстати, то, что на юге России создается – со всеми оговорками – регион с современной инфраструктурой, неплохо. И психологически точно. Советский человек всегда полагал раем свой юг – Сочи и Крым. Но Крым только-только вернулся. Под «незалежными» впал в ничтожество, потерял всякое райско-курортное значение и несмотря на старания и обещания, он еще не скоро наберет былую форму. Поэтому сегодня – лишь Сочи.
Итак, Сочи назначены быть парадизом. Ну, как Петр свое убежище на чухонских болотах назвал парадизом. И все получилось!
А у Путина сложится? Возможно. – Михаил Ходорковский в интервью «Новой газете» (Дмитрию Быкову) сказал, что для него Канада есть образец для русских. Действительно, родина хоккея самая северная из всех успешных стран. Михаил Борисович объяснил, почему она столь удачлива. Оказывается, подавляющее большинство канадцев, вся канадская экономика, культура, цивилизация сосредоточены на юге. На их северáх, сказал бывший олигарх и мученик, живет что-то около 400 тыс. человек. Но богатство Канады черпается именно с северóв, где как и у нас, лежит чуть ли не вся таблица Менделеева. И в этом смысле не Португалия, как когда-то говорил нам президент Путин, является нашим целеполаганием.
В свете этого указания МБХ перестройка Краснодарского края предстает перед нами как попытка создания новой Канады. В начале ХХ в. многие русские мечтатели (например, поэт А. Блок) полагали Россию новой Америкой. Через 100 лет потомки Александра Александровича несколько снизили для России планку: новая Канада. И только теперь становится ясен замысел устроителей Олимпиады. В ходе ее подготовки и в результате проведения Россия сосредоточивается в Краснодарском крае. Вся остальная территория превращается в канадские северá, где лучшая часть населения находит способы и истоки своего существования. То есть Краснодарский край и прежде всего Сочи превращаются в юг Канады. Вся остальная Россия, как мы уже говорили, – в новые северá.
Надо сказать, что М.Б. Ходорковский, безусловно, человек стратегически мыслящий. Но он не заметил, что Канада «вытянута» к Северу. И там, действительно, главная проблема, скажем мягко, меридиальная. А у нас – параллельная, широтная. Мы – это – с запада на восток. И уже хотя бы поэтому Канада не может быть для нас образцом. Русская история не угрожает нам потерей солнечного Магадана и не менее солнечного Ханты-Мансийска. А вот что касается Дальнего Востока и Сибири… Или уже не «наших» Украины, Белоруссии…
И все-таки главное отличие Канады от России – не в том, куда и как они вытянуты. А в том, что различие между человеком-канадцем и человеком-русским на сегодняшний день принципиальное. Канадское «счастье» основано на творчестве и самоотдаче свободной личности, но не на территориальной конфигурации и минеральных ресурсах. Русское «счастье» – на «несчастье»: много минеральных ресурсов, тяжелый климат и несвободный человек. Мы неслучайно говорим «человек». Личность есть синоним свободы.
Однако отбросим привычные для нас псевдоэкзистенциалистские мотивы и поговорим о материях, для нас персонально чуждых. Назовем их так: пространство, история, власть. Принято считать – и на этом основана вся русская мысль и культура, а также во многом западное россиеведение – что Россия отличается от Европы (Запада) огромностью своей девственно-нордической территории и «азиатским» варварством. Вообще, русские пространства становятся каким-то заклинанием в попытках понять своеобразие нашего исторического процесса. Причем здесь неважно, с какой коннотацией: положительной или отрицательной.
Чаадаев: если бы мы не простирались от Вислы до Камчатки, нас бы никто не заметил. Бердяев: русская география съела русскую историю. Евразийцы с их «месторазвитием». Далее – «от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней». Или Павел Коган (советский Гумилёв): но мы еще дойдем до Ганга, но мы еще падем в боях, чтоб от Японии до Англии сияла родина моя. Кстати, скромнее всех оказывается Пушкин. У него – другой масштаб. Правда, тоже немалый: от Перми – до Тавриды9. А теперь все это бросим в корзину. Всё это стишки-с. Пространственно-властно-историческое развертывание России ничем, за исключением одного обстоятельства, о котором мы скажем позже, не отличается от соответствующих процессов в Европе.
Действительно, английские религиозные диссиденты, покинувшие родину в 1620 г. на паруснике «Майский цветок», в течение XVII столетия вполне освоили восточное побережье Нового Света. Мы начали раньше, в начале 80-х годов XVI-го. В 1639 г. Семен Дежнев вышел к Тихому океану. В XVIII в. Англия и Франция начали строить свои колониальные империи. Их основное направление было южным. То же самое делала Россия.
На протяжении XVIII–XIX столетий обе эти европейские метрополии и мы синхронно распространялись к югу. К концу XIX в. все три великие державы достигли максимума того, что они могли переварить. Конечно, у каждой из них были и свой максимум, и своя способность переварить. Но общего между ними было больше, чем различий. Это общее: завоеванные территории включались в состав империи; в среде аборигенов выискивалась и выращивалась имперская элита; насаждался имперский язык; создавались территории протогосударств, которые впоследствии станут настоящими states. Различия, повторим, носили второстепенный характер.
Скажем, маркиз Доменик де Прадо, государственный деятель Португалии, в ставшей впоследствии образцовой для европейских колонизаторов книге «Колонии» призывал пересаживать европейские модели на неевропейскую почву. Кстати, этот политический бестселлер начала XIX столетия по-своему уникален. Португалия была оплотом католической, антиреволюционной, антипросвещенческой реакции. Но менеджериальные инструкции Прадо были реализацией духа Просвещения – универсалистского, унифицирующего и тотального. Так вот, «наш Прадо» – генерал-губернатор Сибири М.М. Сперанский – счел наказ лиссабонского маркиза для русско-сибирских условий нерелевантным. Он решил – и это решение для России стало нормативным, – что к присоединенным территориям необходим дифференцированный подход. Или, как говорили в советские времена, социалистический по содержанию, но национальный по форме. Проще говоря, надо учитывать национальную (местную) специфику.
