Постепенно с большим или меньшим успехом некоторые моменты этой новации – увы, на побудительном фоне откатов и возрастания кровопролития – были вынужденно инкорпорированы во все более активные взаимодействия территориальных политий. Из фиксируемых – прежде всего мирными договорами – позитивных конфигураций этого взаимодействия стали прорисовываться структуры, а сами территориальные политии становиться ячейками соответствующих сетей.
Сами по себе первые сети были клочковатыми и неустойчивыми. Однако десятилетие за десятилетием они расползались, уплотнялись. Исподволь стало образовываться общее структурированное пространство. Оно оказалось удобным и функциональным не только для сдерживания кровопролития, но и для поощрения все большего числа политических, экономических и социальных новаций, которые принято включать в общую рубрику модернизации.
На старые сети очень примитивного, рамочного сдерживания насилия стали наслаиваться сети других полезных начинаний, как раз и связанных с набиравшей мощь модренизацией. Так мало-помалу одни относительно простые сети со своим набором ячеек стали превращаться в более сложные с новым и обновленным набором ячеек, которые тоже становились сложнее. Порой ячейки усложнялись и институционально совершенствовались быстрее. Тогда они экспортировали свои новации в сеть и трансформировали ее институты. Впрочем, был и противоположный процесс ареста и даже редукции институциональных новаций, например, по логике «царя горы» [Мельвиль, Стукал, Миронюк, 2013].
Главный принцип, повторим, заключается в том, что современные территориальные государства формируются не изолированно, а в составе международных систем. Типологические особенности вовлеченных в процесс государственного строительства политий, их возможности, потенциал, институциональный дизайн становятся факторами, определяющими характер системы. В то же время по мере своего формирования международная система оказывает мощное обратное воздействие на образовавшие ее политии. С помощью синхронизации ключевые для международной системы организационные принципы и практики внедряются в составляющие ее страны. Помимо этого система решительным образом влияет на эволюционный отбор типов своих единиц-членов, на их институциональный дизайн и даже на политические культуры.
Не менее важно, что качественное соответствие между определенными типами государств и межгосударственных систем позволяет объединить их в череду поколений. Деление на поколения определяется логикой модернизации и динамикой вызванных ею исторических процессов. При этом происходит не механическая «смена» по принципу одно поколение вместо другого, а их «наслаивание» и наследование одних другим по принципу новое поколение вместе с предшествующими, сохранными в «снятом», т.е. критически переработанном виде.
Развитие и сама модернизация обеспечиваются неоднородностью координатной сети и разнородностью ячеек. Именно они создают момент изменений и развития. Некоторые из государств-ячеек, входящих в систему общего поколения, живут скорее логикой предыдущего поколения, тогда могут найтись и такие, которые уже предлагают иную логику, которой только предстоит стать если не всеобщим, то уж точно типичным достоянием следующего поколения международных систем.
С самого начала модернизации состав государств отличается значительной пестротой, а международные системы высокой степенью асимметричности. По мере эволюции количество разновидностей государств уменьшается, а типологические, точнее, так называемые семейные сходства между входящими в них территориальными политиями становятся более отчетливыми. Асимметрия сменяющих друг друга международных порядков постепенно сглаживается. Однако эволюционная асинхронность отдельных государств и их типов не только сохраняется, но и создает необходимый момент организационной и функциональной дифференциации внутри международных систем. Сохраняющаяся же асимметрия международных систем также создает моменты развития.
В развитии и международных систем, и образующих эти системы государств периоды относительной стабильности политического порядка чередуются с кризисами. В ходе модернизации относительная длительность периодов порядка увеличивается, а кризисов – уменьшается, хотя и незначительно, по крайней мере, в нынешней ретроспективе пяти с половиной веков.
По мере развития государств и межгосударственных систем отчетливо прослеживается укрепление во внешней и внутренней политике начал, принципов и традиций законности, представительства и участия. Это позволяет государствам и международным системам накопить институциональный и политико-культурный потенциал, необходимый, но пока недостаточный для адекватного ответа на основной императив современности (Модерна) – установление контроля над развитием [Ильин, 2003 a; Ильин, 2003 b].
Учет параметра эволюционной зрелости позволил осуществить реконструкцию исторических поколений координатной сети мировой политики. Национальные политии по-прежнему оформлены пространственным образом, имеют собственный «эволюционный возраст» и развиваются в соответствии со своей внутренней логикой и приоритетами. Да и сама ячеистая структура мировой политики, образуемая государствами, сформировалась и продолжает формироваться в специфических эволюционных и исторических условиях.
При всех своих темпоральных характеристиках ячейки координатной сетки могут обладать пространственными параметрами, структурными характеристиками, определяющими их место в сообществе государств. Наиболее очевидным критерием различения является размер – причем не абсолютный, а относительный. Он использовался еще Джованни Ботеро, который впервые показал принципиальную разницу между величайшими (grandissime), средними (mezano) и крохотными (piccioli) государствами [Botero, 1997, p. 3–7]. Для Ботеро, однако, размер государства не сводится к территории. За размером стоит некое подобие комплексного индекса. Он включает также численность населения, природные ресурсы, трудолюбие людей и созданные ими богатства, их долю в распоряжении властителя, его ресурсы господства, в частности вооруженные силы, а главное – общее благо страны, которое является одновременно и началом, и средством государства, его государственным расчетом.
В связке с размером следует учитывать целый ряд показателей, включая такой важный, как общественные блага (public goods). Последний параметр следует трактовать куда более четко, чем Ботеро, обращаясь к современной трактовке общественных благ как услуг, предоставляемых политическими институтами своим «клиентам» – от граждан до политических, экономических и прочих структур самого разного масштаба.
Распределение общественных благ является основанием универсальных классификаций государств. Важны не только и не столько их «натуральные» размеры (численность населения, размер территории, объем ВВП и т.п.), сколько относительный масштаб их участия в циркуляции общественных благ [Ильин, 2010; Ильин, 2012 d]. Структура мировой политики в значительной мере определяется направлением потоков общественных благ. Государства в этой глобальной системе становятся своего рода ячейками для организации и учета (подведения баланса) обмена общественными благами, которые могут производиться не только государственными ведомствами, но также транснациональными и субнациональными акторами. Плотность и интенсивность циркуляции общественных благ как раз и характеризуют масштаб отдельных ячеек или государств.
Соответственно появляется возможность выделить крупномасштабных поставщиков общественных благ или мегагосударства. Далее можно выделить участников циркуляции общественных благ, которые способны поддерживать баланс между получением и предоставлением общественных благ. Это макрогосударства. Оба объединяют нетто-получателей общественных благ. Одни при этом участвуют в циркуляции общественных благ – пусть и при дефицитном балансе. Они обладают в силу этого определенной долей самостоятельности. Другие же попросту не производят некоторых общественных благ, например, связанных с международной безопасностью, научно-технической деятельностью и т.п. Эти политии полностью зависят от поставляемых извне общественных благ. Предлагается различать эти группы как мини- и макрогосударства.
