Виктор только набрался смелости и решил позвать Анну, но, услышав шаги по гравию, выглянул во двор. Элинор возбужденно подпрыгивала во дворе и махала вытянутыми руками, скрещивая их над головой, как раненый десантник, подающий сигналы вертолету; прямые светлые волосы мотались из стороны в сторону.
Она беззвучно, с преувеличенной четкостью шевеля губами, изобразила слово «привет», будто разговаривала с глухим иностранцем.
– Открыто! – крикнул Виктор.
Какая изумительная жизнерадостность, подумал он и направился к двери.
Анна, ожидавшая крика «Завтрак!», с удивлением услыхала: «Открыто», соскочила с кровати и помчалась на первый этаж здороваться с Элинор.
– Привет! Как дела? А я еще даже не одета.
– А я уже давно проснулась, – сказала Элинор.
– Доброе утро, дорогая. Завари чаю, пожалуйста, – попросил Виктор. – Будешь чай, Элинор?
– Нет, спасибо.
Анна заварила чай и ушла переодеваться, довольная тем, что Элинор приехала пораньше. Хотя, конечно же, возбужденное состояние Элинор и струйки пота на ее густо напудренном лице свидетельствовали о том, что ей не стоит вести машину. Анне надо было под каким-то предлогом сесть за руль самой.
На кухне Элинор, зажав губами сигарету, принялась обшаривать сумочку в поисках зажигалки. Солнечных очков она не снимала, поэтому найти что-нибудь в темном хаосе сумки было тяжело. Среди пяти или шести карамельных пластмассовых баночек с таблетками то и дело попадались пачки сигарет «Плейерс», записная книжка в синем кожаном переплете, карандаши, помада, золотая пудреница, маленькая серебряная фляжка с ликером «Фернет-Бранка» и квитанция из химчистки «Дживс» на Понт-стрит. Пальцы нервно ощупывали вещи в сумочке, но красная пластмассовая зажигалка так и не обнаружилась, хотя она наверняка там была.
– Боже мой, я схожу с ума, – пробормотала Элинор и громко добавила: – Я повезу Анну обедать в Синь.
– В Синь? Не далековато ли?
– Это смотря как ехать, – заявила она вполне серьезно, но прозвучало дурашливо.
– Да уж, – терпеливо улыбнулся Виктор. – Наверняка получится быстро, но все равно дорога дальняя.
– Безусловно, только рейс Николаса прибывает в три, а мы будем проезжать мимо великолепных рощ пробковых дубов… – Как ни странно, ей под руку снова попалась квитанция из химчистки. Наверное, их было несколько. – А еще по дороге есть монастырь, но туда мы вряд ли успеем. И когда мы едем этой дорогой в аэропорт, Патрик всегда просит остановиться в парке аттракционов Дикого Запада. Может, в этот раз мы туда заглянем. – Тьфу ты, сколько ни шарь, одни таблетки. – И впрямь надо с ним туда съездить. А, вот и зажигалка. Кстати, как продвигается твоя книга?
– Понимаешь ли, – насмешливо сказал Виктор, – тема личности весьма обширна.
– Значит, там без Фрейда не обойтись?
Вопрос, заданный не в первый раз, вызывал у Виктора отчаянное желание все-таки взяться за работу, лишь бы больше на него не отвечать.
– Я не рассматриваю эти проблемы с точки зрения психоанализа.
– Ах вот как! – Элинор, прикурив сигарету, приготовилась увлеченно внимать. – А я думала, что это… ну, как это там называется? В общем, что это будет очень психологично. Ведь личность как раз и заключается в уме, правда?
– Я обязательно процитирую твои слова, – пообещал Виктор. – Элинор, а скажи-ка, Николас приезжает со своей четвертой женой? Или с пятой? Я подзабыл.
Нет, бесполезно. Она снова почувствовала себя полной дурой. Она всегда чувствовала себя дурой в обществе Дэвида и его друзей, даже если знала, что дураками были они сами.
– Она ему не жена, – объяснила Элинор. – Он ушел от третьей жены, Джорджины, а на этой еще не женился. Ее зовут Бриджит. Мы, кажется, встречались в Лондоне, но я ее плохо помню.
По лестнице спустилась Анна, в белом хлопчатобумажном платье, как две капли воды похожем на белую ночную сорочку. Виктор с удовлетворением решил, что возраст пока что позволяет Анне носить такие молодежные наряды. Белое платье подчеркивало обманчивую безмятежность ее широкоскулого лица и глубоких черных глаз. Анна легкими шагами вошла на кухню. А вот Элинор напомнила Виктору реплику леди Уишфорт: «Да я вся облезла – как есть облупленная стена!»{9}
– Все, я готова, – сказала Анна. – Можно ехать. – И обратилась к Виктору: – Ты не останешься без обеда?
– Ты же знаешь нас, философов. Мы не обращаем внимания на такие пустяки. И потом, я всегда могу сходить в «Кокьер», отведать каре ягненка с беарнским соусом.
– Беарнский соус? К ягненку? – удивилась Анна.
– Разумеется. Тот самый соус, из-за которого бедный герцог де Германт так проголодался, что не нашел времени побеседовать с сомнительной дочерью умирающего Свана{10}.
Анна улыбнулась Элинор:
– Вы тоже завтракаете с Прустом?
– Нет, но мы часто с ним ужинаем, – ответила Элинор.
Женщины попрощались и ушли, а Виктор направился к холодильнику. День был свободен, следовало окунуться в работу, но внезапно очень захотелось есть.
4
– Боже мой, как мне плохо, – простонал Николас, включая лампу на прикроватной тумбочке.
– Бедный мой бельчонок, – сонно пробормотала Бриджит.
– Что мы сегодня делаем? Я не помню.
– Летим на юг Франции.
– Ах да. Ужас. А когда самолет?
– В двенадцать, что ли. Прибывает в три, что ли. Там час разницы, что ли.
– Ради бога, прекрати говорить «что ли».
– Извини.
– Бог его знает, ради чего мы вчера так долго задержались. Моя соседка справа была невыносима. Видно, ей однажды сказали, что у нее хорошенький подбородок, поэтому она обзавелась еще несколькими. Между прочим, когда-то она была женой Джорджа Уотфорда.
– Кого? – спросила Бриджит.
– Помнишь, в прошлые выходные Питер показывал альбом с фотографиями? Джордж – тот, который с лицом как слой жженого сахара на крем-брюле после первого удара ложкой, все в тонюсеньких трещинках.
– Ну, не каждому дано иметь любовника, который и богат, и красив, – заявила Бриджит, скользнув под простынями поближе к нему.
– Эй, красотка, дай покою, – протянул Николас с воображаемым ньюкаслским акцентом, скатился с кровати со стоном: – Ох, смерть моя пришла, – и, паясничая, пополз по алому ковру к открытой двери в ванную.
Бриджит окинула Николаса критическим взглядом. За последний год он растолстел. Может быть, мужчина в возрасте все-таки не совсем то, что нужно. Двадцать три года разницы – большой срок, а в двадцать лет Бриджит еще не обуяла лихорадка замужества, снедавшая старших сестер Уотсон-Скотт, галопом несущихся к тридцатилетию своей безалаберной жизни. Все приятели Николаса ужасные старперы, да еще и нудные. С Николасом кислотой не закинешься. Нет, вообще-то, можно, она пробовала, но с Барри интереснее. У Николаса нет ни клевой музыки, ни клевых шмоток, и ведет он себя отстойно. Барри жалко, конечно, но девушкам приходится выбирать.
Хорошо, что Николас очень богат и красив, а еще он – баронет. Это приятно и как-то по-джейн-остеновски. Конечно, еще чуть-чуть – и о нем станут говорить: «Сразу видно, что в молодости он прекрасно выглядел», а кто-нибудь из жалости возразит: «Ну, он еще очень даже ничего». Может быть, она выйдет за него замуж и станет четвертой леди Пратт. А потом разведется, получит полмиллиона фунтов, что ли, возьмет Барри в невольники, ради секса, а в магазинах все равно будет называть себя леди Пратт. Боже мой, она иногда такая циничная, даже страшно.
Николас считал, что она с ним из-за секса, только это было не так. Нет, конечно, началось все из-за секса, на той вечеринке, где они познакомились. Николас напился в дым и поинтересовался, она натуральная блондинка или как. Фу, противный. Барри уехал в Гластонбери{11}, а ей было скучно, поэтому она со значением взглянула на Николаса, сказала: «Проверь, если хочешь» – и вышла из комнаты. Он проверил и решил, что натуральная, чудик, он же не знал, что она красит волосы везде. Если пользоваться косметикой, то тщательно и с умом – вот какой у нее был девиз.