Эди тут же затеял шумную возню с собаками, а Мельхиор предложил Виоле присесть на лавочку. Вместо того, чтобы занять место рядом, подстелил себе плащ и уселся напротив, сложив длинные ноги каким-то экзотическим способом. Заглянул женщине в глаза.

— Зачем, Виола? — спросил он внезапно.

Та аж дёрнулась, таким неожиданным и непонятным оказался вопрос. Мельхиор пояснил:

— Зачем ты заставляешь Эди делать выбор? Ведь на самом деле выбираешь ты, это всем понятно.

Она сощурилась.

— Не понимаешь? А жаль. Поверь, я знаю, что делаю. Он не станет выбирать, доверится мне, тут ты прав. Но то, что у него есть такая возможность, очень важно для моего сына. Пойми: отец отказался от него при рождении. Как будто он недостойный, не того сорта. Да и я, его мать, тоже вроде как негодящая оказалась: меня бросили, на мне не женились. Мы с Тео и Гиной, конечно, старались не дать ему это почувствовать, но всем рты не заткнёшь. Пусть перед законом я вдова, в Касселе знают, что Эдмон — ребёнок, рождённый вне брака. Многие из-за этого нас сторонятся, а что уж говорят за моей спиной… Мальчик не дурак, слышит и понимает больше, чем можно вообразить. Несколько раз он мне задавал такие вопросы и передавал такие слова, что вспоминать не хочется.

— А ты?

— Выкручивалась как могла, — пожала она плечами, — пыталась ему внушить, что всё это не имеет значения. Но он же видел мою боль и растерянность. Поэтому сейчас, когда есть такая возможность, я хочу чтобы он увидел, что любим и нужен. Родной отец от него не отказывается, за счастье почитает назвать Эдмона сыном. Но теперь есть и другой человек, который рад признать его своим. Достойный, благородный, честный и к тому же настоящий маг, без дураков. Тот, кому он уже привык доверять.

Маг осторожно потянулся вперёд и взял её за руку.

— И если он выберет меня, ты выйдешь за меня замуж?

Она решительно тряхнула волосами.

— Я выйду за тебя безо всяких если, Мельхиор. Я же тебе уже пообещала. Или ты считаешь, что я бросаю слова на ветер?

Если она полагала, что этим сказала всё, то у мага было другое понимание ситуации. Он взволнованно произнёс:

— А Ульрих? Это я к тому, что ты должна знать гремонские законы: если отец-граф его признает, то тебя никто спрашивать не будет, заберут мальчика и всё.

Лицо женщины стало не злым, нет, непримиримым.

— Ты веришь, что я могу оставить Эди в этой зловонной дыре, называемой графством Эгон? Да я костьми лягу, но он тут жить не будет! Нечего впутывать моего мальчика в здешние дурнопахнущие интриги. Я рассказывала тебе про барона Давенеи, да ты и сам был свидетелем, на что готов был пойти этот тип. Не уверена, что с его смертью подковёрные игры прекратились. Мало ли кому прочит король этот жирный кусок, а тут поперёк стоят Ули и мой сыночек. Неужели ты думаешь, что они не перступят через жизнь ребёнка? Поверь, в графстве Эдмону грозит опасность, я его тут не оставлю ни за какие коврижки.

— Но законы, Виола…

Она не слушала.

— Если надо, выкраду, пойду на сделку с кем угодно, убью в конце концов, если другого выхода не останется, лишь бы выцарапать моего сыночка из этой клоаки. Если Ули думает, что я сдамся без боя, то он просчитался. Не на такую напал!

Она резко стукнула ладонью по скамейке и тут же отдёрнула отбитую руку, стала дуть на покрасневшие пальцы. Заметив это, к ним подбежал Эди, окружённый собаками.

— Ты на что-то сердишься, мама? — спросил он, — Не надо, не злись. Смотри: Клык на вид такой грозный, но на самом деле добрый.

Он обнял здоровенного пса, стоявшего справа, повис у него на шее, стал теребить густую шерсть. Зверюга молча терпела все издевательства и только когда Эди попытался залезть ей на спину, опрокинула мальчишку на траву и прижала лобастой головой, чтобы лежал тихо, не вставал. Эдмон барахтался в траве как перевёрнутый на спину жук и счастливо смеялся.

Виола, глядя на эту картину, усмехнулась, а Мельхиор сказал:

— Он добрый, но на шею себе садиться не позволяет. Точь-в-точь как твоя мама, дружище.

При этих словах Эди перестал барахтаться и отбиваться, а пёс тут же спокойно убрал свою башку, чтобы ребёнок мог встать. Поднявшись и отряхнув перепачканные травяным соком штанишки, мальчик гордо сказал:

— Да, мама у меня такая. Добрая и храбрая. А ещё красивая. Она лучше всех.

Повернулся и побежал прочь, а за ним помчались собаки.

— Что это было? — спросил Мельхиор.

Виола лукаво склонила голову к плечу и прошептала:

— Не знаю. Мне кажется, тебе только что предложили побороться за мои руку и сердце.

Затем она закрыла лицо руками и резко выдохнула, а когда отняла руки и снова посмотрела на мага, то только слепой не увидел бы написанное у неё на лбу огромное облегчение. Мельхиор не понял, с чем оно связано, но Виола не стала скрывать свои мысли.

— Ты понял, что произошло? Эди показал всем, и мне в том числе, что не имеет ничего против того, чтобы ты стал членом его семьи. Неважно, если он то же самое скажет Ули, теперь выбор уже за мной.

Маг не поверил свои ушам, поэтому на всякий случай переспросил:

— А ты хочешь сказать, что выбрала меня?

— Пока не знаю, но то, что ждёт меня с тобой, нравится мне значительно больше, чем то, что может предложить граф Эгон. Оно как-то лучше согласуется с моими жизненными устремлениями. Конечно, бакалея и специи мне ближе, но надо расти над собой. Так что я вполне могу научиться продавать зелья и артефакты, тем более что это значительно более выгодно.

Мельхиор с трудом удержал на лице спокойное выражение, для этого пришлось отвести глаза и уставиться на проросший между камнями мох. Сейчас ему хотелось ругаться самыми последними словами. Ну вот как так можно: приласкать и тут же дать по морде? Что это: бездушие, жестокость, желание поиграть с жертвой или искреннее деловое мнение купчихи? Мол, так мне выгоднее, поэтому назначу мужем тебя. А что назначенный чувствует, её совершенно не волнует.

Тонкие пальцы легли на его запястье. Он повернулся и увидел на лице Виолы непередаваемую смесь из кокетства, насмешки и доброжелательной улыбки, явно адресованную лично ему.

— Ты разочарован? — спросила она лукаво, — Прости. Сейчас не лучшее время говорить о чувствах. Пока рановато, мне так кажется. Ты стал для меня и Эди очень близким человеком, таким, как Тео или Гина. Членом семьи. Превратится ли это для нас в нечто большее? Мы оба можем только надеяться и делать всё от нас зависящее, чтобы так и было. Для меня безумная страсть — это что-то из раздела сказок, я в первую очередь живу разумом. Но не думаю, что мои чувства чем-то хуже, чем у тех, кто влюбляется очертя голову. Они не такие быстрые и яркие, да, зато надёжные. Не сгорят, не рассыплются прахом при первом испытании, а станут с годами только крепче и сильнее. Так что если ты не боишься, мы можем попытаться. Сначала храм доброй матери, затем и о магии можно будет подумать. Всё, как ты планировал.

— А Ули? — спросил вдруг Мельхиор, хотя минуту назад даже не вспоминал о злосчастном графе.

Виола поднялась со скамейки.

— А что Ули? — спросила она, — ты думаешь, он тебе соперник? Три года назад — да, наверное. Я тогда была как не в себе. А сейчас… Если бы не Гедвига, я про него и не вспомнила бы. Знаю и могу сказать одно: граф Ульрих Эгон — это прошлое. Мне казалось, что между нами любовь, но сейчас могу сказать определённо: не было никакой любви. Просто он тогда потерял стержень в жизни и искал, на кого бы опереться. А я… Ты помнишь моё условие: никаких личных отношений? Я их боялась как огня! Тебя тоже. Если помнишь, даже подходить ближе чем на два локтя избегала. Когда-нибудь я расскажу тебе мою историю в подробностях и ты поймёшь, почему так случилось. Но боязнь боязнью, а жить, умирая от ужаса каждый раз, как мужчина к тебе просто прикоснётся, а тем более тебя захочет, было невозможно. Судьба оказалась умнее меня и подсунула Ульриха. Он сумел меня избавить от этого страха, спасибо ему. Но теперь у каждого из нас своя дорога и они ведут в разные стороны.